Пролог
Славий спускался по шатким деревянным ступенькам, и те надрывно скрипели от каждого его шага. Впрочем, видит бог, кое-чьи нервы были расшатаны за последнее время куда больше этих ступенек. И, кажется, подмечать это начинали все, не только близкие друзья, хорошо его знавшие. А вот это было уже совсем нехорошо. Того и гляди, за спиной начнутся шепотки, посмеивания и разговорчики о смене лидера.
Наконец, он миновал спуск и, пригнув голову, прошел в узкий сырой коридор:
– Генерал! – молодой парень-караульный в светло-зеленой форме вытянулся по струнке.
Не зря его приставили сюда нести караул – нелишняя предосторожность, даже если учесть катастрофическую нехватку людского ресурса.
– Как вел себя заключенный?
Высокая тощая женщина, неотступно следовавшая за генералом, при упоминании узника вздрогнула и нетерпеливо посмотрела на караульного.
– Ни звука…, – юноша беспокойно оглянулся на дверь и понизил голос. – Так тихо, что даже подозрительно. Крысы и те перестали скрестись с тех пор, как он здесь…
Славий нахмурился и подал знак караульному открыть камеру. Замки один за другим зловеще щелкали. Когда же дверь под мерзкий скрип ржавых петель отворилась, генерала и его спутников обдало сладковатым душком тухлого мяса.
Камера представляла собой каменный мешок без окон с единственным вентиляционным отверстием под потолком. Откуда же тогда у ног узника взялись дохлые крысы со свернутыми шеями? Женщина позади генерала ахнула, но быстро взяла себя в руки.
Она стремительно, словно чувствуя, что сила духа вот-вот может ей изменить, прошла внутрь и встала перед заключенным.
– Ты знаешь, кто я?! – тон разговора она сразу взяла погромче и повыше – как будто не понимая, что это только выдает ее волнение.
Узник поднял лицо. На глазах его была тугая повязка. Он тряхнул головой, чтобы откинуть спутанные волосы. Шея его неловко дернулась, и он снова опустил лицо вниз, сверкнув широким металлическим ошейником с прикованной к нему цепью.
В тусклом освещении камеры блеснули и браслеты оков на руках и ногах заключенного, и хотя это было видно всем, они все равно чувствовали себя в опасности.
Славий оглядел пленника, пытаясь уловить в нем черты восемнадцатилетнего парня – еще ребенка, по сути – того, кем бы мальчик мог быть, если б не попал в дурные руки. Теперь же на узнике была помятая красная рубашка и запыленные черные костюмные брюки. Униформа инспекторов Канцелярии не отличалась оригинальностью. Вот только мальчик этот не был обычным инспектором: он был учеником Верховного Канцлера. Это было последнее, что передал ему его человек в Канцелярии, прежде чем он утратил с ним связь.
– Ты знаешь, кто я? – нетерпеливо повторила свой вопрос женщина.
– Как я могу знать? – заговорил парень медленным и насмешливым голосом. – Хотя сразу же узнаю и поприветствую вас, как полагается, как только снимут повязку с глаз.
– Не смей врать мне! Таким тварям, как ты, не нужны глаза, чтобы видеть!
Генерал поспешил подойти к своей спутнице, понимая, что она находится на грани срыва. Однако пленника это порядком позабавило. Он заливисто рассмеялся, запрокинув голову и позвякивая оковами.
– Я польщен! Ну надо же! Я знал, что о нас ходят разные слухи в среде несогласных, но чтобы настолько… хотя… – бледные губы узника сложились в подобие улыбки. – Я узнаю ваш голос. Мы встречались… вот только где?
– Не прикидывайся! Ты забрал моего ребенка! Мою маленькую девочку со светлыми косичками и голубыми ленточками в волосах?! – голос женщины взлетел до крика, – Что ты с ней сделал?
– Я? Забрал? – казалось, парень искренне удивился. – Как странно. Я, конечно, не привык перечить женщинам, но вы уверены?
Несчастная мать, позабыв о какой-либо необходимой сдержанности, обрушила на притворщика град проклятий вперемешку с потоками горестных рыданий. Заключенный продолжал сидеть не шелохнувшись, нисколько не тронутый этим неистовством. Генерал уже было хотел подать знак ожидавшему караульному, чтобы тот вывел женщину, но пленный заговорил.
