Глава 5
Я опять засел за изготовление амулетов, забросив все прочие дела. На орихалк, наверное, ушло тонн двадцать пять полученного металла от самолётов, включая и авиабомбы с них. Амулеты были нужны не только боевые, защитные, для ментальных чар и прочие, но и маскировочные. И я совсем не про новые, с помощью которых можно было расширить периметр лагерей — основного и еврейского (хотя, тот пора называть красноармейским, так как бывших военнопленных там сейчас больше, чем евреев). Оказалось, что стали разрушаться самые первые, созданные из черепов. Ещё две зарядки маной они выдержат, но после этого окончательно рассыплются. Самым идеальным вариантом будет трансфигурировать адамантий. Но, драконы меня задери, меня жадность душит потратить гору трофеев на несколько килограммов этого сверхценного материала, чтобы потом его превратить в примитивные амулеты. Но если я всё же решусь, то амулеты из этого металла сами восстанавливали бы и заряд маны, и заклинание, которое со временем развеивается, если бы было наложено на другие материалы.
Закончив работу с амулетами и установив их в нужных точках, я занялся тем, чего ждали от меня помощники — перерождением тех в волшебных существ. Обрадовав Бориса новостью, что уже сегодня он сможет получить, хе-хе, бурую или серую шубку, я ушёл к себе в комнату, чтобы час отдохнуть перед тем, как устроиться на троне. Но не успел я снять верхнюю одежду, как в дверь кто-то постучал.
— Паша? Ты чего? — удивился я, увидев на пороге Струкова, потом догадался. — А-а, понял, ты созрел, наконец-то.
— Так точно, — кивнул он, ответив по старорежимному военному (кое в чём меня уже просветили). — Только я не хочу ни медведем быть, ни волком. После полёта на немецком самолёте я понял, что на земле жизни мне нет, одна тоска. Меня туда тянет, в небо, — он вздохнул и поднял взгляд к потолку.
Непроизвольно посмотрев туда же за ним, я озадаченно поинтересовался:
— А я как могу тебе помочь?
Тут пришла очередь парня удивляться.
— То есть? Киррлис, ты говорил, что в башне три варианта оборотней: медведь, волк и сокол.
— Демоны! — я провёл ладонью себе по лицу. — Совсем вылетело из головы, Паша.
— Ты бы отдохнул, тогда бы и голова стала лучше работать и память тоже.
— Кто бы за меня ещё мою работу сделал, — поморщился я, понимая справедливость слов собеседника и одновременно зная, что даже один день, проведённый в лени, может сыграть трагичную роль в моих планах.
— Я бы отдохнул на твоём месте. Да и огляделся по сторонам со свежей головой, — странно сказал он и подмигнул. — Вдруг, какую-нибудь влюблённую в себя девушку увидел бы.
— Паш, заканчивай загадками говорить. Какие влюблённые девушки? Откуда? Или ты про Машу?
Тот закатил глаза под лоб.
— Да она на меня даже не смотрит. Ты что-то путаешь, — продолжил я. — И вообще, ты тему не меняй, чтобы окончательно мой разум не запутать. Пришёл сказать, что хочешь стать оборотнем-соколом?
— Да, — опять повторил он. — Можно?
— Нужно. С Борисом подходи к башне, я ему сказал, когда. И… ну, сам знаешь риски. Извини, но если что пойдёт не так, то ты умрёшь. Сам или от моей руки.
— Я знаю и готов рискнуть, — твёрдо произнёс он.
Перерождение моих помощников в Очаге прошло без неприятных моментов. Чуть-чуть волновался за Пашу, который присягнул мне только сегодня перед тем, как войти в башню. Вышел он настолько изменившимся, что узнать его оказалось сложно. В первую очередь тут свою роль сыграли удлинившиеся волосы и короткая аккуратная бородка с усами. Уши у парня не просто приобрели заострённые кончики, но заметно вытянулись вверх и выглядывали из причёски. Ярко-зелёные глаза, казалось, светились. Фигура стала более сухой и гибкой. Из одежды на нём были: светло-зелёная рубашка со стоячим воротником, украшенная золотой и голубой вышивкой; штаны такого же цвета, как и рубашка; сапожки с вздёрнутыми носками коричневого цвета с зелёными и золотыми вставками; большой плащ до середины голенищ с глубоким с капюшоном и пёстрого цвета из мелких коричневых, зелёных, жёлтых и голубых пятен разного размера. Головного убора Павел не получил, у него имелся лишь шнурок, стягивающий волосы, со вставленным за него большим соколиным пером.
