В себя я пришла, когда услышала плач близнецов (их голоса я узнаю из тысячи). Подобрав свои ножи, я рванула в сторону, откуда раздавались их крики. Тори следовала по пятам. Больше на нашем пути никто из охраны не попадался. Я нашла дверь, за которой раздавался плач мальчиков. Отодвинув широкую щеколду, я вбежала в комнату. Кроме Лукаса и Леона, там никого нет. Я упала на колени. Они с визгом кинулись в мои раскрытые объятия, я прижала их к себе так крепко, что они закряхтели, глотая слезы осыпала их чумазые личики поцелуями. Я повернулась к Виктории. Ее взгляд обеспокоен: здесь нет Эйтора. Меня тоже охватила тревога. Я спросила у мальчиков, где Эйтор, но они ничего не знают.
— Тори, побудьте с мальчиками. Я пройдусь до конца коридора, там еще три двери.
Когда Виктория кивнула, я буквально вылетела из комнаты и начала открывать по очереди все двери. В последней я нашла Эйтора, но он лежал на полу и не двигался. У меня закружилась голова, в глазах почернело, я на подкашивающихся ногах приблизилась к нему, опустилась на колени, его каштановые волосы слиплись от чего-то темного — это кровь. Я откинула волосы с его лба и осмотрела его бледное лицо. Мне показалось, что он не дышит.
— Нет, нет, нет, Эйтор! Ну же, открой глаза. — Запричитала я, судорожно всхлипывая.
По моим щекам заструились слезы капая на его лицо. Он не среагировал на мой приказ. Я прижалась своим лбом к его и зашептала молитву:
— Пожалуйста, пожалуйста, не забирай его, Господи! Умоляю тебя, оставь его! Он нужен нам: он нужен Тори, он нужен мне, черт возьми!
Я уловила глубокий вздох, сотрясающий грудь Эйтора. Подняла голову и посмотрела прямо в его открытые янтарные глаза: там плясали смешинки. Его голос очень слаб, и его едва слышно, когда он начал говорить:
— Алекс, ты такая шумная! На будущее: прежде чем молить у бога о возвращении человека с того света, убедись, что он мертв, например проверь пульс. Я был просто в глубоком обмороке, но твои причитания, малышка, разбудят и мертвого.
Я не поверила ушам своим: в таком состоянии, после всего, что случилось, этот парень умудряется шутить?! Но не это сейчас главное, а то, что он жив! Я склонилась к нему и осыпала поцелуями все его лицо, как недавно так же осыпала поцелуями мальчиков. Остановившись, я помогла ему подняться, перекинула его руку через свое плечо, и мы пошли к выходу из комнаты. Во мне открылось второе дыхание. На губах Эйтора играла широкая белозубая улыбка. Он посмотрел на меня, в его глазах плескалась нежность.
— Чему ты улыбаешься, Эйтор? — Поинтересовалась я.
— Я тебе не безразличен, ты мне лгала все это время. — Прошептал он, стискивая мое плечо чуть крепче.
— С чего такие выводы?
— Ну, за человека, который тебе безразличен, так не молят Господа, и его не целуют, когда он оказывается жив.
— Обсудим это позже? — Я себя выдала, и мне теперь нужно время, чтобы придумать оправдания своим порывам.
— Да, сейчас не время, но позже ты от меня не отвертишься.
Тори стояла с мальчиками в коридоре. Как только мы приблизились, она сжала Эйтора в объятьях. Он скривился от боли, но промолчал.
Выбрались из этого дома ужасов мы без происшествий. Вечеринка продолжалась. Кажется, мы увели у них из-под носа их завтрак: кроме наших ребят, в пристройке больше никого не было. Мы даже не притормозили, как только вошли в лес, мы продолжили идти вперед без передышки: нам нужно было убраться от этого места как можно дальше.
Остановились мы, когда я заметила, что Эйтор стал спотыкаться. Я внимательно на него посмотрела: он стал еще бледнее, на лбу выступила испарина, губы побелели и плотно сжаты.
— Привал, ребята! — произнесла я.
Эйтор все еще опирался на меня, поэтому я подвела его к ближайшему дереву и посадила, облокотив спиной о ствол. Его взгляд был расфокусирован: парень вот-вот потеряет сознание. Присев перед ним на корточки, я почувствовала Тори за своей спиной за секунду до того, как она начала говорить:
— Алекс, надо осмотреть его голову, но у нас совсем ничего нет, чтобы обработать ему раны, даже чистой воды.
