Часть первая
1
Желтые глазищи с вертикальными зрачками смотрели на меня сурово и с укоризной.
— Вставай, Анфиса, — воскликнул кот. — Вставай, засоня, на работу опоздаешь.
Я подскочила.
— Ой, мамочки! Который час?
— Тот самый, который нужно. Давай, живенько!
Я выглянула в окно — часы на городской ратуше показывали без четверти девять.
Метнулась в ванную, плеснула на лицо воды, вытерлась хрустким полотенцем и, торопливо натянув платье, бросилась на первый этаж, на кухню.
Кот у меня молодец, будильник, органайзер и психоаналитик в одном лице, точнее, морде. Опоздать и забыть не даст. А если даст, то утешит.
Аромат свежесваренного кофе разносился по всему дому, аж слюнки текли.
— Давай, садись, — кот поставил передо мной тарелку с булочками и, отойдя к плите, принес чашечку кофе. Да, он еще и готовить умеет. Сокровище, а не фамильяр.
Капнув сливок в мою порцию, он вылил остальное содержимое молочника себе в кружку и забрался на табурет.
— В общем, так, — помешивая сливки чайной ложечкой, произнес он, — после работы зайдешь в мясную лавку и к зеленщику. И к бакалейщику, круп надо купить, кончились. А вечером к тебе старуха Бобока придет, за зельем от ревматизма. И девчонка Притис, за сывороткой от прыщей. Так что не задерживайся. Все поняла? Умница. А теперь — живо на работу!
Последняя фраза была сказана с таким решительным мявом, что я подхватила сумку, сдернула с вешалки плащ и выскочила за порог. Когда Макарий так орет, это означает только одно — время вышло.
Макарий — это мой кот, конечно же.
Поскальзываясь на мерзлых булыжниках мостовой, я понеслась на работу. Встречные благоразумно отскакивали в стороны. И правильно делали — не стоит попадаться под руку ведьме. А под ногу и подавно.
Осень у нас в Златолюбиче выдалась славная — сухая, с утренним подморозком, как я люблю. Ах, как чудесно смотрится тронутая инеем трава, как прекрасны облачка вылетающего изо рта пара… Смотреть — и не насмотреться. Жаль, что некогда.
Часы на городской ратуше показывали ровно девять, когда я заскочила в дверь под вывеской ‘Агентство магических услуг “Твоя радость”’.
В холле никого не было. За столом, листая модный журнал, сидела Лидушка, наша бессменная секретарша — стройная темноволосая красавица. Сегодня она оказалась одета в длинное облегающее платье цвета баклажана, из-под которого кокетливо выглядывали носки алых сапожек. Баклажановый мало кому идет, но Лидушке всё к лицу. Наверное изваляйся она в грязи — тоже будет выглядеть замечательно.
Вообще-то у нас униформа, но секретарши это не касается. Не родился еще тот человек, который рискнет диктовать ей свои правила.
— Привет. У себя? — переводя дыхание, спросила я.
Точнее, просипела. С привычкой бегать по утрам я до сих пор не подружилась. Возможно, зря. Нет, я не толстая, просто невысокая и люблю булочки. А также конфеты и халву с пастилою. Мясо, рыбу и разные деликатесы тоже люблю. Главное, деньги иметь для их покупки. Поэтому я и тружусь здесь, в агентстве. И еще немножко дома, потому что “ведьмой на час” много не заработаешь. Ну а вообще я очень люблю свою работу. Она бывает такая интересная!
В агентстве нас пятеро — Лидушка, директор господин Хруст, и три ведьмы — я, Моника и Бронни. Моника — для вип-клиентов, Бронни — по долгосрочным контрактам, а я “на час”, то есть на побегушках.
— Господин директор еще не подошел, — поджав губы, ответила Лидушка. Мой стремительный стиль ей не по душе. Как и моя прическа. Тут я ее понимаю, жить с копной мелких рыжих кудряшек на голове — дело нелегкое. Волосы торчат как хотят, как ни укладывай, поэтому я предпочитаю не мучиться. Иногда по утрам они напоминают парик клоуна из бродячего цирка. Я с этим давно смирилась, а вот Лидушка — нет. Всякий раз, видя ее недовольно лицо, я порываюсь сказать “да плюнь ты”. Но не говорю, вдруг и правда плюнет. В меня. С нее станется. Как-то раз я даже хотела сходить в салон красоты и выпрямить кудряшки, но потом замоталась и забыла. А позже передумала, когда цену узнала. В общем, не судьба.
