— В «жарку» попал, — авторитетно заявил Рыба. — Да, без толкового проводника здесь делать нехер.
— Где ж его взять-то теперь? — в голосе Дантиста слышна была вселенская печаль.
— Посидим здесь, — беспечно ответил Наум Хомяк, — место бойкое, кто-нибудь да появится. Чего бздишь-то? Договорились же уже обо всем. Вон на Макса посмотри: один через Зону шесть километров! И ничего сидит, разговаривает. Не такая она и опасная, Зона эта, чтоб её! А можно к бару двинуть, как брат говорит, здесь по карте недалеко.
— Это если человек фартовый до безобразия, то недалеко, — возразил ему Рыба.
— Так вот тебе человек фартовый! — Олесь Хомяк обличающее указал на меня пальцем. — Шесть километров без проводника прошел, чего еще-то?
Чувствуя, до чего они могут договориться, я решил вставить свое веское слово:
— Да, фартовый я, шесть километров, два трупа. Сколько до бара? Десяток км? Тогда будет всего три жмура и один больно раненый.
— Почему это? — Хомяки дружно присели напротив меня.
— Каждые три километра — один покойник, а десять на три ровно не делится, поэтому один раненый, — я усмехнулся, — если такой расклад устраивает, то пошли.
— В дупло такую арифметику, — высказался Дантист, — уж лучше здесь сидеть, ждать кого-нибудь поопытнее.
— Ну да, здесь лучше, — как-то неубедительно поддержал его Рыба. — До первой вертушки, или кровососа какого-нибудь, а то может, выброса дождемся? Говорят, в первый раз он совсем не страшный, погрохочет чуть, и все: вот он ты, готовый свежий зомбак, можешь сам идти куда хочешь, хоть новичков пугать. Карьера, блин.
Все замолчали, обдумывая его слова, в общем-то, не лишенные смысла. Тушенка в банке кончилась. Я облизал ложку и поднялся.
— Ладно, братцы, спасибо за ужин, пойду я.
— Куда?
— В бар, конечно, куда ж еще-то? Если дойду, попробую вам кого-нибудь прислать на помощь. А если помощь из бара не подойдет, помяните Макса добрым словом, лады?
Они промолчали, а я потихоньку двинулся в сторону своей ложбины, чувствуя, как сверлят спину пять пар глаз. Они смотрели за мной долго, пока я не скрылся в низине, но ни один из них за мной не пошел.
Корень каким-то непостижимым образом оказался уже на месте. На том самом, где мне пришлось облегчиться. Он сидел на рюкзаке и чесал пистолетом спину.
— Н-дя, — задумчиво протянул мой напарник, — не повезло… Или, наоборот, повезло? Ведь живой же? Ладно, Макс, не горюй, прорвемся, уж не сложнее ходьбы по минному полю наша задача? Ага? А на минном поле и в футбол играть можно. Если умеючи.
— Ты здесь откуда, Корень? Ты ж меня пасти должен был!
— Так я и пасу, — хохотнул Петрович, — аки пес цепной овцу заблудшую. Слышал я ваш разговор бестолковый, вот и подумал, чего ждать-то? Пойду, Макса встречу. Да ты не рад мне?
— Рад, — устало ответил я и сел на соседний рюкзак, — делать-то что будем?
— Что делать? — Корень демонстративно почесал затылок. — Думаю, дальше идти… Ты со мной, Макс?
Второй раз подряд он меня удивил.
— А что, Петрович, у меня право голоса появилось? С чего такая демократия вдруг?
Корень задумался, внимательно посмотрел на меня своими черными глазками и вдруг беззвучно рассмеялся. Он стучал кулаками по коленкам и притопывал, если б я знал его чуть хуже, непременно усомнился бы в целостности его рассудка, но эта гнида военно-банковская иногда становилась необъяснимо эксцентричной. Мне частенько казалось, что он как минимум контуженый, а, может, и с осколком в голове.
Ржать он прекратил также неожиданно, как и начал.
