Прыснул в кулак писавший письмо старшина. Капитан Старков осуждающе покачал головой.
- Ну и что смешного, если чирей в столь деликатном месте вскочил, что ни сесть, ни встать, ни ходить нормально не возможно. - Отчитывал старшину капитан Старков, сам с трудом сдерживавший душивший его смех.
- Вы, товарищ капитан, добавьте ещe, что по большому сходить тоже не получается.
Веселье прервал подошедший старший лейтенант, потeр заспанное лицо, подтолкнул капитана Старкова и втиснулся на краешек дивана.
- Чего разбудил, Микола. - Протянул он недовольным голосом.
- Да вот привeл тебе, Санeк, твоего коллегу из десантной бригады. Знакомьтесь и думайте над тем делом, что начштаба утром говорил. - Ответил ему капитан Старков.
- Старший лейтенант Максимов. - Представился командир разведроты полка морской пехоты. - Можно Саша.
- Капитан Сергиенко. Можно Иван. - Продолжил церемонию знакомства капитан-десантник, кивнул на своего бойца. - А это ефрейтор Лось.
- Что за странный у вас вид? - Старший лейтенант кивнул на маскхалаты непривычной серо-синей расцветки одетые на десантниках.
- Это нам новую маскировочную форму поставили для боeв в городских условиях.
- И как, товарищ капитан, помогает? - Подключился к разговору старшина.
- Ничего конкретного про неe сказать не могу, четвeртый день носим. - Сергиенко прервался на секунду и продолжил. - Да и в гости к Гансам в ней ещe не наведывались.
- Ну вот и проведаете. - Подытожил его ответ капитан Старков. Приподнялся со своего места. - Ну, я пойду, навещу миномeтчиков.
Капитан Сергиенко проводил начарта взглядом, попутно пересчитал находящихся в комнате бойцов. Чуть больше сорока. Негусто, если это весь состав роты. Впрочем у него самого не намного больше. Разведывательная рота такое подразделение, что полный состав в ней имеется только в одном случае - сразу после формирования части, в которую она входит.
- Как думаешь приказ выполнять? - Десантник посмотрел на своего «земноводного» собрата.
- Нас тут знают очень хорошо, больше недели на этом участке шуршим. - Ответил ему старший лейтенант. - Поэтому предлагаю с вашей стороны разведку провести. Вряд ли немцы разнюхали, кто перед ними появился.
Сергиенко был согласен. Если бы германской разведке удалось узнать, какая именно бригада пожаловала к ним в гости, то сейчас весь передний край противника гудел бы, как растревоженный улей. А все окрестные штабы Вермахта торопливо удваивали и утраивали охрану, готовясь к неизбежному визиту головорезов Маргелова.
- Не возражаю. На нашем, так на нашем. Вы-то засветились основательно. - Капитан Сергиенко рассмотрел чeрное морское одеяние ближайших бойцов. - Трудно не понять кто вы, если половина в чeрных бушлатах ходит.
- Мои лишь здесь одевают. - Виновато протянул старший лейтенант. - А на задание только в обычных маскхалатах. Даже тельники снимаем. - Добавил морской пехотинец, обозначая всю серьeзность отношения своих бойцов к выполняемым приказам.
Да, куда уж серьeзнее. Заставить моряка снять тельняшку - это надо постараться.
- Тогда собирай группу и двинули на наш участок. - Принял решение десантник.
Старший лейтенант согласно кивнул и стал отдавать приказания своим бойцам.
- Что там Гофман? - Обер-лейтенант окликнул долговязого солдата, устроившегося на уцелевшем участке перекрытия второго этажа.
- Какая-то новая часть, господин обер-лейтенант. - Отозвался наблюдатель. - У меня хорошая память, и могу с уверенностью сказать, что этих солдат на нашем участке я ещe не видел.
Обер-лейтенант поднял бинокль и прошeлся взглядом по позициям русских. Никаких признаков замены противостоящего ему последнее время батальона противника не было видно. Всe также лениво дымила кухня в глубине русской обороны. По-прежнему раскачивался на ветру портрет Гитлера, вывешенный русскими в самые первые дни боeв. На старом месте оставался и наблюдательный пункт советского командира. И даже телефонный провод протянутый русскими артиллерийскими корректировщиками на верхушку водонапорной башни оставался на месте, демаскируя наблюдателей. Обер-лейтенанту несколько раз предлагали наказать нерадивых русских артиллеристов, ленящихся маскировать свою позицию, но он категорически запрещал это делать. Пока активных боeв не вели, большого вреда от них не было, зато было известно где они обосновались. А спугнeшь этих разгильдяев, придeт кто-то более осторожный и ищи его потом.
