– Это ты пела?
– Пела? – она округлила и без того огромные глаза. – Нет, я не могу.
И снова закашлялась. Уж не больна ли? Нет, похоже, просто от слёз подавилась.
– Ты демон или человек? Чего рыдаешь, как баньши? – спросил Николас, пряча меч в ножны.
Но настороженно оглядываться он не перестал. Опасность таилась за каждым кустом.
– Заблудилась я! – икнула девочка.
– Что такой маленький ребёнок делает в дремучем лесу один?
– Я не маленькая! – она возмущённо сжала ладони в кулачки. – Я дочка лесника. Он меня сюда отправил. А что ты здесь делаешь? Люди сюда не ходят!
– Я тоже заблудился, – Николас пожал плечами. – Ничего подозрительного не видела?
Герда сглотнула и снова испуганно затряслась.
– Я случайно раздавила ужика, и теперь его пёс хочет меня съесть.
– Пёс ужика? – Николас вскинул брови.
– Нет, пёс Ужиного короля. А ужик – его детёныш, – девочка указала на мёртвую змею рядом с собой.
Николас подобрал с земли палку и потыкал её.
– Ты его живым хоть видела? – Девочка покачала головой. – Может, он давно такой лежит.
– Тогда почему тот страшный пёс не выпускает меня с поляны? – она кивнула на кусты и, поскуливая от страха, добавила: – Наверное, он хочет съесть мои потроха. Я в книжке прочитала.
Трусиха, как Лизи. Что с неё взять?
Николас направился к кустам. Там и правда притаилась собака. Увидела его и залаяла. Может, очередной морок? Жаль, что колдуна не видно. Придётся сегодня живодёром поработать.
Николас снова вынул из ножен меч и направил на пса. Девчонка подскочила к Охотнику и схватила за локоть:
– Стой! Даже если ты его убьёшь, а не он тебя, сюда явится Ужиный король и утащит нас к себе в палаты. Правда, он обычно красивых девушек похищает. Но мы с тобой не девушки, то есть не красивые. И уж точно не нагие. Ой, – сбивчиво тараторила она. – Я хочу сказать, что если у тебя нет братьев, которые смогут изрубить Ужиного короля на части, то мы зачахнем у него в подземелье без солнечного света.
Смеяться тут или плакать? Лет, ей, поди уже восемь исполнилось. Самый возраст для посвящения. Правда, он не слышал, чтобы их устраивали для девочек. Но дар у неё все-таки есть. Да ещё этот пёс – скорее дух, как золотой олень. Нужно понять, как он хочет проверить девчонку. Если Николаса сюда приволокли, значит, он должен сыграть роль наставника. Но ведь он ни испытания не прошёл, ни мудрость не обрёл. Какой из него наставник?
Пёс встал на задние лапы и клацнул зубами у лица девочки. Николас отпрянул вместе с ней.
– Я его не трону, если ты сама с ним справишься. Есть идеи? – заговорил Охотник, когда они оба устроились на поваленном бревне.
– Нет. Теперь мы либо умрём здесь от голода, либо пёс съест наши потроха, – девочка снова заплакала.
– Да не реви ты. Терпеть не могу маленьких хныкалок, – не выдержал Николас.
Она испуганно всхлипнула и вжала голову в плечи. А-а-а, девчонки! Как с ними общаться, чтобы они не плакали?
Он достал из-за пазухи платок и принялся вытирать её лицо. Девочка прикусила губу и затихла.
– Давай подумаем вместе, – приговаривал Николас назидательным тоном, вычищая её левую щёку от грязи. – Если этот пёс хотел нас убить, он давно это сделал бы. Значит, он просто не выпускает нас с поляны. Сомневаюсь, что он жаждет уморить нас голодом. Это долго. Да и ему самому нужно есть, а не сторожить нас денно и нощно. Правильно?
Девочка кивнула.
– Что ему может быть нужно? – Николас спрятал платок. – Подумай. Ты наверняка знаешь ответ.
Она рассеяно обежала взглядом поляну.
– Змея на Лысой горе тоже была неподвижной. А когда Сымон ей поклонился, постелил платок и угостил молоком, она ожила и подарила ему свою корону. Правда, это было в середине вересовика, а сейчас ещё жнивник не начался.
– Молодец!
Николас достал из своих вещей деревянную кружку и налил молока из большой фляги. Девочка сняла с головы косынку и расстелила её перед змеёй. Николас поставил туда кружку. Они отошли на шаг.