— Не обращай внимания, так, старое вспомнилось. — Он улыбнулся и уже серьёзно продолжил, — Мы сейчас и здесь с тобой в одинаковом положении. Либо идем вдвоем и достигаем цели, либо… каждый свободен в своем выборе. Я не смогу тебя контролировать постоянно, а идти дальше с ненадежным напарником… Уж лучше одному. Ну, так что скажешь? Пойдем, помолясь?
— Пошли, босс. Только молись без меня, хорошо? — Мне показалось, что Петрович облегченно выдохнул. Я поднял свой рюкзак и двинулся вперед.
Корень поднялся, взвалил на спину свою часть ноши и пошел за мной.
— Да, Макс, ты не пойми меня неправильно, но впереди теперь всегда будешь идти ты.
Я промолчал.
— Кстати, Максим Сергеевич, — минут через пятнадцать Корень не выдержал напряженного молчания, — где ты тихарился два года? Я ведь все твои знакомства поднял, половину земного шарика перетряхнул, а вторую заблокировал надежно! И ничего! Так где ты был? Поделишься тайной?
— Не, Петрович, ты ж сам сказал — тайна! А какая ж это тайна, если ее всем разбалтывать, а?
— А всем и не надо, ты мне скажи, а я буду нем как могила… Знаешь же, как тяжело нынче банкиру в России. Того и гляди, самому такое местечко пригодится. Скажи, Макс, не кокетничай.
Я знал, что вопрос этот всплывет, и поэтому легендой озаботился заранее. Легенда так себе, но проверить ее непросто.
— В Мирном я был.
— Чего-о!? В Мирном, где алмазы роют? — Корень остановился, и внимательно осмотрел меня так, как будто увидел в первый раз, — Не звезди, не было тебя там. Сказал бы лучше — в Кремле в Царь-колоколе жил! В Мирном у меня филиал и уж там-то тебя сразу должны были взять.
— Ну да, там меня и не было. — Я старательно поправлял рюкзак, скрывая свою нервозность. — Я в другом Мирном был — на Южном полюсе который.
— На полюсе? — Петрович почесал коротко стриженый затылок, и принялся рассуждать — Ну да, Антарктида экстерриториальна, станция вроде как территория России, значит, таможни нет, паспорт светить негде. Если на каком-нибудь ледоколе…. Да, могли и не отследить. Вот же фокусник!
Он еще долго восхищенно ухал и охал за моей спиной, а потом вдруг замолчал и, оглянувшись, я увидел, как Петрович, схватившись за сердце, оседает на землю. Я кинулся к нему, ожидая инфаркта, инсульта, тромба, или еще какой-нибудь заразы, но, когда я склонился над Корнем, он неожиданно сильно дернул меня к себе и подмигнул. И сразу я услышал торопливый шепот:
— Спокойно, Макс, не дергайся. Полежи чутку, расслабься.
— В чем дело, Корень? — Я тоже перешел на шепот.
— Пасут нас, Макс. В оптику. У меня это с Афгана началось — чувствую я такое. И столько раз спасало, что я уже со счета сбился. Далеко он, метров восемьсот. Трудная дистанция, но настоящие мастера и гораздо дальше достают. Особенно, если инструмент подходящий.
— И сколько нам лежать? — Я тоскливо смотрел вверх на темнеющее небо. — Скоро ночь, а нам еще километров пять топать. ПНВ у нас только один. Уже не лежать, уже бежать нужно.
Петрович ничего не ответил. Он освободился от своего рюкзака, перевернулся на живот и стал осматриваться вокруг. Я тоже молчал, каждую секунду ожидая выстрела.
Корень, невнятно выматеревшись, резким движением вынул свой «Глок».
— Макс, не спи, собаки!!! Твою мать, да не спи же!
Я присел и увидел метрах в тридцати от нас штук шесть-семь местных псов, со всеми положенными атрибутами: кровоточащие язвы на боках, отсутствие глаз, вылезшая клочками серо-коричневая шерсть и… запах. Сводящий с ума запах гниения.