Эйтор прикрыл глаза и, кажется, отключился на последних словах Виктории. Она права, у нас совсем ничего нет: все наши вещи забрали эти дикари, Эйтору нужно оказать хоть какую-то первую помощь, и желательно продезинфицировать рану на голове. Я до боли закусила губу в отчаянии. Ничего не приходило в голову, а действовать надо было немедленно. Был только один выход. От этой мысли все внутри меня покрылось корочкой льда, по спине прошелся озноб… Я поднялась во весь рост и повернулась к Тори: я решила действовать сейчас, пока страх не накрыл меня с головой, и я не отступила назад.
— Я возвращаюсь в город: нам нужно хоть что-то добыть.
Виктория сделал шаг вперед и положила на мое плечо руку, ее взгляд был твердым.
— Нет, деточка, на этот раз пойду я. Ты и так всегда лезешь в самую гущу событий. Я справлюсь, все же я бывшая вояка.
— Что? Вояка? В каком смысле? — Я удивленно приоткрыла рот, вот уж не ожидала!
— Разреши представиться: спецназ, старший сержант Виктория Пруэнса, в отставке.
— Это… вау! Спецназ… Круто, но все же я…
— Ни слова больше, Алекс. Иду я. Точка. Ждите меня до рассвета. Если я не приду с первыми лучами солнца, двигайтесь вперед, поняла?
— Нет, я пойду за вами, если вы не вернетесь.
— Нет, не пойдешь. Что же ты, оставишь мальчиков одних? Эйтор без сознания, он не сможет их защитить в случае чего.
— Хорошо, Тори, — я устало потерла глаза, — но черт возьми! Возвращайтесь во что бы ни стало. Эйтору нужна помощь. Помните об этом, когда будете в городе.
— Я вернусь, деточка, и все у нас будет о’кей.
Я подошла к Тори и крепко ее обняла, она замерла на секунду, но потом обняла меня в ответ, неуклюже похлопывая по спине.
Прошло уже более двух часов после ухода Тори. Эйтор так и не пришёл в сознание, но его дыхание было глубоким и ровным. Все, что я могла для него сделать на данный момент, — это сесть рядом и положить его голову на свои колени. Лукас и Леон пристроились рядом.
Кажется, я задремала всего на минуту, но, когда я открыла глаза, первые лучи солнца уже пробивались сквозь зеленую листву деревьев. Мое тело онемело, шея затекла от неудобного положения. Я повертела ее из стороны в сторону, разминая. Мальчики все еще спали, тесно прижимаясь ко мне. Я опустила глаза вниз, на свои колени, и встретилась с янтарными глазами Эйтора.
— Привет, Алекс. — Прошелестел он.
Я вздохнула с облегчением: он пришёл в себя, а это уже неплохо.
— Доброе утро, Эйтор. Как ты себя чувствуешь? Где болит? Как голова?
Он закрыл глаза, затем пошевелил головой, скривился и распахнул глаза:
— У меня немного болят отбитые ребра, но это, скорее всего, просто ушибы, не перелом; а вот с головой хуже — кажется, сотрясение: едва я ей шевелю, как меня одолевает дикая боль и поднимается тошнота.
Он чуть сдвинул голову вбок и осмотрелся вокруг. Ничего не обнаружив, он перевел взгляд на меня:
— Где Тори?
Я глубоко вздохнула и отвела глаза в сторону: мне было стыдно, что я отпустила ее, вместо того чтобы пойти самой.
— Она вернулась в город. Нам нужны небольшие запасы, хотя бы воды и одеял, ну, и предметы первой помощи: у нас ничего нет. Эйтор, хотела пойти я, но Виктория не позволила, и… прости, Эйтор.
— За что, Алекс?
— Ну, я отпустила Викторию одну… Я вообще не должна была ее пускать, надо было не слушать и идти самой… — я замолчала, когда почувствовала его руку на своей щеке.
Он нежно повернул мое лицо к себе. Мне пришлось посмотреть ему в глаза: он этого хотел, но, вопреки моим ожиданиям, там не было злости и обвинения.
— Эй, успокойся, не надо извинений, Алекс. Тори — самая упертая женщина в мире (ну, если не считать тебя, Алекс). Тебе некуда было деваться. Если она что-то решит, ее не переубедить — это у нас семейное. Я не осуждаю тебя. Ты не должна постоянно рваться в бой, Алекс, ты не всесильна. И ты пошла за нами в логово этих паразитов. Как я могу после этого что-то от тебя требовать? Или в чем-то обвинять? — он глубоко вздохнул, интенсивно заглядывая мне в глаза. — Господи, да я в жизни не встречал такой смелой и самоотверженной девушки, как ты! Перестань гнобить себя. Я уверен, Тори вернется с минуту на минуту. Ты не представляешь, насколько она сильна и хитра: мы с тобой и в подметки ей не годимся.
