Второй стремительно надвигался на них с явно недвусмысленными намерениями.
– Мы лекари! – неожиданно даже для себя закричала Бенила, поднимая сумку с медицинскими инструментами и обязательным косым красным крестом на материи.
Лекарь
Я сел на холодную землю и с недоумением осмотрелся. Жутко болела голова. Так… похоже, я все еще не умер. Странно. Бенила, сидящая рядом, с заметным облегчением улыбнулась, обнаружив признаки жизни в моем несчастном теле. Вид вполне приличный. Платье не рваное, синяков не заметно. Не били, не резали. Вообще не…
Где мы, собственно?
Какой-то смутно знакомый двор. Впрочем, они все одинаковые, легко спутать и не особенно интересно. Из дома несколько бородатых мужиков деловито вытаскивали последнее добро и грузили на телеги. Соседние дома в деревне уже горели, и кроме неполной дюжины совсем маленьких детей со связанными ногами, никого из местных не наблюдалось.
В стороне довольно загоготали. Я посмотрел, и очень захотелось еще кое-кого проткнуть. Над бабой с задранной на голову юбкой старался очередной герой, и еще двое ждали очереди. Наверняка не первые. Она уже и не стонала, лежала молча. В такой ситуации не понять, лучше сразу помереть или терпеть? Все одно, натешившись, добьют.
Почему пленные – только дети? Нехорошо. Очень нехорошо. Они пришли не просто грабить, аголины решили всех уничтожить. Детей раздадут по семьям и правильно воспитают. Они еще малы и ничего не вспомнят. Слышал я про такое, да не верил. Или здешнего фема совсем не боятся, или я чего-то сильно не понимаю…
– Что произошло? – спросил скрипучим голосом. В горле совсем пересохло.
– Он в последний момент ударил плашмя, – с готовностью объяснила Бенила. – Мы не местные и можем дать выкуп.
Ну, это понятно. А вот здешним крестьянам не поздоровилось. Хорошее поздравление с Новым счастливым годом.
В карманах пусто. Обыскивали. Хорошо, что не взял диск с шеи покойника. Нашли бы, не помогли бы никакие уверения в хорошем отношении к аголинам. Прикончили бы на месте. Может, выдать себя за истинно верующего? Опасно. Да и не поверят. Меня многие знают, но вместе с тем слышали, что не бедный. Это уже лучше.
Я прислонился к плечу Бенилы и, закрыв глаза, принялся внимательно созерцать состояние собственного многострадального тела. Дурацкое определение «созерцать», однако ничего более подходящего так и не придумал. Прямой перевод с кратау еще никому не удавался. Песьеголовые в каждое слово вкладывают двойной смысл, во фразе многое зависит от интонации. Да и глотка у них устроена совсем иначе.
Самые мои тяжкие, но и интереснейшие годы прошли в попытках разобраться, кто они все-таки такие и чем владеют. Были вещи, которые я сознательно не включил в «Книгу удивительного народа». Не каждое знание во благо, а иному по учебнику не обучишься. Необходим наставник. Вот и «созерцание» дается не просто. Зато эффект, если забыть о пинках и колотушках, щедро раздаваемых моей несдержанной учительницей, впечатляющий.
Самолечение без медикаментов и оперативного вмешательства дорогого стоит. Жаль, не всякий воспринимает подобную науку. Тут и признанные маги пасуют. Трудновато вгонять себя в самогипноз и при этом быть умелым целителем с серьезным опытом. Необходимо очень четко представлять себе причинно-следственные связи и прогнозировать последствия. Слишком легко, исцеляя больной или раненый орган, загубить соседние, связанный с ним.
Так, отстраниться от боли. Теперь произносим заученную навсегда совершенно бессмысленную фразу, активизирующую соответствующую систему. Боевой транс пока без надобности. Раньше надо было думать, может, и удрали бы. Хотя вряд ли. Выше головы не прыгнешь. Я же не воин, так, кое-чего по мелочи нахватался. Ладно. Искать ошибку будем в другое время, тем более что не любитель я каяться задним числом. Что сделано, то сделано. Уже не исправить.