ЗОНА. Два месяца до событий
Я лежал в пыльной траве, сжимая в правой руке нож, а в левой пустой АК-105. Псы приближались с неотвратимостью немецкой танковой колонны. Они долго — километров пять и четыре часа — загоняли меня, потеряли две трети стаи, и теперь, когда я остался почти безоружен, готовились легко взять уставшую добычу.
Мыслей не было, они ушли вместе с давно сбившимся дыханием. Вместе с мыслями пропало желание бороться за жизнь. Последние метров пятьдесят я прополз на рефлексах и на карачках, выпучив налитые кровью глаза, неимоверным усилием проталкивая в легкие ставший очень плотным воздух, изредка отстреливаясь оставшимися патронами. Теперь патроны кончились. Куда я надеялся добраться? Здесь редко кто бывал из сталкерской братии, поэтому на помощь рассчитывать не приходилось. Это я осознал еще в самом начале собачьей охоты, но особого выбора мутанты мне не оставили — любая попытка свернуть в сторону от заданного стаей направления вызывала в псах бешеную активность. Стая была огромна — голов тридцать чертовски живучих собак, ведомых тремя чернобыльскими псами. Я не рассчитывал так долго продержаться. Сейчас, спустя четыре часа, их стало гораздо меньше, чернобыльских псов я убил всех, но и оставшиеся собаки должны были гарантированно избавить белый свет от моего присутствия.
А ведь так все хорошо начиналось! Наводка оправдала себя на триста процентов! Рюкзак под завязку был набит артефактами, самый дешевый из которых я надеялся сбыть не меньше чем за десять штук. Если бы сразу удалось реализовать все — о долге перед банком Корнеева можно было бы забыть.
Это я сейчас так бойко думаю, а тогда голова была пустая как детский резиновый мячик.
Левую ногу мне прокусили уже в двух местах, хорошо артерии не повредили. Правая ладонь, в которой был нож, перевязанная в запястье грязными тряпками, не желала сжиматься. Собственно поэтому нож был прикручен бинтами к руке намертво. Левая, со сбитыми кровавыми мозолями — от постоянного шорканья по жесткому грунту, выступала третьей, так нужной мне опорой.
Последний акт противостояния с мутантами не должен был затянуться, и полз я вперед желая только найти какой-нибудь камень или дерево, чтобы прислониться к нему спиной и быть спокойным хотя бы за это направление последней атаки. Крутиться, отбиваясь со всех сторон, я бы уже не смог. А дерево как нарочно не попадалось.
И когда я уже решил, что дальше ползти не смогу и последний бой нужно принимать где-то здесь… голова моя во что-то уперлась. Насколько мог я поднял ее повыше, пытаясь рассмотреть неожиданное препятствие. Сначала показались рваные сапоги, справа над ними толстый ствол «Винтореза», слева, еще чуть выше — кисть руки, лишенная кожи и мышц — белые, ярко белые кости пальцев.
Зомби!
Ствол «Винтореза» поднялся и выплюнул короткую очередь над моей головой. За спиной раздался собачий визг, а я, собрав остатки сил, прыгнул вверх почти из положения лежа. Я во что-то бил примотанным к руке ножом, кусался и рычал не хуже псевдопса. Мертвяк пытался отбиваться. Не знаю сколько времени продолжался мой рукопашный бой с зомбаком, очнулся я лежа на его груди, сжимая в одной руке вожделенный «Винторез», в другой рукоятку сломавшегося ножа; на лице, груди, руках жидким киселем висели сгнившие мозги безвестного зомби, густо политые его же серо-черной кровью или что там у них вместо неё?
Вспомнилась стая и, с огромным трудом перевернувшись на спину, я сел. Вокруг, насколько было видно — не было никого. Солнце готовилось скрыться за лесом, на небе ни облачка, легкий теплый ветерок пытался пошевелить мои слипшиеся от пота и крови волосы. При такой погоде приятно сидеть на веранде новенькой дачи, пить чай из огромных чашек, вдыхать аромат свежеструганного бруса и вспоминать приятные моменты прошедшего дня.