«Ну, натуральный эльфийский полукровка! Причём, человеческой крови в нём меньше», — промелькнула у меня в голове мысль, затем я дал успокаивающий знак Прохору, который, как и всегда, стоял с немецким автоматом с серебряными пулями на границе действия амулета, который не выпускал оборотней дальше порога башни.
— Ну, слава те хосподи, — с облегчением пробормотал он, завёл затвор в прорезь и повесил оружие на плечо. — Паша, ходь сюды, что замер?
Струков вздрогнул и закрутил головой по сторонам. Для него, находящегося в зоне действия специального амулета, голос беролака прозвучала невнятно и с неопределённой стороны. И только после этого я деактивировал амулет.
— Лорд, — немедленно рухнул на одно колено он.
— Всё в порядке, Паш. Ритуал прошёл отлично, — сказал я. — Обращайся ко мне по-старому, если хочешь. Да и мне так проще. А то никак не привыкну к своему лордству.
Паша поднялся на ноги и вдруг в одно мгновение обернулся птицей. Соколом. Его вторая форма была в полтора раза крупнее, чем у обычного представителя данных пернатых. Потоптавшись несколько секунд, сокол издал резкий крик и взлетел. Очень быстро он набрал высоту и превратился в крошечную точку в голубом небе.
— Экий он прыткий, — с осуждением покачал головой Прохор. — Даже разрешения не спросил, перед обчеством не показался, не проставился.
— Оставь его, Прохор. У него другой характер теперь, небесный. Он и думать теперь будет иначе.
— Да я смотрю, что и внешне он изменился крупно. Эдакий прямо князь с лубочных картинок. Слухай, Киррлис, а сбить фашистов он может? А то нервов уже никаких нет на эти их летающие тарахтелки. Всё кружат и кружат, да ещё так близко от лагеря.
Собеседник подразумевал немецкий самолёт-разведчик, круживший прямо сейчас над лесом недалеко от нас. И, что интересно, совсем рядом с посадочной полосой, куда опускались бомбардировщики несколько дней назад. Я могу только догадываться, как немцы сумели так точно вычислить это место. Скорее всего, неподалёку находился какой-то отряд разведчиков, ищущий нашу базу (а немцы не прекращают поиски с момента, как я устроил показательную казнь их людей в Витебске). И они сначала заметили сигнальные ракеты, а потом наблюдали за посадкой «юнкерсов» и «хейнкелей». При наличии хорошей оптики, карты с компасом и умению работать с ними, можно с огромной точностью определить примерные координаты посадочной полосы. Тут я сам совершил ошибку, когда приказал варгам патрулировать лес в районе километра от полосы. Нужно было расширить радиус. Ну, да чего уж теперь локти кусать.
— Нет, вряд ли, — отрицательно помотал я головой. — Павел почти ничем от обычной птицы не отличается. Чуть быстрее, сильнее, крупнее и выносливее обычного сокола, и только. Против самолёта из металла он ничего не сделает, скорее сам может погибнуть, если враги его обстреляют из пулемётов. Амулетами пользоваться в звериной форме он не может, сам знаешь по себе.
— Экая жалость, — с досадой крякнул беролак.
Не став дожидаться Струкова, я ушёл к себе, где опять засел за амулеты. А уже поздним вечером, когда феечки натаскали к дубу гору металла с самолётов, занял место на троне и принялся трансфигурировать те ингредиенты и строительные материалы, в которых нуждался для усиления Очага. В первую очередь я заставил проклюнуться пять новых пищевых древ. Мне теперь кучу людей кормить, так что, продукты нужны больше, чем оружие и новые бойцы. Потом поставил в очередь древо трансфигурации, чтобы получать ингредиенты быстрее и больше. Чем Очаг становился крупнее, тем в более значительном количестве золота, самоцветов и прочих стройматериалов он нуждался. Да и перерождения людей в волшебные создания забирают немало средств.
На следующее утро, стоило мне показаться на крыльце, как ко мне подошёл Струков с донельзя смущённым видом.
— Лорд, простите меня за вчерашнюю выходку, — сказал он. — Готов понести любое наказание.
— В этот раз прощаю, принимаю во внимание твоё состояние после обращения.
— Благодарю, лорд, я больше не подведу, — просиял парень.
