Глава 8
Землянам свойственно считать, что для счастья нужен второй человек. И это было объяснимо для Хода. Земляне мыслят коллективно. Они не ведают, что для счастья достаточно себя одного, а второй человек нужен для того, чтобы его одаривать своим счастьем. Сима в полной мере научила Дантэна этой мудрости.
Эксперимент с Иорликом показал, что Сильнейшие переполнены своими эмоциями, поэтому они не могут воспринимать чужие, отторгают их. Они могут лишь отдавать.
Симбиоза с Иорликом не получилось. Тманг не смог признать доминирование Хода над собой, но Дантэн сумел влить переизбыток сил, эмоций в старца. Тот даже не понял этого сразу. Лишь правя уверенной рукой флаер, заметил, что не испытывает тревоги, усталости, которые преследовали омера больше недели. Лёгкость в теле и душе, какая бывает после встреч с любимой, властвовала в нём, отгоняя тяжёлые мысли.
А Дантэн в приёмной Хранителя больше двух часов слушал робкие голоса посетителей, раздумывая о Симе. Она, в отличие от Иорлика, принимала его силу с большим удовольствием, не отказываясь, не отгораживаясь. А послевкусие такое, что хочется отдавать вновь и вновь, пока не пресытишься. Всё в этой жизни Ход оценивал послевкусием. Общение, разговоры, еду. Всё, выбирая то, что хочется повторить, например, поцелуи Симы, её взгляд, её в своих объятиях. Мягкое послевкусие, как после не приторной сладости, воздушной, как взбитые сливки, лёгкой и нежной, ложащейся на язык как невесомое облако. Да, порой ларна его раздражала своим непостоянством, своими вечными сомнениями, своим хаосом, и тем была любима. Она не оставляла равнодушной.
Любимая. Было приятно просто мысленно её так называть. Улыбаться воспоминаниям, когда она, сонная, отрывала голову от подушки, щурясь, ища его взглядом, шаря по кровати рукой. Как выплывала из-под воды, озираясь, боясь потерять его. Её любовь была такой же непривычной, как и сама девушка, её присутствие. Она мечтала быть рядом всегда. Всегда — это даже не вечность. Это словно не ограничивалось временем. Просто всегда рядом. Для этой девчонки всё было просто. Она не стремилась что-то усложнять. Жила в своей скорлупке, допустив его в свой мирок, сделав его центром.
Необычно чувствовать, что тебе не поклоняются, не обожают, а именно любят. И порой Ходу казалось, что он насильно привязал Симу к себе. Это была его прихоть, его желание, его необходимость. Она смогла бы жить без него, как прежде. Может даже у них с Матвеем получилась бы крепкая семья. Ход поморщился как от зубной боли. Нет, он не желал видеть Симу с другим мужчиной. Но факт был налицо. Сима уже доказала, что она может без него прожить. Не звонит, не отправляет сообщения. Сам он боялся воздвигнуть вокруг неё очередные рамки. Она должна принять его, решить для себя, сделать свой выбор без давления. Сама по себе.
Аранс время от времени заставлял Хода возвращаться в реальность, и тот с кислой миной читал очередное прошение. Секретарь решил его сегодня вымотать, Сильнейший даже знал почему. Глаб считал, что тот отлынивал от своих обязательств. Дантэн не стал спорить. Зачем кому-то что-то доказывать?
— После приёма поедешь домой к ларне. Тебе не стоит сегодня ночевать у меня. Ты на пределе, — пояснил Дантэн и почувствовал вспышку обиды Аранса.
Но секретарь так не считал, правда, и спорить не нашёл в себе смелости, слишком серьёзным тоном разговаривал с ним Сильнейший.
Устало потерев глаза, Дантэн отпустил Глаба сразу, как только закончились приёмные часы. Дел было много, но они могли подождать до завтра. Ход сразу же вернулся к себе в особняк, где погрузился в созерцание океана в лучах заката в большой гостиной.
Вот и ещё один день подходил к концу. День без ларны. На душе спокойно. Мир не рухнул, земля не разверзлась и нервы в порядке. Ничего из того, о чём писали предки. Ход не переживал разрыв так буйно, как должен был любой другой атландиец, будь он Сильнейшим или нет. Возможно потому, что знал — Сима не предаст. Не сможет этого сделать. Он верил ей как самому себе. Она могла прожить без него и он без неё. Их любовь не болезнь, а истинные чувства.