Сколько я так просидел — не знаю. Часа два или три. Временами полностью отключаясь от действительности, потом приходя в себя и не понимая где я и что со мной происходит. Отчетливо и без провалов в памяти я стал соображать лишь когда солнце уже исчезло за ломаной линией далекого леса. В голове как-будто переключился какой-то триггер, обрывки памяти выстроились во временной последовательности, и стало окончательно ясно, что нужно быстро что-то делать.
Для начала пришлось тщательно обыскать моего зомбака, появившегося столь вовремя. Вывернув его карманы, кармашки и подсумки, я стал обладателем двух магазинов с патронами СП-6, старой рваной фотографии какой-то блондинистой девицы с огромными голубыми глазами, легкомысленно надвинувшей на высокий лоб плюшевый берет, разбитого коммуникатора с обрывками гарнитуры, полупустой консервной банки с остатками некогда довольно качественной тушенки и разряженного фонарика. Банку я выбросил сразу, чтоб не возникло желания сожрать эту фонящую тухлятину, фонарь у меня был свой, а девица мне не приглянулась — явно не мой тип, и поэтому была возвращена своему дважды мертвому воздыхателю.
В магазине «Винтореза» оставалось восемь патронов. Если по дороге не произойдет еще одной финальной игры «Чернобыльские мутанты»: «Полуживой Макс», шансы вернуться домой здорово возросли.
И, когда я совсем уже было уверился в своем необыкновенном везении, чьи-то сильные руки подхватили меня сзади, поднимая на ноги, я не успел оглянуться, как что-то мягкое, но увесистое — вроде велосипедной шины, набитой песком, обрушилось на мой бритый многострадальный затылок.
Теряя сознание, я ещё успел подумать о том, что должен быть благодарен судьбе за относительно безболезненный конец.
СВАЛКА (продолжение)
— Макс, не суетись, — Корень был деловит и спокоен, в каждой руке по «Глоку», — стрелок нас не видит, мы слишком низко. Сейчас животных похороним и поскачем дальше.
Псевдопсы окружили нас, но как-то очень неравномерно: перед нами четверо, справа два, слева один и сзади пыталась подползти на брюхе беременная сука. До ближайшего метров двенадцать. Петрович начал с тех, что были справа — три слившихся в один хлопка приглушенных выстрелов, лязг механизма, и правый фланг стал полностью открыт. Стрелял мой партнер не только эффективно, но и весьма эффектно; еще не упали первые мертвые мутанты, как Корень, свалившись на спину, перенес огонь на передних — пара была убита на том же месте, где и стояли, еще один успел сдвинуться вправо на пару метров, но это был последний путь мутанта по Зоне, и последнего Петрович завалил прямо в воздухе: одна пуля в уродливую башку, вторая, отбросившая псину в сторону — в широкую грудь. Каким-то быстрым и непонятным движением (признаюсь, в этот момент я моргнул и пропустил переход) — только что лежал на спине и стрелял почти над собой, а теперь стоит на колене и выцеливает оставшегося левофлангового, Петрович не только вышел на другую директрису стрельбы, но и успел сместиться в сторону метра на четыре. То ли я так медленно моргаю, то ли партнер мой быстрее Спиди Гонсалеса. Впрочем, ему при таком колобковом строении организма, что бежать, что катится — одинаково. Трудно лишь решиться на движение, зато потом инертную массу не остановить. Боб Мунден местного розлива. Если б я так стрелял… эта история не приключилась бы со мной никогда!
Беременной суке Петрович дал уползти невредимой: то ли сентиментальность какая-то взыграла, то ли патронов пожалел.
— Все, Макс, ноги в руки и валим отсюда, ты как всегда — впереди. Пошел.
Выполняя приказ, я пригнувшись рванул вперед и остановился лишь метров через триста, сообразив, что в окружающей обстановке что-то изменилось. Принюхавшись, я понял, что пропал надоедливый запах ржавчины: мы вышли со Свалки.