Займемся более важным. В первую очередь нужно исправить физические повреждения. Давненько не баловался – неприятно, и риск присутствует. Придется воспользоваться резервами собственного организма. Потом это обязательно аукнется неприятными последствиями, конечно, если не соблюдать правильную восстановительную диету, а меня вряд ли станут кормить разносолами. Ладно. Иметь ясную голову и нормально держаться на ногах – важнее. Приступаем.
Проверяем наличие опасных повреждений. Схема. Порядок. Кровоизлияния в мозг нет – замечательно. Рана поверхностная, кожа содрана. Кровь уже подсохла. Вид наверняка страшный, но на деле ничего опасного. Шишка приличная, слабое сотрясение мозга. Больным я в таких случаях прописываю постельный режим и употребление настоев из трав. Пустырник, мелисса, корни валерианы. Вряд ли мне дадут лежать, да и сумки с нашими запасами, скорее всего, уже выпотрошили. Эти деятели вряд ли разбираются в травах и настойках. Выбросят. Столько добра пропадет!
Вот, удовлетворенно проверил самочувствие и порадовался: совсем другое дело. Чего у меня еще? Синяки, ссадины, царапины. Волокли, что ли, не слишком дружески, пока я был без сознания? Ну, тьма с ними, козлами. Ничего серьезного – само заживет.
Меня жестко пнули в бок ногой в грязном сапоге, прервав размышления.
– Старейшина зовет, – в ответ на мой жалобный взгляд гулко сообщила очередная бородатая образина, обвешанная острым железом, с огромным ручным огнебоем, заткнутым за пояс. – В дом идите.
Я с трудом поднялся, кряхтя и опираясь на заботливо подставленное плечо Бенилы, и, старательно изображая немощь, поковылял за посланником. Он и не подумал оглянуться, чтобы проверить, выполняется ли приказ. Куда мы денемся.
Лицом к нам за столом, на котором грудой были навалены все мои заботливо хранимые и собираемые не один год инструменты, восседал круглолицый толстенький дедушка с шикарной седой бородищей. Физиономия его сохраняла столь постное выражение, что немедленно захотелось провозгласить старичка безгрешным и способным только на исключительно правильные мысли. Несомненный добряк. Вся деревня уже в этом убедилась. А кого не успели зарезать, тому он напомнит.
Небрежный жест, и сопровождающий, громыхая железками, удалился за дверь. Мы остались втроем в полутемной комнате, освещаемой коптящим факелом.
– Пусть тебе всегда светит Солнце, и дождь вовремя выпадает к твоим ногам, – провозгласил я, низко кланяясь и старательно шатаясь от отсутствующей слабости.
– Вероотступник, – неожиданно писклявым голосом установил старейшина.
Откуда он взял этакую глупость – неизвестно. Я никогда не числился ни в одной общине, и тем паче публично не заявлял о выходе из нее. Он в курсе, каково определение вероотступничества? Но, похоже, дедушке все равно, и правила он изобретает прямо на ходу.
А мое приветствие – вообще стандартное обращение. Уж не аголинам попрекать окружающих. Пророк их появился лет через тридцать после окончания Войны Богов и первоначально занимал немаловажную должность казначея в столичном Храме Солнца. Это потом он перессорился с остальными жрецами и спровоцировал раскол. Если уж искать виноватого, то в своем огороде, и никак иначе. Да вот когда это случалось? Правильно, такого не бывает. Всегда оппонент виноват, коли сила имеется.
И при этом они претендуют на единственно правильный вариант веры. Я, в принципе, всемерно «за». Кроме идеи вселенских весов добра и зла, Аголий еще проповедовал неглупую идею. Молиться можно было где угодно: в храме, у домашнего алтаря, на лоне природы. Искренность – важнее. Тем не менее, у них уже выделился четкий слой священников, и должность передается по наследству.