Заныла правая сторона груди, напоминая о старой ране. Очевидно, к непогоде. Обер-лейтенант посмотрел на небо, действительно на востоке показалась тeмная туча, которая явно собиралась пролиться дождeм, если не сегодня, то в самое ближайшее время. Обер-лейтенант потeр повреждeнные русской пулей рeбра, сплюнул густую слюну. Большевики подарили ему весьма надeжный барометр, не подводивший его с самого первого дня выписки из госпиталя в далeком уже июле прошлого года.
Надо будет предупредить офицеров батальона о возможном дожде. Как бы русская разведка не организовала какую-нибудь пакость, прикрываясь непогодой. Они, конечно, вели себя чрезвычайно тихо последние две недели, но ведь и противостояла им всe это время сильно потрeпанная русская дивизия, отведeнная сюда для относительного отдыха. Впрочем, его ополченцам хватило бы и обескровленных советских батальонов. Сожрали бы за неполный час, как было на предыдущем рубеже, с которого им пришлось ускоренно драпать, бросая остатки тяжeлого вооружения. Если можно так назвать две древние пушки, как бы не времeн Седана.
Плохо, если русские действительно заменили своих солдат. В самом городе уже целую неделю маячат большевистские морские пехотинцы. Противник такой, что врагу не пожелаешь. Обер-лейтенант тогда тихо обрадовался и даже вознeс короткую молитву богу, в существовании которого он стал сильно сомневаться последнее время. Обрадовался тому, что его батальон фольксштурма оказался в стороне. А что теперь достанется на его долю?
Гофман неуклюже сполз вниз, цепляясь повреждeнной ногой за все неровности полуразрушенной стены. Обер-лейтенант горько усмехнулся. Сборище комиссованных в более благополучные времена калек, непригодных к службе по причине преклонного возраста седых стариков и безусых мальчишек, место которым под мамкиной юбкой. Вот и весь его батальон. Им бы охранять какие-нибудь склады в далeком тылу, а не торчать на переднем крае, рискуя не только собственными жизнями, но и целостностью обороны этого участка фронта. Вот, взбредeт русским генералам в голову блажь нанести удар именно здесь - и кто их остановит?
Обер-лейтенант развернулся и пошeл вглубь обороны своего батальона. Он увидел всe, что хотел. Захромал позади унтер-офицер Гофман, что-то негромко объясняя Клаусу. Мальчишка всe время прерывал того нетерпеливыми вопросами, Гофман вздыхал и начинал заново. Замыкал шествие дед Клауса. Он шeл молча, топорщил седые усы, перекидывал мундштук с давно погасшей сигаретой из одного угла рта в другой, хмурил брови и подталкивал внука всякий раз, когда тот притормаживал ход.
Обер-лейтенант прислушался. Гофман рассказывал о прорыве из Варшавского котла, в который унтер-офицеру не повезло угодить вместе с дивизией Зейдлица. Они тогда прорвались. Всe-таки Зейдлиц был хорошим генералом, не чета тому напыщенному болвану, который числится командиром их дивизии. Если можно назвать дивизией сведeнные в одно место разношерстные батальоны. Эта престарелая жертва маразма, только по недомыслию вышестоящих генералов получившая право распоряжаться их жизнями, всю свою никчемную жизнь перекладывала бумажки в штабах, никогда не командовала даже батальоном, не представляла всей сложности функционирования полкового организма. А ей, этой дряхлой жертве склероза, вручили дивизию, вернее дивизионную группу, которую и хорошему командиру приводить в божеское состояние не одну неделю.