— Что верно, то верно, мальчик мой, вам до меня еще расти и расти.
Я резко повернула голову вправо, на голос Виктории. Она была уставшей, неизменная сигарета кочевала у неё во рту из стороны в сторону, распространяя аромат табака. Но она была цела, и в руках у нее были две забитые доверху спортивные сумки. Я улыбнулась, и мое тело расслабилось, я сдулась, как воздушный шарик, даже не замечая, насколько до этого была напряжена.
— Рада видеть тебя, Тори. — Произнесла с улыбкой.
Она подошла к нам и сбросила сумки на землю. Присев на корточки, она стала рыться в одной из сумок:
— И я рада видеть вас, ребятки. Ну, Эйтор, как самочувствие?
Эйтор посмотрел на меня, улыбнулся и подмигнул:
— Спать на коленях у Алекс — одно удовольствие. Я почти здоров.
Я закатила глаза: этого парня ничто не проймёт.
Виктория хмыкнула и выудила из сумки полноценный стерильный бинт, а следом — бутылку виски:
— Что ж, это все, что мне удалось раздобыть. Так, мальчик мой, приготовься: сейчас будет больно.
Я разбудила близнецов и попросила немного отойти, они потерли заспанные глазки и отошли на пару шагов, с любопытством уставившись на нас. Я помогла Эйтору принять вертикальное положение и встала позади него на колени, слегка придерживая его спину. Тори тоже встала перед ним на колени. Раздвинув его волосы в стороны в районе раны, она чертыхнулась. Сначала взяв бутылку с водой, она аккуратно промыла ему рану. Эйтор не дернулся, но вот когда в ход пошёл виски, он вздрогнул и зашипел, ругаясь сквозь зубы на непонятном мне языке. Чтобы немного отвлечь его, я заговорила:
— Необычное наречие. Это язык твоего народа?
— Да, это мой родной язык.
— Интересно, красивое звучание. А что ты сейчас сказал?
— Лучше тебе не знать, малышка: уши в трубочку свернутся.
— Здорово! Научишь меня каким-нибудь фразам?
— Конечно, но не этим: они слишком грязные для твоего ротика.
— Скажи что-нибудь сейчас — мне.
Эйтор слегка повернул голову в мою сторону и слабо улыбнулся. Тори в этот момент промокала его рану на голове кусочком бинта.
— Omaa ayaan, gego maajaaken. (Будь здесь, не уходи.)
— Что ты сказал?
— Просто, чтобы ты была рядом.
— Хорошо, я и не собиралась уходить. Скажи еще что-нибудь.
— Nawaj nindaa-minwedam. (Я без ума от тебя.)
— А это что значит?
— Разве это важно, Алекс? Ты же просто пытаешься меня отвлечь — спасибо за это, — Эйтор замолчал, и, как я ни пыталась, больше не смогла втянуть его в разговор.
Немного погодя его голова была перебинтована. Тори, облегченно выдохнув, опрокинула в себя виски прямо из горла. Недолго думая, я протянула к ней руку, прося передать мне бутылку. Я уже сидела на земле в позе лотоса, близнецы сидели рядом, а Эйтор — напротив, прислонившись к дереву. Виктория вскинула брови, но всё-таки молча протянула мне бутылку. Я сделала несколько внушительных глотков и закашлялась, горло обожгло огнем, из глаз потекли слезы. Эйтор подался вперёд и вырвал бутылку из моих рук:
— Потише, Алекс. Так ты опьянеешь за пару минут, а нам нужно, чтобы ты была трезвой. Надо выдвигаться дальше, незачем тянуть время.
Наконец прокашлявшись, я посмотрела на него: он уже закручивал бутылку крышкой. Он был прав: нам действительно пора было двигаться дальше, иначе мы могли вновь угодить в лапы каннибалов.
Глава 7
Тори — волшебница: я не знаю, где она побывала, но она добыла все самое необходимое на первое время, она даже достала нам нижнее белье — невероятно! Была там и верхняя одежда, для всех понемногу, и, что самое замечательное, она достала три спальных мешка. До этого у нас их было всего два, и делить один из них полночи с Эйтором, а потом практически раннее утро с Тори было не очень приятно. Ладно, я лгу, с Эйтором было спать приятно, я чувствовала себя защищённой рядом с ним, но вот Тори похрапывала во сне, и это утомляло.