– Давно понял великую правоту пророка Аголия, – абсолютно искренним голосом провозгласил я. – Равновесие Солнца и Луны – это важнейшая вещь для мироздания. И многие почтенные люди, – чуть не сказал «члены вашей секты», но вовремя проглотил неприлично звучащую фразу, – верующие в откровение его, могут замолвить за меня слово. Обязательно поручатся, – дальше последовал длинный перечень достаточно известных личностей. Кое-кого я лечил, кое-то мне был всерьез обязан, а кое-кто имел от меня неплохой доход. Если этот неприятный дедуля не сидит в горах безвылазно, а имеет отношение с лидерами аголинов из Серкана и низин, не может не знать этих имен…
– Ну-ну, – неопределенно сказал седобородый. – Гатам за тебя поручится…
Ай, как нехорошо, опечалился я. Кажется, ненароком угодил в больное место. Откуда же мне было знать! Общины аголинов, если верить им самим, представляют одно целое, но в связи с отсутствием вертикальной власти иногда появляются доктринальные различия. Обычно они умудряются договориться, но этот тип явно видел себя в роли ведущего и наиболее праведного, дающего всем общинам указания и предписания. Чего-то они с Гатамом не поделили. Зря упомянул.
– Вселенная двуедина, – провозгласил проникновенно, – нет мира без света, но тьма необходима. Как правильно сказано в «Книге о двух началах сущего»…
– В медицине решающее значение принадлежит свидетельству фактов, – с заметной насмешкой перебил меня противный дедуля. – «Для правильного излечения больного необходимо познать причины болезни. Без понимания сущности явлений, открытия законов, управляющих течением наблюдаемых процессов, обнаружения глубинных структур, лежащих в основе процесса, мы лечим не болезнь, а ее признаки».
И ведь дословно цитирует предисловие к «Справочнику Врача»! А говорят, все оригинальные экземпляры уничтожили! Да за одно чтение этой книги положена серьезная кара, а он не стесняется. Хотя… чего ему опасаться? Меня? Смешно. Мигнет, и нет свидетеля. Ой, влипли. Умный фанатик – отвратительное явление. Честолюбивый и агрессивный, он способен спалить весь мир ради собственной идеи. Предпочитаю жадных прагматиков, от них хоть ясно, чего ожидать.
– Простите, – сказал, пожимая плечами, – а что это было? Не знаком с данным трактатом.
– Где здесь божественная воля? – закричал он в гневе, брызжа слюной. Оправдания его не интересовали. Походя повесил обвинение на всех лекарей. А вдруг они незнакомы с текстом? И ведь реально не читали. Предисловие вымарано из общедоступной книги. Остался «Справочник». Рецепты и болезни, без комментариев. Никто больше не прочтет честную фразу: «Я собрал и использовал все, что видел, слышал, наблюдал; я часто снимал жатву, посеянную другими, мой труд – плод коллективного творчества».
«Справочник» нынче считается посланием Солнца, и никак иначе. Хотя правильно сказано: «К религии прибегают тогда, когда не способны найти в науке ответа на интересующий вопрос».
– Не Бог дает урожай, а вынесенный на поле навоз? – продолжал бушевать старик.
Он псих, понял я. Дураку понятно, простейший ответ: «Без соизволения Высшего и навоз не поможет!» – но здесь какая-то теологическая ловушка. Чего ни брякнешь, кругом сам виноват. Попробую подойти к проблеме с другой стороны.
– Очень любопытный пассаж, – сделав вид, что ничего не понимаю, сообщил старику. – Надо обдумать. Факты – вещь крайне интересная, с успехом подтверждающая правоту пророка Аголия. Вот посмотрите на историю цивилизованного мира.
– Хм, – неопределенно помычал сбитый с мысли старейшина. Не думаю, что его часто перебивали, не дослушав.
– Без равновесия человеку нельзя существовать! Без равновесия империя погибнет! – вскричал я горестно. – Вспомните прошлое: Солнце уступило в борьбе Холоду, началось движение ледника на юг, и что? Варвары вынуждены были сняться с насиженных мест и идти в поход. Урожай в Первой империи катастрофически упал, армию содержать стало не на что. Население взбунтовалось. Произошла катастрофа.
Специально сделал паузу, давая старику возможность прокомментировать высказывание. Он молчал. Я продолжил.
– А возьмем противоположный вариант. Солнце греет все сильнее. Жизнь прекрасна. Население растет. Распаханы большие пространства. Казалось бы, замечательно, а мы видим огромные проблемы. Расплодилось огромное количество недовольных, не все хорошо питаются. Опять войны, мятежи. Падение династии… Только равновесие способно спасти наш мир!