— Тогда отдохну пока, — я плюхнулась на диванчик и собралась предаться неге, но Лидушка не позволила.
— У тебя восемь заказов, — она отложила журнал, достала из папки заполненные бланки и протянула мне. Пришлось вставать и отправляться.
2
Первый заказчик хотел извести мышей. Точнее, хотел, чтобы я это сделала. И не заказчик, а заказчица, славная седовласая старушка. Еще и чаем с булочками меня напоила. Я ей за это веник заговорила, чтобы не пылил.
У второго заказчика, лавочника, пропала колбаса. Две каральки, свиные, полукопченые, с чесночком. Просил найти вора. Домовик, стыдливо догрызающий колбасный хвостик, выглядел до того жалким, что заложить беднягу не решилась. Одежонка на нем как на колу болталась, глаза ввалились, ручки тонюсенькие как прутики.
— Не кормит меня, — утирая слезу, пожаловался он. — Хоть из дому беги, а куда я пойду? Родился тут. И отец мой, и дед дому сему служили, а этот… эх! — он махнул рукой. — Такое хозяйство скупостью своей загубил!
Лавочник, который конечно же ничего не видел и не слышал, в это время продолжал возмущаться наглым вором.
— Знаете что, любезный, — перебила я его, — могу помочь разово, а могу надолго, чтобы больше не вызывали, деньги не тратили. Как хотите?
— Надолго, конечно надолго!
— Тогда делиться придется. Да не со мной, с домовиком вашим. С каждой партии колбаски — десять процентов ему. Да молочка каждый день блюдце, хлебца белого краюху…
— А золотишка ему не отсыпать? — прищурился мужик.
— Нет, золотишка не надо, — перевела я жесты домовика. — А будете обижать — уйдет он от вас, и тогда держитесь.
- И что будет? — хозяин не проникся.
— Крысы, мыши, тараканы, змеи, воры, пожары, нищета и безымянная могилка по причине разорения.
Лавочник содрогнулся.
— А может колданете, да и хватит?
— Колдану, — согласилась я. Скупердяй начал бесить. — Заберу домового с собой. Конкурент ваш как раз просил что-нибудь долговременное, для бизнеса полезное подыскать. Очень кстати ваш домовик ему будет.
— Не надо! Сколько там вашему домовому колбаски дать?
— Не моему, а вашему. Десять процентов. И смотрите, кормите хорошо. Проверю!
Домовой просиял, кланяться мне взялся, а я поспешила к третьему заказчику. Да в харчевню завернула, пирожок-другой съесть. Тут-то все и началось…
3
Харчевня “Три леща” славилась своими гусями. Они слонялись у дверей, норовя ухватить посетителей за ноги. Почти как живые. Никому из гостей хлопот не доставляли, кроме ведьм. Ведьмы их видели. Ходили слухи, что призраков поселил здесь сам святой Пантелеймон, охранитель города, чтобы защитить заведение от "зело вредных и хитрых, промышляющих колдовством особ". Если так, то у него было отличное чувство юмора. А что — и гусям радость, и нам развлечение. Квест “заскочи в дверь” делал жизнь бодрее. Ни одна ведьма не отказывала себе в удовольствии наставить нос старику Пантелеймону. А потому отбоя от посетительниц колдовского типа в харчевне не было.
В этот раз я встретила там Куртинью. Прислонив метлу к барной стойке, пухленькая седовласая старушка цедила пиво из большой глиняной кружки и, прищурясь изучала физиономию владельца заведения. Тот краснел, бледнел, покрывался пятнами, но отойти не мог — хитрая ведьма привязала его заклинанием “козлик на веревочке”, которое безумно любила. Ходили слухи, что другие она забыла, но эти слухи она распускала сама.
— Слышь, Анфиска, а кто это в наш город приехал? Видный такой, красивый, на лихом коне, да в алом плаще, — поинтересовалась она, едва я присела рядом.