— Что-то ещё? Говори, я же вижу, что у тебя ещё остались вопросы.
— Да, лорд. Разрешите мне до родных слетать. Я быстро! Уже завтра днём буду здесь, — торопливо произнёс он и с мольбой посмотрел на меня. — А ещё ребята просили письма занести их семьям, чтобы те за них не переживали. Ну, кому будет по пути мне.
— Далеко?
— В Невдубрстрой, это рядом с Ленинградом.
— Ленинградом? — повторил я.
— Да. Немцы хвастаются, что окружили его и вот-вот захватят. А рядом мои родители живут, на Неве, можно сказать.
«Или уже не живут», — подумал я, а вслух продолжил: — Хорошо, ты можешь лететь, но я запрещаю тебе встревать в бои, нападать на немцев, сообщать о себе и показываться кому-то кроме родичей. И мстить, в случае чего, за них тоже. Сам понимаешь, сейчас война идёт, а немцы не жалеют гражданское население. С ними могло случиться всё, что угодно
Тот молча кивнул, стиснув кулаки. Но не от злости на меня, а от эмоций и душевной боли за семью. Как-то помочь им он не может, по крайней мере, существенно. Даже передать продуктов способен чуть-чуть, так как в отличие от волколаков и беролаков он не способен обратиться с большим грузом. Это те даже с пулемётом и запасом патронов могут перекинуться. С трудом, но могут. А сокол нет.
Уже через час он превратился в птицу, взлетел и спустя минуту исчез в небе. С собой он взял около килограмма золота в монетах, чтобы передать родным, столько же мыла, которое ценится в это время практически так же, как и жёлтый металл, около трёх килограммов вяленого мяса. Мог и чуть-чуть больше, но тогда бы существенно снизилась скорость полёта, ведь ещё и писем взял толстую стопку. Если у него всё получится, то кинет в почтовые ящики нужных адресатов.
Вернулся он только через трое суток и с таким видом, про который можно сказать: краше в гроб кладут. Ран и травм не было, но за три дня парень стал ещё более худым, осунулся, в светлых волосах появились седые волосы, а аура светилась отчаянием и страшной сердечной болью.
— Я их не нашёл, никаких следов. Дома нет… да что дом — вся улица разрушена! В посёлке нет никого, кроме немцев, которые там устроили оборонительный рубеж: везде окопы, блиндажи, позиции для пушек и миномётов, пулемётные точки. Ленинград в плотном кольце, — рассказал он вечером, когда Маша его накормила и отпоила чаем пополам с трофейным коньяком. — Я в Ленинград полетел, там в нескольких местах написал на стенах послание родителям. Потом ждал сутки, смотрел, перелетал от одного письма к другому, но всё… но никто не ответил, — он тяжело вздохнул. — Закинул три письма в ящике на почте дальней родне, может, они знают что-то. Ваши письма я принёс назад, извините, не смог, — он виновато посмотрел на товарищей, сидевших за общим столом.
— Мы понимаем, Паш, — ответил Семянчиков. — А родителей ты найдёшь… мы найдём. Вот только немцев прогоним и сразу же найдём!
— Много там немчуры? — резко поменял тему Прохор, воспользовавшись фразой Ивана. — Крепко стоят? Наши их скоро скинут?
— Крепко, очень крепко. Не смогут их наши прогнать. Скоро, точно не смогут, — с трудом, чуть ли не выдавливая из себя слова, ответил Струков.
— Да что ты такое говоришь? — нахмурился второй Иван.
— Я там был и своими глазами всё видел. Южнее моего посёлка наши заняли плацдарм на левом берегу. Он там совсем небольшой, около километра в глубину и чуть больше полутора по фронту. Так там снега не видно, только чёрная свежая земля, перепаханная взрывами и воронки с траншеями. На берегу полно убитых, перед позициями сотни тел наших и немцев. Фашисты заняли ГРЭС, заняли старую крепость, старые береговые позиции и оттуда ведут стрельбу по городу и тому плацдарму. А ещё в Ленинграде голод, там хлеба выдают по сто двадцать пять граммов на детей и взрослых, кто не работает на заводах и не воюет в окопах. Видел мертвецов прямо на улицах и их никто не убирает.