Уж заполз на косынку и высунул раздвоенный язык. Удостоив их коротким взглядом, змея с царственным видом испила молока, а потом начала извиваться всем телом, стягивая с себя старую кожу. После долгих усилий уж освободился и скрылся в высокой траве.
Николас подтолкнул оробевшую девочку к змеиной коже:
– Она твоя. Забирай.
– Зачем? – заупрямилась та.
– Пса ею отвадишь. Держи, – Николас завернул кожу в косынку, всучил девочке и потянул к кустам.
Пёс больше не рычал, а к чему-то принюхивался. Девочка дрожащей рукой протянула ему косынку. Пёс уткнулся в неё носом, чихнул и, поджав хвост, убежал в лесную чащу.
Девочка облегчённо выдохнула и едва не упала, ослабнув от напряжения. Николас подхватил её и отнёс обратно к поваленному дереву.
– Видишь, как всё просто вышло? – он потрепал её по голове. – Мне даже драться не пришлось.
– Спа-спасибо, – с трудом выговорила она.
– Не за что. Ты же сама всё сделала. Я совсем чуть-чуть помог.
Девочка расцвела лучистой улыбкой. Красавица будет, когда вырастет. Вилия.
Она вдруг поджала губы.
– Отец не велел мне говорить с незнакомцами.
– Тогда давай знакомиться. Я Мортимер Стигс с Авалора в Западном море, – Николас протянул ей ладонь. – А ты дочка лесника из?..
Она не смогла долго хмуриться и улыбнулась, хлопая серебристыми ресницами.
– Герда… То есть Альгерда Мрия из Волынцов, – девочка густо зарделась и вложила свою маленькую ладошку в его, впервые показавшуюся огромной и грубой лапой.
– И почему же отец тебя здесь оставил?
– Он отъехал по делам, но сказал, что скоро вернётся. Ты ведь веришь?
– Конечно! Он очень тобой дорожит, как все отцы дорожат своими детьми.
По правде, вначале Николас решил, что девчонку отвели в лес, чтобы не смотреть, как она погибает от голода. Селяне так поступали порой из-за отчаянной нужды. Но Герда-то ни голодной, ни неухоженной не выглядела. Хоть и была одета небогато, но мелкими аккуратными чертами походила на старую Сумеречную знать. Такая утончённая изысканность, хрупкая до болезненности – аристократы очень её ценили и старались подчеркнуть на родовых портретах.
– А братья-сёстры у тебя есть?
Она отрицательно помотала головой.
– Что ж, тогда давай поедем вместе. У меня быстрый конь, мигом нас до Волынцов домчит.
Над лесом уже сгущались сизые сумерки.
– Не успеет до темноты. Пешему отсюда часа полтора-два ходу по Оленьей тропе. Но там поперёк дороги лежит широченная сосна. С конём не пройдёшь. Надо двигаться в обход до Сокольничего тракта, а это ещё часа три вдоль Ужиных топей. В такой туман туда лучше не соваться. Можно в трясину угодить.
– Что ж, тогда здесь заночуем. Ты ведь не боишься? – он изобразил жуткое лицо, растопырил пальцы и протянул к ней ладони.
Герда заливисто рассмеялась. Уже лучше!
– Подожди тут, пока я дров соберу. Заодно надо моего компаньона отыскать, а то он в трёх соснах плутает постоянно.
– Отец отыщет. Он здесь каждую тропу знает, каждое дерево. Всех заблудившихся домой возвращает.
Зверолорд что ли? Хотя девчонка из Детей ветра, так что вряд ли.
Эглаборга Николас так и не нашёл, хотя прочесал всю округу, пока рубил дрова. Герда в это время собирала хворост и выкладывала кострище камнями. Набрав воды из ручья и приладив над пламенем котелок с походной кашей, Николас подкатил к костру бревно и пригласил Герду сесть поближе. Она протянула к огню закоченевшие руки.
– А как ты в лесу оказался? Скажи правду! Я ведь сказала!
Николас замялся:
– На ярмарку еду. Купец я.
– Врёшь, – она упрямо мотнула головой. – Это от нас в Подгайск на ярмарку ездят, а не наоборот. Я знаю, кто ты на самом деле.