— Не знаю, — что еще я могла ей ответить? И сделала мысленную пометку спросить у кота. Так, на всякий случай.
— Ой, да неужто не знаете, господыни ведьмы? — разносчица, водрузив передо мной поднос с горой пирожков, всплеснула руками. — То ж новый наш судья. Старого-то намедни сняли, проворовался.
— Да ты что? — подскочила Куртинья, отвернувшись от владельца харчевни, чем тот и воспользовался — нырнул под стойку и был таков. — И как он, новый судья, женат али холост?
— Холост, — со знанием дела кивнула подавальщица.
Я взяла с подноса пирожок. Румяный, ароматный, только что из печи, он прямо просился в рот. Откусила и, предаваясь блаженству, закрыла глаза — ммм, мой любимый, с капустой.
— Слышишь, Анфиска! Давай, не упускай свой шанс!
Я поперхнулась. Шлепнув меня по спине, Куртинья продолжила:
— Пора тебе, девонька, семьей обзаводиться. Не век же с котом куковать?
— А я не против, — прожевав, ответила я.
— Вот и славно, значит буду твоей свахой.
— Не-не-не! Я не против с котом!
— И слышать ничего не желаю! Сама потом спасибо скажешь.
— Не надо! Куртинья, ну зачем мне судья?
— Как зачем? Отличное приобретение, и не только для тебя, но и для всего ковена.
Я приуныла, если Куртинья заговорила о ковене, который и возглавляла, значит не отступится.
— Да не хочу я замуж! — я попыталась сбежать, но в предплечье тут же впились цепкие пальцы.
Подавальщица, которая все это время внимала нашему разговору, окончательно приуныла, поняв, что против старой ведьмы ей ничего не светит.
— Анфиска, даже не думай! Готовь платье, а я пока сватов зашлю, — хватка ослабла, и я на всей скорости бросилась к двери. — И не надейся сбежать, найду! — донеслось следом.
Вот и пообедала, мрачно думала я, бредя по улице к третьему заказчику. Ну почему Куртинья так хочет выдать меня замуж? Что за нездоровое желание? Сколько с ней знакома, столько и пытается. Зачем? Замуж я не хочу. Ну для чего, скажите на милость, молодой перспективной ведьме обзаводиться семьей, детьми и хозяйством? И вместо любимых зелий варить каши и борщи, вытирать носы, стирать пеленки и мужнины портки. Фу! Нет! В ближайшие двести лет я вряд ли буду к этому готова. Вот только как донести это до упрямицы, которая слышать ничего не желает?
Я так крепко задумалась, пытаясь найти подходящий аргумент, что совсем перестала следить за дорогой… И со всего маху врезалась во что-то твердое.
— Смотрите под ноги, девушка, — раздалось сверху. Потирая ушибленный бок, я подняла взгляд. Сидящий на гнедом коне мужчина смотрел на меня так, словно я сама была лошадью, и он меня собирался купить. Выглядел он вполне пристойно. Мужчина, а не конь. Темноволосый, статный, уверенный. Впрочем, конь тоже был ничего.
— Госпожа ведьма, я полагаю?
— Правильно полагаете. А вы кто?
Матушка всегда старалась привить мне вежливое поведение. Не преуспела. Даже у кота ничего не вышло, но он надежды не теряет.
— Тибериус Мок, судья, к вашим услугам.
— Что, тот самый? — не удержалась я.
— Смотря что вы имеете в виду.
— Вы тот самый неженатый красавчик-судья, который свел с ума все женское население города? — подала я мысль более развернуто.
Взгляд мужчины сделался озадаченным.
— Хм, не знаю. Не оценивал себя в подобном ключе. Простите, а что, я и вас… того… свел?
— Нет, — вспомнив угрозы Куртиньи, я решила говорить правду и только правду. — Меня не свели. Но мне надо знать, по каким параметрам варить зелье.
— Какое зелье?
— Приворотное. Дамы, очарованные вами, прибегут за ним обязательно.
Судья содрогнулся.
— А вы можете не варить?