Обер-лейтенант вновь посмотрел на восток. Из-за наливающейся чернотой далeкой тучи выползли тeмные точки. В недосягаемой для, находящихся на вооружении их дивизионной группы, малокалиберных зениток высоте летели русские самолeты. Утешало, что летели не к ним, а скорее всего на Берлин. Хоть и великий грех радоваться чужому горю, но угрызений совести обер-лейтенант не испытывал. Его задача удержать кусок железнодорожного полотна, перепаханный воронками луг, остовы теплиц и две улицы пригорода, волею судьбы оказавшиеся на участке обороны его батальона, да постараться сохранить жизнь более чем семи сотням человек, отданным под его командование. Или, по крайней мере, не зазря уложить их в землю.
А о Берлине пусть беспокоится фюрер, объявивший город крепостью. А крепости, согласно приказу того же фюрера, не сдаются.
«А если враг не сдаeтся, то его уничтожают!»
Именно эту фразу русские печатали в листовках, высыпаемых на головы защитников Германии во всe возрастающем количестве. Жителям столицы повезeт, если советские бомбардировщики ограничатся только «бумажными бомбами». Но вряд ли. Большевистские самолeты всe ползли и позли, являя на свет божий одну эскадрилью за другой, сменяя плотные ромбы полков, выстраивая рваные ленты дивизий. Такой силищей листовки не возят. Кажется русские решили сравнять злосчастную столицу Германии с землeй.
На КП батальона пожилой начальник штаба приготовил комбату, годящемуся ему в сыновья, отчeт о вооружении батальона. Подслеповато щуря глаза он начал перечислять количество пулемeтов, винтовок и пистолетов разных марок, состоящих на вооружении подчинeнных им солдат, наличие гранат и патронов, состояние материальной части в миномeтной батарее. Обер-лейтенант слушал этот отчeт вполуха, существенных изменений со времени последней инвентаризации не происходило. Разве, что привезли несколько новых чешских пулемeтов взамен того старья, что досталось им при формировании. Фольксштурму выделяли вооружение по остаточному принципу, подразумевая, что боевых действий ополченцам вести не придeтся. Кто ж ожидал, что русские внесут в эти планы столь кардинальные поправки.
Главной задачей этой внеплановой ревизии было приведение вооружения рот и взводов к какому-то подобию стандарта. Раз уж им достались четыре типа винтовок, то пусть они находятся в одном подразделении. Немецкие «маузеры» в первой роте, австрийские «манлихеры» во второй, а третьей придется осваивать трофейные французские и бельгийские винтовки. А то предыдущий комбат не столько готовил своe подразделение к боям, сколько искал повод сбежать в тыл. Нашeл всe-таки. Трудно не найти, если имеешь высокопоставленных родственников. Сейчас он наверняка несeт тяжкую службу в окрестностях Мюнхена, или каком-нибудь другом столь же «опасном» месте.
- Вилли, боеприпасов всего лишь на пару часов серьeзного боя, не больше. - Подвeл итоги своего доклада начальник штаба.
- Если мы продержимся эту пару часов.
Обер-лейтенант проигнорировал обращение по имени. Гауптманн знал своего командира с детства, имел полное право так называть обер-лейтенанта Енеке, ветерана Польской и Французской кампаний и кавалера двух железных крестов, пылящихся дома в серванте вместе с заключением о непригодности данного обер-лейтенанта к военной службе по причине тяжeлого ранения. Сам начальник штаба имел такую же справку, выданную ему в далeком восемнадцатом году. Как и большинство других офицеров и унтер-офицеров батальона, списанных со службы в разное время, но вновь понадобившихся Рейху.
- Плохие новости? - Насторожился гауптманн.
- Да, большевики поменяли стоящий перед нами батальон.
Обер-лейтенант решился сказать это, хотя до последней минуты надеялся, что Гофман ошибся. Но не стоило обманывать самого себя. Если перед батальонами, держащими оборону в городе, ещe неделю назад появились морские пехотинцы, то и перед ними должна произойти смена частей. Вот только кого послало им провидение в лице русского командования?
- И кто перед нами? - Высказал аналогичную мысль начштаба.
- Был бы знаком с русским командармом, спросил бы. - Сыронизировал Вилли.
Гауптманн изобразил подобие улыбки, вытащил из лежащей на столе пачки сигарету, прикурил, сделал две длинные затяжки и, уставившись пустым взглядом в сторону заложенного мешками с песком окна, надолго замолчал. Обер-лейтенант ему не мешал. Говорить не хотелось, да и обсуждать, по большому счeту, было нечего. Всe и так ясно без долгих разговоров и красивых слов. Сейчас свежая русская часть непременно проведeт разведку, обнаружит их «инвалидную команду» и обязательно нанесeт удар именно на их участке. Они сами поступили бы точно также. Так почему противник должен вести себя иначе?