Тишину и покой дома нарушил переливчатый звон входящего сообщения. Ход поднял руку с тилингом и прочитал с улыбкой адрес отправителя. Любимая. Но тёмный экран видеосообщения как ветром сдул внутреннее спокойствие атландийца. Почему-то это показалось ему тревожным сигналом, словно Сима попала в беду, хотя её тилинг обязан был оповестить о подобном. Не раздумывая, Дантэн нажал на воспроизведение и гостиную наполнили тихие вздохи Симы.
Две или три секунды потребовались Дантэну, чтобы расслабиться и глухо рассмеяться. Он даже не мог понять: злится на Симу или испытывает облегчение, словно эти два чувства разрывали его с переменным успехом.
Эхо очередного судорожного вздоха пробежалось по спине атландийца, вызывая бурю в душе. Проказница. Дантэн не ожидал от неё ничего подобного. Всё ждал, что позвонит, будет, возможно, плакать, звать, может быть, ругаться, говорить, что между ними всё кончено. Но он никак не предполагал, что получит такую провокацию, которая подтачивала контроль мужчины.
Комната, в которой находилась Сима, была погружена в полумрак, поэтому особенно ярко выделялась белизна колен любимой. Он узнал бы их, наверное, из тысячи, ведь столько раз гладил, изучал каждый сантиметр поцелуями. Колени шевелились, словно покачивались на волнах океана. Громкое дыхание Симы ласкало слух, создавая ощущение присутствия. Ходу даже казалось, что он видит больше, чем показывал скудный квадрат виртуального экрана, словно Сима лежала на его груди. Дантэн нажал на кнопку, чтобы опустить спинку кресла, улыбаясь своим шальным мыслям. Это не её рука играла на струнах голодного желания любимой, а его. Его пальцы перебирали мягкие тёплые складочки, от чего любимая ловила ртом воздух. Если бы это была прямая связь, он бы сказал ей, что надо глубже. Он чувствовал, что ей не хватает, мог бы помочь. Сам представлял, как глубоко его пальцы проникают во влажную тёплую плоть. И словно услышав его, Сима громко вскрикнула, а её колени дёрнулись в попытке соединиться.
Да, именно так глубоко он любил проникать в горячее лоно, которое наполнялось нектаром, манило его ощутить всю прелесть соития, попробовать на вкус терпкие капли, оросившие складки.
— Сима, — тихо шепнул Дантэн, следя, не отрывая взгляда, как судорога сводит колени любимой, как она отчаянно пытается продлить момент разрядки. Жаль, что видео она снимала не с самого начала.
— А-а-а, — протяжно застонала девушка, раскинув ноги шире, и стало видно и костяшки тонкой кисти, и ласковые, чувственные бёдра, которые всегда отзывались на его ласки.
— Да, да, — тоненько пропищала Сима, заставляя сердце Дантэна биться сильнее, а кровь приливать к паху. Приятная пульсация заставила вспомнить всё, что делал с ларной Ход, где и в каких позах. Ненасытная, хрупкая, она выдержала всё, принимая его с самоотверженной страстью.
Последним аккордом стал судорожный выдох, полный томной неги, отзывающийся в паху атландийца голодным и кусачим огнём. Белые колени вновь сошлись вместе, а запись закончилась. Дантэн усмехнулся, переводя дыхание и успокаивая своё сердце. Сима удовлетворяла саму себя, думая о нём. Хитрая землянка напомнила о себе очень оригинальным способом, вот только ему не нужны эти напоминания. Дантэн и так не забывал о любимой ни на секунду. Он жил ею. Дышал для неё. А теперь грезил её телом, так как проснулось его собственное.
— Один, — тихо шепнул он темноте гостиной.
Маленькая мышка решила поиграть с котом. Сима была очаровательна в своём мышлении.