— Увы, нет. Это моя работа, — я достала из сумки блокнот с карандашом. — Ваш рост и вес, пожалуйста.
— Знаете, я спешу, прощайте, — торопливо развернув коня, судья Мок умчался прочь.
Я кинула блокнот обратно в сумку и, посмеиваясь, свернула в переулок.
Заказчица номер три жила в большом, ужасно запущенном доме, полном кошек. Их неистребимый дух пропитал каждый уголок. Хвостатые валялись в креслах, на диване, на полу, нежились на подоконниках и даже на обеденном столе.
— Ах, госпожа ведьма, я так несчастна, — пожаловалась женщина. Неопределенного возраста, она словно была покрыта налетом времени, но остатки былой красоты все еще немного просвечивали. Серо-бурое платье и собранные в пучок волосы почти полностью скрывали эти проблески. — Я бы хотела, чтобы вы сделали что-нибудь… Что-то, что изменило бы мою жизнь.
Думала я долго, минут пять, перебирала варианты, и тут в голову пришла поистине блестящая идея.
- А вы слышали, что в город приехал новый судья? Красивый, неженатый, наверняка богатый. И животных любит, — добавила я, вспомнив про коня. Женщина оживилась, сразу сделавшись немного моложе. — Не хотели бы вы попытать счастья?
Глаза зажглись… но тут же погасли.
— Не думаю, что у меня есть шанс.
Ее прямота мне понравилась. Да и котов я люблю. Эх, была-не была, подумала я.
— Это смотря как подойти к делу. Если вас приодеть, причесать, поработать над имиджем, то судья от нас не уйдет.
— А вы можете?
— Конечно!
За час мы успели немало — перетрясли гардероб, нашли несколько приличных платьев и туфли, в которых не стыдно появиться на люди, и попробовали уложить волосы по-новому. С волосами получилось так себе, но дело сдвинулось. А боевой дух клиентки воспрял настолько, что я позвала на помощь Бронни. Коллега-ведьма ею и занялась, заключив долгосрочный контракт, поскольку работы оказалось немеряно. Оставалось надеяться, что судья не рванет из города в самое ближайшее время. Было бы жалко истратить силы попусту.
Оставив заказчицу в надежных руках, я отправилась выполнять остальные поручения.
4
С остальными заказами я провозилась до вечера. Потом еще за продуктами зашла. Устала невероятно.
— Где ты болталась? — Накинулся на меня кот, стоило переступить порог дома.
— А что, за зельями уже приходили?
— Да какие зелья! — отмахнулся Макарий. — Вон, смотри! — мохнатая лапа указала на вазу с розами, стоящую на столе в кухне.
Розы были прекрасны. Белые, как я люблю.
— От кого это? — насторожилась я.
— Молодой, красивый, — словно бабка-сказительница, нараспев произнес кот, — обходительный… Анфиска, попробуй упусти такого жениха, на тряпицы порву, мряу!
— Ну и где он, этот красавчик?
— Ушел. Но обещал вернуться.
— Ну-ну, — усмехнулась я.
— Я тебе дам “ну-ну”! Скольких женихов упустила! Вот, например, Рудольф, сынок прежнего судьи… эх, какой был юноша! Или хотя бы Герберт, тоже видный мужчина был.
— Макарий, не начинай!
— Что “не начинай”, Анфиска? В твои-то годы с котом! Да тебе гулять по женихам надо, семью создавать!
Я замерла.
— Подожди-ка, дружок. А не с Куртиньей ли ты пообщался, пока меня не было?
— Куртинья? — глазки кота забегали. — А что Куртинья? Умная женщина, в смысле — ведьма. А старших, девонька, надо слушаться!
— Стой, где стоишь! — воскликнула я и схватила с полки банку с сушеной полынью. Горстью, от души, сыпанула на кота. Тот, взвизгнул, затряс головой, чихая и отплевываясь.
— Ну что, полегчало? — спросила я, когда он немного успокоился.
Тот зыркнул мрачно и разразился совсем не кошачьей бранью, костеря хитрую старуху на чем свет стоит.
— И ведь даже не заметил, как она это провернула, — посетовал он, пряча виноватый взгляд. — А она все “котик” да “котик”, и знай наглаживает.