- Что с мальчишками делать будем? - Обер-лейтенант оторвал своего начальника штаба от раздумий.
- Что могли уже сделали. - Вздохнул гауптманн. - Дальше нынешних позиций отводить некуда.
Ещe две недели назад, впервые проинспектировав полученный под командование батальон, обер-лейтенант Енеке приказал всех солдат моложе семнадцати лет свести в два учебных взвода и отправить их на самый тыловой, из возможных, рубежей. Там они и проходили обучение под командой двух пожилых фельдфебелей. Имей он такую возможность, Вилли отправил бы этих молокососов ещe дальше от передовой, но опасался, что там они попадут в руки фельджандармерии. А те любого человека в военной форме находящегося дальше нескольких километров от фронта подозревают в дезертирстве. И попробуй докажи, что это не так. А не смог оправдаться, в лучшем случае штурмовой батальон, в худшем петля на ближайшем подходящем дереве или фонарном столбе. Видели они с начальником штаба такие украшения не далее как позавчера, причeм одному из повешенных на вид было лет шестнадцать, не больше.
На КП заглянул исполняющий обязанности командира третьего взвода фельдфебель Бехер.
- Господин обер-лейтенант, там какое-то начальство пожаловало.
Встревоженное лицо фельдфебеля лучше всяких слов говорило о том, что ничего хорошего от этого визита он не ожидает, как и большинство других солдат батальона. От начальства, тем более незнакомого, не несущего ответственности за твою жизнь, а ещe лучше повязанного с тобой своей жизнью, ничего хорошего в последнее время ожидать не приходится. Примчатся, надают указаний, чаще всего противоречащих приказам предыдущего начальника, а то и вовсе бессмысленных, и с чувством исполненного долга исчезают в далeких тыловых далях. А ты думай, как выполнить приказ или, хотя бы, сделать вид, что исполняешь эти распоряжения, и в то же время не нанести большого вреда обороноспособности своего подразделения.
Бехер в своe время служил в русской императорской армии, дослужился там до командира роты, повоевал в прошлую войну против своих далeких немецких родственников, пока не попал в плен под Ригой. Возвращаться обратно после заключения мира с большевиками не захотел. Обустроился в Фатерлянде, обзавeлся семьeй, но русского языка и русских обычаев не забыл. Несколько раз он верно предугадывал поведение командира противостоящего им советского батальона, научил солдат своего взвода паре русских песен, периодически с помощью найденного в развалинах штаба местного отделения национал-социалистической партии рупора переругивался с Иванами.
Те его быстро запомнили и каждый вечер кричали: «Эй, земляк, давай поговорим». Далее следовала словесная перепалка, прерываемая в особо занимательных местах взрывами хохота со стороны русских траншей. Затем русские затягивали песню, а солдаты Бехера неумело им подпевали, что вновь вызывало веселье у противника.
Кстати, неплохо бы отправить Бехера сегодня вечером провести очередную перебранку с Иванами. Он-то, наверняка, запомнил их по голосам. Вот и пусть проверит, поменялся русский батальон, или Гофман ошибся.
Спустя несколько секунд примчался Клаус, пользуясь своими правами ординарца протиснулся в дверь мимо фельдфебеля, вызвав неудовольствие того, и с забавной смесью восторга и озабоченности на мальчишеском лице выпалил эту же новость. Мальчишке всe ещe в диковинку окружающий его мир, каждое изменение вокруг событие, как минимум, мирового, а то и Вселенского масштаба.
Мальчик всe больше похож на своего отца, даже жесты повторяют гауптманна Мильке, пропавшего без вести на русской границе в начале войны, без малого год назад. Жив ли он?
Обер-лейтенант Енеке обязан ему жизнью. Его, тяжелораненого, тогда отправили в госпиталь по приказу отца Клауса, а сам гауптманн Мильке остался штурмовать проклятую русскую пограничную заставу, стоившую им столь тяжких потерь. Половину личного состава убитыми и ранеными, а потом и всех остальных, когда большевики перешли в наступление. Из устроенной русскими мышеловки не вырвался ни один солдат их батальона.