Несмотря на то, что Тишин приносил нам сведения о ходе войны, победах и поражениях РККА и Вермахта, газеты и прочее с фотографиями с полей сражений и с улицами захваченных городов, бывшие (теперь они мои душой и телом) красноармейцы не слишком всему верили. Тем более, сами немцы оказались любителями приврать, выдать желаемое за действительное. И так их вера в собственную армию была сильна, что даже слова товарища, которому нет резона врать, не до конца их убедили. Ленинград для них был символом государственного строя, городом, откуда началось перерождение страны, да что там — символом их жизни, веры, менталитета и будущего. И вдруг такое! Наверное, скажи мне, что иллиитири плотно окружили столицу империи и заставили её жителей и гарнизон затянуть пояса, то я, наверное, отреагировал бы так же.
— Мы можем им как-то помочь? — Иван посмотрел на меня. Следом взгляды остальных сошлись на мне.
— Нет, никак, — отрицательно мотнул я головой.
— Но в Витебске…
— В Витебске была диверсия. И немцы просто не ожидали от нас такой наглости, не были готовы к магии. А там фронт, где всегда хватает бодрствующих опытных солдат, оружия, способов обнаружить диверсантов и невидимок даже без магии. Да и как добраться до Ленинграда, может, подскажете? У меня крыльев нет, у вас тоже, варги тем более ими обделены, — произнёс я, оборвав парня. — Поймите, нет у нас сил сейчас сталкиваться с армией. Никакая магия не поможет против полноценной армии. Точнее не поможет, пока нас мало.
— Можно же что-то придумать, — тихо сказал Струков. — Хотя бы уничтожить одну батарею во время наступления наших.
— Попробую что-то сделать, но обещать ничего не стану, — ответил я, чтобы закрыть тему, оказавшуюся такой болезненной для моих помощников.
Новый год отпраздновали с размахом настолько, насколько это было в наших силах. В моём мире тоже отмечается период, когда заканчивается один календарь и начинается виток нового цикла, но в каждом регионе по-своему и мало где это происходит бурно. У нас яркие праздники приурочены к божественным событиям, к дням свадьбы правителей или иных праздничных моментов в их жизни. Ну, и везде всё происходит по-разному, как уже выше сказал. А вот на Земле новогодние праздники чуть ли не в половине стран мира очень сильно похожи друг на друга. Меня пытались подключить к подготовке к этому мероприятию, но потом махнули рукой, когда поняли, что я даже не представляю, для чего всё это нужно и как можно праздновать, когда столько работы не сделано?
Уже второго числа, отоспавшись до полудня после ночного застолья, где лишь пригубил немного клюквенной наливки и немного поел, я приступил к финальному пункту задачи, над которой работал с того памятного разговора с помощниками, когда была поднята тема помощи РККА в районе Ленинграда. К слову, Паша ещё дважды летал туда, отчаянно желая отыскать следы своих родителей. Увы, без какого бы то ни было успеха.
Мне запали в душу собственные слова про невозможность летать. Подумал, а вдруг? Магия же может всё, даже в таком запущенном случае, как мой. Сложность чар можно нивелировать качеством ингредиентов для амулетов. Недаром артефакторика считается эдакими костылями, тем самым намекая, что искалеченный или слабый маг с ней способен приблизиться к уровню полноценного чародея. Исходя из всего этого, я решил использовать мифрил для создания амулета, который поможет мне подняться в небо. Простая левитирующая волшебная поделка меня не устраивала. Такая вещь сильно урезает в скорости и открывает своего носителя всем взглядам. Можно летать ночью, но и тут имеются некоторые нюансы, мешающие полноценно пользоваться плюсами от полёта. Покопавшись в памяти, я остановил свой выбор на метаморфических заклинаниях. Метаморфизм позволял взять от выбранного животного нужные качества: нюх, скорость, острые клыки и когти, толстую шкуру, тёплую шерсть и так далее. Например, крылья. Из-за своей слабости и повреждённому тонкому телу, я не могу использовать эти чары напрямую, лишь через амулеты. И на коленке создать их не смог бы, не имей я Очага. Но с помощью этого уникальнейшего магического сооружения я трансфигурировал нужное количество ингредиентов. За основу был взят мифрил. Из этого волшебного элемента были сделаны два браслета и круглая пластина, диаметром с куриное яйцо. Оставалось достать ещё один важный ингредиент — кровь волшебного летающего создания. Её требовалось несколько литров, и мне стало страшно жалко тратить для её получения жалкие остатки авиационного металла. Зато совсем не жалко пленного немца, того самого пилота, чью жизнь я решил сохранить на, скажем так, особый случай. И он наступил.