– Ах, да… Знакомые рыдания. Точно так же вы выли тогда, в маленькой деревушке несогласных за реликтовым лесом, я прав? – не дождавшись возражений, он продолжил. – Малышка была больна, и я сделал одолжение, забрав ее у вас. К тому же я оставил вам достойную оплату. В городах женщины получают за детей вдвое меньше, будьте уверены.
– Что ты с ней сделал? Где она сейчас? – севшим, обессиленным голосом прошептала безутешная мать.
– Понятия не имею, что с ней стало, – повел плечами узник. – Я сдал ее в один из распределителей. Уверен, она счастлива. Если, конечно, ее сумели спасти. Бедняжка была так слаба…
Мелко дрожа, женщина осела на пол. Генерал уже подал знак уводить ее, как пленник снова заговорил, растягивая слова:
– Неужели вы сами не стали счастливее после того, как я избавил вас от необходимости выхаживать больного ребенка? Это так утомительно и печально. Вы должны сказать мне спасибо.
Славию с караульным пришлось силой удерживать женщину от «благодарности», в качестве которой она намеревалась свернуть пленнику шею. Генерал силой вытолкнул ее за дверь, приказав немедленно отправить несчастную мать к врачу. Видимо привести женщину сюда было не самой лучшей идеей. Попытку достучаться до инспектора Канцелярии можно считать провалившейся. А так хотелось проверить, есть ли в этом парне еще сочувствие и человечность…
– Почему вы не ушли с остальными двумя, генерал? – тихо спросил узник, стоило им остаться вдвоем.
– Откуда ты узнал, что я здесь?
– Таким тварям, как я, не нужны глаза, чтобы видеть, – передразнил он и зловеще усмехнулся. – Но должен признаться, что ждал вас позже. Так что, можете считать, я разочарован.
Генерал поежился, отступив назад. «Это всего лишь подросток», – подумал он, пытаясь взять себя в руки.
– Как мне тебя называть? Защитник? Не слишком ли пафосное имя ты себе выбрал, мальчик?
– Я не выбирал ни одно из своих имен, – равнодушно отозвался инспектор.
– Может, мне стоит тогда называть тебя так, как нарекла тебя мать? – генерал выдержал паузу. – Йон?
Если инспектора что-то и задело, то виду он не подал. Лишь коротко повел плечами, словно показывая, что ему все равно, кто и как его называет.
– Мы знаем о тебе все, Йон. Никто не винит тебя. Тебе много пришлось пережить. Мы хотим помочь тебе стать прежним.
– Прежним?
– Таким, каким ты был до Канцелярии.
– То есть десятилетним пацаном, шарахающимся от собственной тени и цепляющимся за материнскую юбку? – с издевкой уточнил заключенный.
– Я не об этом. На твоих глазах творились жуткие вещи.
– Видимо слухи о моих страданиях сильно преувеличены. – отрезал Йон, резко тряхнув головой, отчего шейный браслет надрывно звякнул.
Генерал, нахмурившись, откашлялся и решил зайти с другого конца:
– Тогда зачем ты пришел к нам?
Юноша замолчал, обдумывая ответ:
– Я шел не к вам, – наконец сказал он. – У меня не было определенной цели.
– Ты сказал, что твой учитель не будет тебя искать.
– Не будет, – тихо-тихо произнес юноша.
Славий ждал продолжения, но больше Йон говорить на эту тему, очевидно, не собирался.
– Сегодня мы потеряли связь с нашим человеком в Канцелярии.
Парень издал сдавленный смешок.
– Вы хотите, чтобы я узнал, что с ним? Ну же, не стесняйтесь, назовите имя, и я с радостью свяжусь с учителем и справлюсь о судьбе шпиона.
Генерал постарался не обращать внимания на наглый сарказм:
– Я хочу, чтобы ты сотрудничал с нами. Ты не оказал никакого сопротивления при задержании и покинул Канцлера. Мы все надеялись, что…
– Вы опоздали.
– Что?
– Вы спрашивали меня про вашего шпиона. Так вот, вы уже опоздали.
Глава 1
Йон был одним из первых учеников в классе. Ему нравилась благосклонность, с которой к нему относились учителя. Когда мальчик входил в здание школы, охранник приветливо улыбался ему и желал доброго дня. Даже если Йону хотелось спать или настроение было неважным, он всегда здоровался и перекидывался парой фраз.
Вежливость и учтивость не стоили ничего, зато он в любой момент мог раскрутить добродушного седого мужчину на ключи от свободного кабинета или несвоевременную отлучку из школы.