– Ты думаешь, я выжил из ума и не вник в то, с кем имею дело? – прошипел старикан зловеще. – Скорее отсохнет твой поганый язык и вылезут в гное глаза…
…Еще и поэтическая натура…
– … чем удастся тебе совратить верующего с пути истинного. Вероотступнику не заморочить голову праведному человеку! Вот это что? – брезгливо тыкая пальцем, спросил он в очередной раз, переключаясь на другую тему.
– Клизма, – делая шаг вперед, с искренним недоумением объяснил ему. Он что, никогда не видел? Про шприц и иглы, что характерно, не спрашивает. – Если надо прочистить желудок, набираю теплой воды и… хм… вливаю в зад, нажимая пальцами на меха.
– Ненавижу раскольников, – доверительно сказал дедушка, скривившись, – но в данном случае они правы.
«Что за дурацкие выводы из нашей беседы? – затосковал я. – Клизма-то чем ему не угодила?»
– Вмешательство в Божью волю необходимо карать безжалостно. Такие, как ты, хуже любого раскольника. Одно общение, во время которого ты вознамерился при помощи логики и никчемных примеров сбить с толку, способно смутить неокрепшие умы!
В смысле, заставить немного задуматься в свободное время о чем-то, кроме проповедей и литаний?
– Любой ученый, – слово он буквально выплюнул, – своими отвратительными устремлениями расстраивает нравственный порядок и дезорганизует духовную гармонию общины.
Ну и отпусти нас. Живи себе в своем коллективе, я ведь не напрашивался в гости. Тогда точно атмосфера вокруг будет замечательной.
– Очевидно, что община, в которой начнут ослабевать нравственные и духовные начала, лишится счастья в этом мире, даже если с материальной стороны она будет развита и сильна, – веско постановил старейшина.
Писклявый голос в сочетании с яростью в другой обстановке мог вызвать усмешку. Тем не менее, от старика несло такой неприкрытой угрозой, что хотелось оказаться подальше отсюда. Даже люди с мечами не нагоняли на меня такой жути. От тех известно было, чего ожидать. Здесь же извивы мыслей казались абсолютно непредсказуемыми.
– Если истинная религия и ее последователи не будут оберегать свои святыни от посягательств, то подобное безразличие и бездействие повлекут за собой ослабление, искажение и даже исчезновение религии. Попытка смягчения мук человеческих есть посягательство на промысел Божий!
А сам он не попросит обезболивающего, когда его всерьез прихватит? – подумал, старательно сохраняя почтительное выражение лица. Такие фанатики обычно делятся на две категории. Униженно просящих помочь, когда их самих донимают боли, но обязательно без свидетелей. И готовых сдохнуть, но не поступиться идиотским принципом. До заболевания их речи страшно похожи. С первого взгляда отличие не просматривается. Но трусы хуже. Они все знают про самих себя. В результате заранее подозревают всех подряд в собственных слабостях, отказывая в наличии принципов и честности.
– Есть грехи человеческие, которые заглаживаются приношением на алтарь, и есть грехи, которые искупаются лишь кровью согрешившего!
Плохо. Зачем вызывал, если слушать не желает?
– Духовное осквернение хуже всего, – проникновенно сообщил старикан, самозабвенно токуя. – Пришел час, когда необходимо взвесить на чашах равновесия добродетель каждого и вынести справедливый приговор. Если не поддерживают всей душой, а колеблются, им не место среди людей.
Очень плохо, уже не пытаясь перебить и защититься, понял я. Что не скажи – результат одинаков. Он убежден в своей правоте, но столь же отвратительные речи уже звучали раньше, во время утверждения единственно правильной веры: «Человек нуждается в спасении, и для этого иногда приходится проливать кровь». Жаль, что у нас не совпадают точки зрения, кого именно не мешало бы в срочном порядке успокоить навеки.
– Твое место на костре! – взвизгнул старейшина истерично. – Вы умрете!
Он приподнялся со стула и открыл рот, чтобы позвать соратников исполнить столь приятный долг, а заодно и поразвлечься. Я качнулся вперед – недаром подошел поближе – и ударил его в горло пальцами. Получилось не очень удачно. Давно не тренировался. Вместо того чтобы мгновенно потерять сознание, он захрипел и, выпучив глаза, попытался что-то крикнуть.