Давно забытое ощущение не отпускало душу Серафимы примерно час. Сначала она, стоило ей выключить комфон, лежала ни жива ни мертва, ошалев от своей храбрости, наглости, а может и дурости. Бесшабашная идея так увлекла, что девушка сама не заметила как вошла во вкус. Это удивительное занятие — мастурбировать для кого-то — с первого раза не заладилось. Не было азарта, искры. Но чем дольше Фима представляла, как будет смотреть этот ролик Ход, тем больше заводилась, и сладкая дрожь отзывалась на зов пальцев, кровь воспылала, а воображение просто сошло с ума. Представлялось Фиме, что внутри неё не пальцы, а твёрдая горячая мужская плоть, врывающаяся в неё резкими толчками. И чудился шелест моря под ласковыми лучами солнца, шёпот ветра и еле слышный голос любимого. А затем разрядка, сводящая судорогой тело, и дрожащий палец, отправляющий сообщение.
Фима обзывала себя глупой за свою порывистую идею, слабодушной за страх, который бушевал в душе. Она ждала, что Дантэн позвонит, а может, напишет сообщение, и боялась этого, нервно закусывая палец, сжимая комфон в руке. Она не знала что скажет, что ответит. Слов оправданий своей выходке у неё не было. Но очень хотелось, что бы он позвонил. Прямо сейчас. Обязательно ответил. Конечно лучше, если он правильно воспринял шутку. Может даже снимает сейчас для неё какой-нибудь провокационный ролик. Это будет лучше. Это значит, что он принял правила игры. Но, увы. Время шло, а ответа не было. Совершенная тишина и мерный гул турбин. Фима даже сходила приняла душ, смывая с себя липкий непонятный страх, что она перегнула палку, заступила за черту, которую нельзя пересекать. Атландийцы, кто поймёт, что у них на уме. Вдруг она нарушила какое-то их правило. После эйфории и хмельного азарта настал черёд для раскаяния.
И когда она уже отчаялась и хотела перезвонить, как вдруг поняла что не надо. Не надо ей ни звонить, ни отправлять сообщения. Не надо оправдываться и пытаться узнать реакцию Хода на её провокацию. Сильнейший мыслит иначе, чем земляне. Возможно это его очередная игра. Фима не допускала мысли, что Дантэн рассердился на неё. Не хотела даже думать об этом. Его раздражала её настойчивость. Особенно когда она что-то не понимала. И если позвонит — подпишется под очередным признанием в своей несообразительности. А нужно выждать. А лучше добить. Ещё один ролик. Может, в ванной? Фима задумалась и отмела идею. Банально. Слишком банально. Нужно что-то весьма и весьма интригующее. И пошлое. Бабуля приказала пошлить, значит, надо. Мысль пришла сама. Осталось выждать время, а там держись, принципиальный Сильнейший, Фима готова была бороться за свою любовь.
Развалившись на диване, девушка включила телевизор, выбрала в меню кинотеки незнакомое название и нажала на воспроизведение. Ей требовалось продумать сценарий для одного героя и одного зрителя.
Азарт, волнение, злость. Странный коктейль чувств, который и не пьянил, и не приносил успокоения душе. Никогда ещё Фима себя так странно не ощущала, даже когда впервые решилась участвовать в гонках. Мысли кружились в голове, как стая потревоженных птиц. Разглядывая свои ноги, девушка краем глаза следила за сюжетом комедии абсурда на экране телевизора. Тяжело вздохнув, Фима решила сделать педикюр, чтобы хоть как-то убить время до прилёта.
Планета Лаудунь
Вид из окна комнаты выходил на зелёный лабиринт императорского сада. Шшангар, младший принц крови Дома Алой Зари, каждое утро стоял у этого окна и с ненавистью смотрел на прекрасный сад, шедевр дизайнеров. Голубое небо только начинало озаряться восходом Лауширм. На небосклоне блёкло светили звёзды-близнецы Игиширм и Длёширм, зовя выйти из-за горизонта третью сестру. Вот уже больше десяти лет Шшангар вынужденно жил в императорском дворце и ждал, когда император объявит имя следующего наследника. Кого он выберет — уже давно не секрет. Шшангара уже несколько лет как учили править империей, посвящая в страшные тайны семьи. И постепенно эта комната стала местом заключения молодого принца. Как бы красиво ни выглядела клетка, она навсегда останется клеткой. Хоть золотые решётки, хоть простое железо.
Принц ненавидел всех своих тюремщиков. Лицемерие процветало в этом гнилом месте. Даже Шширанши — средний принц крови Дома Холодной Воды, единственный друг и соратник — и тот использовал его, чтобы добраться до власти. Шшангар прекрасно это знал и позволял ему собой пользоваться, так как грезил о свободе.