Через три дня мы наткнулись на первый небольшой водоем. Эйтор уже чувствовал себя вполне неплохо, чтобы доставать меня, но тем не менее я попросила Тори остаться с ними в лагере, когда пошла мыться. Это было ни с чем не сравнимое наслаждение — наконец смыть с себя всю грязь и кровь. Я намыливалась несколько раз, мне казалось, что чужая кровь въелась в мою кожу.
Как ни странно, но, когда я вернулась, Тори уже спала в одном из спальных мешков. Лукас и Леон тоже сладко сопели, прижавшись друг к другу. Эйтор сидел у костра и задумчиво смотрел на огонь. Я подошла и присела рядом, ближе к огню, чтобы просушить свои длинные волосы. Они доставали мне до поясницы, постоянно путались и были в грязи, я устала с ними бороться. Хорошо, что Тори не забыла о расчёске. Сейчас, поборовшись с колтунами в течение нескольких минут, я приняла радикальное решение. Вскинув голову, я посмотрела на Эйтора: он наблюдал за мной.
— Эйтор, окажешь мне услугу?
Он вскинул одну бровь, на лице появилась нахальная улыбка.
— Для тебя — что угодно, Алекс.
Я подошла к нему и, достав из заднего кармана острый метательный нож, протянула ему. Он взял, вопросительно вскинув брови. Я повернулась к нему спиной, села перед ним вплотную, перекинув свои тяжёлые волосы назад, и скомандовала:
— Режь, чтобы они едва спускались с плеч.
Сзади царила тишина, никаких движений не последовало. Я обернулась. Эйтор смотрел на меня, нахмурив брови:
— Ты уверена, Алекс?
— Да! Я устала от них, понимаешь? Сейчас не та ситуация, я не могу за ними ухаживать, они мешают.
Он долгое время смотрел на мои волосы, затем протянул руки и нежно их пропустил сквозь свои пальцы:
— Мне жаль, Алекс: твои волосы прекрасны, но ты права. Готова?
Я снова повернулась к нему спиной:
— Да, готова. Ты только постарайся обрезать поровнее, хорошо?
— Хорошо.
Через тридцать минут я почувствовала, как моей голове стало легче, волосы рассыпались по плечам, моментально высохнув и закрутившись на концах в колечки. Эйтор протяжно вздохнул. Я поднялась, подобрала с земли свои остриженные волосы и бросила их в костёр. Вернувшись, я снова присела рядом с Эйтором.
Немного погодя он нарушил тишину:
— Поговорим?
Я посмотрела на него. Его вид был очень решительным. О нет, черт возьми! Он хочет поговорить о моем проявлении чувств к нему, когда я подумала, что он умирает. Я сделала вид, что не понимаю:
— Ага, о чем?
— О том, что тогда произошло. Алекс, ты сказала тогда, что я тебе нужен, и ты меня поцеловала — сама.
— Эйтор, я была под давлением своих эмоций, я перепугалась, что ты мертв. Все же ты мне небезразличен, я привязалась к тебе, так же как и к Виктории, но не более: я не влюблена в тебя. Ничуть.
Он сузил глаза и придвинулся ко мне, сокращая дистанцию, вторгаясь в мое личное пространство:
— Почему-то, Александра, я не верю ни единому твоему слову. Ты жуткая лгунья!
Я вспылила и вскочила на ноги, отходя от него на несколько шагов:
— Думай, что хочешь, Эйтор. Разговор окончен, я спать.
Я развернулась и уже дошла до своего спального мешка, когда услышала его слова (он снова говорил на своем языке):
— Gaawiin aawanzinoon. Gigiiwanim. (Все равно ты будешь моей.)
Я обернулась: Эйтор смотрел на меня, не отводя глаз. По моей коже прошёлся холодок: в его кошачьих глазах было обещание. Я вдруг вспомнила слова Тори о том, что в его жилах течет дикая индейская кровь и что он никогда не отступит от своей цели. Мне до одури захотелось узнать, что означают его последние слова, но я промолчала. Просто развернулась и стала устраиваться ко сну.
Мы продвигались дальше лесами по мексиканской земле. На нашем пути пару раз встречались другие лагеря. Присматриваясь к их обитателям и не обнаруживая никаких признаков каннибализма, мы обходили их стороной. Мы снова начали ставить силки на животных. Эйтор окончательно поправился, через три недели мы возобновили свои тренировки. Эйтор не приставал ко мне, не заводил больше разговоров о наших отношениях, но меня не покидало ощущение, что он вынашивает какой- то план, я точно знала: он просто так не сдастся, и его поведение просто затишье перед бурей.