Николас напрягся. Она ведь мыслечтец. Отец явно её в лесу от Лучезарных прятал. Они всех детей-мыслечтецов в Священную Империю на обучение забирают, а после те сами не свои становятся. С совершенно пустыми лицами, не помнят ни родных, ни детства, только о службе Единому думают.
Вот девчонка его и разгадала. Хотя как? Ведь ветроплав блокировал мыслечтение.
– Ты охотник.
А, нет, можно спать спокойно.
– Как догадалась? – улыбнулся Николас.
– Легко, – Герда указала на лежавший среди его вещей короткий охотничий лук. – И потом, так глубоко в Дикую Пущу никто, кроме самых отчаянных охотников не захаживает. Но ничего они здесь не находят, только блуждают зря. Так отец говорит.
– И я заблудился. Бывает.
Заскучав, он полез в мешок за альбомом. Проворная девчонка подскочила к нему и заглянула через плечо.
– О! Это же из сказок, да? Обожаю сказки. Они тут совсем как живые! – восхищённо отозвалась она.
Николас отыскал глазами её потёртую книжку «Сказания севера». В детстве у него была такая же, с жуткими историями, от которых Лизи приходила в ужас.
– Ты на них охотишься, да? Ты же Сумеречник!
Николас легонько щёлкнул её по лбу:
– Сумеречников нет. Это просто картинки из сказок.
– Ну да, – Герда сверкнула на него глазами с укоризной. Видно, не впервой приходилось это слышать.
Он передал ей альбом, раз уж та тянула к нему руки. Чернилами и углём там изображались демоны с изогнутыми когтистыми лапами, чешуйчатыми хвостами, перепончатыми крыльями и косматыми клыкастыми мордами.
– Так много! Я не узнаю почти никого!
– И замечательно. Не хватало ещё, чтобы они на тебя напали.
– А я бы хотела! Хотела увидеть чудо, поверить в сказку, в волшебство, как раньше. Почему Сумеречников больше нет?
– Их время прошло. Да и что бы ты стала делать, встреться тебе демон из сказки? Знаешь, как они любят лакомиться болтливыми девчонками?
Николас зарычал, притянул Герду к себе и принялся щекотать. Она громко смеялась и брыкалась, пока не соскользнула с бревна. Раскрасневшиеся, они растянулись на сырой от росы подушке мха. Николас настолько расслабился, что не заметил, как из его рубахи выпал амулет Кишно. Герда провела пальцем по рунам.
– Кеназ – огонь, альгиз – защита, исаз – лёд, – проговаривала она их значения. – Отец научил. Он всё-всё знает.
Даже письмо Сумеречников? Нужно обязательно перекинуться с этим лесником парой слов.
– Никому не говори. Ни обо мне, ни об отце, – Охотник приложил палец к губам.
Луна была уже высоко. Николас укрыл их одним одеялом, и вскоре они уснули.
========== Глава 13. Волынцовский лесник ==========
1563 г. от заселения Мунгарда, Веломовия, Белоземье
Под утро показалось, что вилия с распущенными седыми волосами склонилась над самым его лицом и снова запела. В груди поднимался жар. Вилия тянула к Николасу руки, он – к ней. Они сплетались в одно. Внутренний резерв разрастался, кожа впитывала воздух. Тот превращался в чистую силу и растекался по жилам раскалённой лавой. Даже вздох грозил перерасти в бурю.
Все ветра повиновались Николасу, словно не он был проводником их воли, а сам повелевал, глядя на мир с огромной высоты. Какая невообразимая мощь! Сдвинуть горы, повернуть вспять реки – маленькая вилия хотела подарить ему эту силу. Но выдержит ли её слабое человеческое тело? Не разорвёт ли его на ошмётки? Да и кто он такой, чтобы тягаться со стихией?
Николас открыл глаза и обнаружил, что Герда крепко спала, положив голову ему на грудь. Он почти не ощущал её веса. Охотник провёл рукой по пушистым волосам. Кожу стало чуть заметно покалывать, словно он втягивал в себя силу ветра.
Герда открыла глаза и хитро ухмыльнулась:
– Я не сплю.
Наваждение пропало.
– Я знаю, – шутливо ответил он.
Девочка села и, оглядевшись по сторонам, радостно заключила:
– Туман совсем ушёл. Наверное, Ужиный король больше не сердится.
Солнце загнало рассветные сумерки на дно оврагов. Над верхушками сосен раскинулось ясное небо. Пора было выдвигаться. Позавтракав остатками ужина и напившись воды из ручья, они затушили костёр. Николас седлал коня, пока Герда собирала вьюки. Приторочив их к седлу, Охотник усадил её на лошадь впереди себя и поехал шагом.