Он знал, что Шширанши не питает к нему, как и другие братья, любви. Наоборот, он единственный кто люто его ненавидел. Так сильно, что порой Шшангару казалось, что это чувство куда правдивее, чем пресловутая любовь. Что это вообще за чувство? Столько о нём читал, столько создано музыки во славу этого дара небес, а вот принцу крови его не было дано испытать.
Сглотнув, принц прикрыл свои жёлтые глаза, устав смотреть на яркий диск Лауширм. Настало утро того самого дня, когда судьба его решится. Ловушка захлопнется, стоит только одной милой, доброй и наивной землянке ступить на землю империи. Ловушка, в которой госпоже Заречиной отведена роль приманки. Шшангару было даже жаль её, но так сложилось, что она стала его пропуском на свободу. Судьба вновь свела их. И принц прекрасно помнил тот день, когда столкнулся с землянкой, которая заблудилась в зелёном лабиринте сада. Её эмоции были свежим глотком воздуха. Дар у Шшангара не был таким уж и сильным, но его хватило, чтобы, как в реку, войти в эти чистые эмоции восторга.
Шширанши не понимал атландийца, который мог выбрать себе и более достойную, потому что он не был знаком с госпожой Заречиной, не разговаривал с ней, не оценил её наивность, сладкую, как хрустальная вода горного родника Инари. Поэтому брат и сомневался, что землянка достойная приманка для Сильнейшего. Император-отец открыл страшную тайну своему приемнику, которой тот поделился с Шширанши. Сильнейший сион Ход был хранителем парного браслета власти. Шширанши, как одержимый, пытался выкрасть древнейшую реликвию императорской семьи, но всё тщетно. Хитрый атландиец словно играл с ними. Манил изумрудным браслетом, а затем прятал, разжигая злость в среднем принце крови. Шшангар же ждал, молясь, чтобы у него всё получилось.
И вот удача, наконец, улыбнулась им. У Сильнейшего появилось слабое место — землянка Заречина. Младший принц вначале даже подумал, что это очередной розыгрыш атландийца. История знакомства принца и земной туристки быстро разлетелась по дворцу и, конечно же, не укрылась от шпионов республики.
Шшангар ждал, внимательно следил за развитием событий, используя шпиков брата, и когда понял, что это подарок судьбы, решил действовать. Он должен был успеть до коронации. Иначе императорский дворец станет для него пожизненной тюрьмой. Он с самого рождения являлся узником своей крови. Мать с гордостью напоминала ему каждый раз, что Дом Алой Зари самый древний, древнее, чем Дом самого императора. И поэтому именно он, Шшангар, займёт место отца. Принц даже не мог отказаться от этой участи, так как был единственным сыном матери. Старшие дочери, увы, не могли претендовать на трон.
Серафима, наконец-то, узнала, что такое императорский дворец. Величественное огромное здание с уходящими ввысь потолками. Везде золото и драгоценные камни, всё блистало и переливалось в лучах местной звезды Луаширм. Архитекторы постарались на славу. Серафима давно отметила, что во внешнем оформлении дворца сходство с земной азиатской культурой просто поразительное, но и внутри тоже всё выдержано в одном стиле: много красного и зелёного, торжественные и строгие фрески, портреты императорской семьи. Поговаривали, что именно рептилоиды привили жителям Китая вкус, обучили создавать произведения искусств ювелирной работы.
16 Лебедя — это тройная звёздная система и столица империи находилась на планете Лаудунь, вращающейся вокруг красного карлика. При подлёте девушка оценила всю прелесть звездного единения. Уникальная система, редкая. Когда она прилетала сюда в первый раз, то никто не пустил её на смотровую площадку, так как вход был лишь пассажирам вип-класса. В этот раз Серафима смогла любоваться вдоволь, вплоть до приземления.
Встречал их сам младший принц Шшангар со свитой. Девушка даже расчувствовалась такому радушию и торжественности.
Майор Джонс удивил, представившись её личным телохранителем. Получалось, что Фима очень важная персона, раз для её охраны требовался целый маленький отряд охранников.
— Как быстро летит время и как всё кардинально меняется, — с улыбкой прокомментировал принц заявление майора. — Я знал вас, госпожа Заречина, простой туристкой с Земли, а теперь мы с вами в одном положении.
Серафима оценила количество охранников принца и свою «свиту», улыбнулась шутке рептилоида.