Часа два они брели по едва заметной тропе, огибающей Ужиные топи по самому краю. Несколько раз они чуть не завязли в трясине, но Герда вовремя предупреждала о топких местах. Мошкара нещадно жалила открытые руки, хотя основной удар принимал на себя серый конь. Герда стряхивала с его шеи слепней, до которых могла дотянуться, отчего на руках оставались кровавые следы.
Солнце было уже высоко, когда между деревьями показался широкий тракт. Почувствовав под ногами удобный грунт, конь побежал рысью. Николас набрал повод в одну руку, а другой придерживал Герду, чтобы она не упала.
Сокольничий тракт оказался на удивление людным. На разбитых телегах по нему катили дровосеки. Чаще попадались грибники и охотники, которые осмеливались ходить лишь вдоль большой дороги.
У опушки Николас почувствовал неладное. Кавалькада в голубых плащах ехала навстречу. Лучезарные! Столько трудов, чтобы проскочить мимо незамеченным, а всё равно попался. Интересно, почему они задержались в Волынцах так надолго?
Николас спрятал Герду под плащом и надвинул капюшон на лицо. Амулет за пазухой раскалился. Лучезарные поравнялись с ними и натянули поводья. Осматривали тщательно, тянулись к мыслям голубоватыми нитями. Николас опустил взгляд к конской холке. По хребту катились холодные капли пота, голову будто тисками сжимало, на губах ощущался привкус крови. Сейчас увидят – и всё, конец.
Но Лучезарные оборвали связь и поехали дальше вдоль опушки. Повезло, неопытные попались. Не знали, что надо не только даром прощупывать, но ещё глазами и ушами искать.
Николас отпустил Герду и полез в карман за платком, чтобы вытереть кровь.
– Тебе плохо? – встревожилась девочка.
– Пустяки, пройдёт, – отмахнулся он.
– Это всё Голубые Капюшоны. Они тоже демоны? Говорят, они дышат огнём и обращают в пепел прикосновением.
– Нет, они такие же, как ты и я. У меня дома их очень много.
– То есть мы могли бы стать такими же? Хватать людей, допрашивать, казнить…
– Ты – вполне, а мне прямой путь на костёр, – Николас горько усмехнулся.
– Нет! Если бы я стала одной из них, я бы не позволила причинить тебе вред, – она замялась, густо покраснев. – То есть вообще всем людям.
– Надо быть очень смелой и сильной, чтобы идти против общественных устоев.
– А ты? Ты бы пошёл против них, чтобы защитить меня? – спросила она и снова засмущалась. Такая кроха, а сердцевину ощутимо бьёт.
– Я сам по себе, не умею ни подчинять себе, ни подчиняться сам, – Герда поникла. Видно, образ героя, который она для него выдумала, начал развеиваться. – Но я мог бы умыкнуть тебя потихоньку и спрятать.
Она улыбнулась по-детски доверчиво и прильнула ближе. Стало немного неловко.
***
Показались первые дома. Городок был крохотным: около сотни дворов на холмах по обе стороны от узкой, вытекавшей из леса речки. Разросшаяся деревня, скорее. Ни стен, ни даже ратуши не видно. На рыночной площади ютилось несколько захудалых лавчонок, харчевня и постоялый двор с выцветшей вывеской. Только большой Единоверческий храм из белого камня помпезным видом корил город за серость и убогость. Обычная для дремучего захолустья картина. Но всё же что-то в ней настораживало.
По улице ковылял измождённый мужчина.
– Отец! – вскрикнула Герда.
Он испуганно замер и повернул голову. Сухощавый, со сбившимися пепельно-серыми волосами, под стылыми стальными глазами красовались тёмные круги, тонкие губы растрескались, выпирали острые скулы. Штаны из грубого сукна и льняная рубаха выглядели помятыми. Да и аура, хоть и обычная, прохудилась в нескольких местах. Видно, мыслечтецы допрашивали его долго и с пристрастием. Но отпустили. Неужто амулета Кишно не нашли или он, и вправду, неодарённый? Тогда странно…
Николас остановил коня, слез и помог спуститься Герде. Как только её ноги оказались на земле, она подбежала к отцу.
– Тебе плохо?
– Почему ты не дождалась меня в лесу? – осадил её отец.