«Лига демократических республик: свобода выбора и равенство», – эти слова, начертанные красным цветом, были первым, что Йон ежедневно видел внутри. Иногда, глядя на яркие буквы, он испытывал гордость, иногда глухое раздражение. Свободу выбора не мог отменить никто. Он мог выбирать педагога, программу, даже перевестись в другую школу. Но почему-то отказаться от еженедельного общения с психологом, положенного каждому до достижения определенного возраста, он не мог. Как не мог сделать множество других вещей. «Свобода выбора и просто свобода – это разные вещи» – частенько думал он, проходя под неизменным девизом, украшавшим высокую арку. Дальше, сверив по гаджету расписание, он шел на уроки. В классах Йон садился рядом со своей лучшей подругой Дорой, и день проходил своим чередом. Так было всегда. Школа – утром, вечером – жилой корпус.
Он был одним из миллиона детей и, в общем, вполне походил на них. За одним исключением: у Йона была тайна, но не простая, а страшная и преступная. Ни одна живая душа не должна была знать об этом. Ведь в нынешнем году, когда мальчику исполнилось десять, он узнал, что у него есть мама.
Она работала в его школе медсестрой. Ей было двадцать девять лет, у нее были светлые длинные волосы и удивительно добрые глаза. Он часто вспоминал, как впервые увидел ее.
Тогда, поднявшись в больничное крыло, он остановился у процедурного кабинета, робко постучался в дверь и сразу же открыл ее:
– Здравствуйте… А где госпожа Рада? – Вместо старой толстой медсестры за столом сидела молодая женщина.
– О! Здравствуй. – улыбнулась она. – Госпожа Рада больше не работает. Теперь вместо нее я. Меня зовут Лиза. Ты, должно быть, на прививку?
Йон настороженно кивнул. Ему никогда не нравилось, когда кто-то из работников школы внезапно исчезал. Вот и сейчас ему почему-то показалось, что добродушная толстушка Рада, сердобольно относившаяся к своим подопечным, ушла из школы не по своей воле.
– У меня пока нет допуска к электронным архивам. Может, ты знаешь номер своей карты? Я найду стационарную копию.
– Пять тысяч девятьсот семьдесят два тире девяносто три дробь четыре.
Госпожа Лиза кивнула и удалилась в подсобку искать карту. Не прошло и пяти минут, как Йон услышал за стенкой глухой стук.
– Вам помочь?
Ответа не последовало. Йон осторожными шагами прошел к двери, за которой только что скрылась медсестра.
– С вами все в порядке?
По-прежнему тишина. Йон толкнул дверь. Среди рядов стеллажей с накопителями он увидел госпожу Лизу. Она сидела на полу, вытянув ноги и прислонившись к одному из шкафов. Пустыми глазами женщина смотрела на интерактивное стекло.
– С вами все в порядке? – повторил свой вопрос мальчик, не решаясь подойти ближе.
Медсестра подняла на него взгляд. Несколько крупных слезинок скатились по ее щеке.
– Может, мне прийти в другой раз? – тихо уточнил Йон, отступая назад.
Женщина отчаянно замотала головой и заплакала.
– Нет, прошу тебя. Не уходи. Пожалуйста. Нет… – сбивчиво проговорила она, чередуя слова со всхлипами.
Йон всей душой желал сейчас же покинуть это место. С госпожой Лизой явно было что-то не так, нужно было быстрее сообщить об этом кому-нибудь из взрослых.
– Я позову помощь. Сейчас к вам придут и помогут…
– Нет! – истошно вскрикнула женщина, вскакивая на ноги. – Я в порядке. Я сейчас успокоюсь и сделаю тебе укол. Все хорошо.
Но Йон уже сомневался, что все хорошо. Ему совсем не хотелось, чтобы прививку ему ставила медсестра, у которой от слез трясутся руки.
– Я зайду к вам позже. Вам, наверное, сейчас лучше побыть одной.
Госпожа Лиза обхватила себя руками, словно пытаясь согреться.
– Я покажу тебе.
– Покажете что?
Вместо ответа женщина полезла во внутренний карман своего пиджака и вытащила оттуда истертую от времени бумагу. Мальчик осторожно принял ее.
Этот материал использовался редко. В основном, для какого-нибудь творчества. Для документов же были интерактивные стекла.
Йон мельком пробежал глазами по странице, и почувствовал, как пальцы рук моментально похолодели. В шапке документа значилось, что это постановление Канцелярии внутренних дел. Даже в свои десять лет он понимал, что эта вещь не должна находиться у медсестры. Неужели бумага настоящая? Мальчик постарался вчитаться. Сердце учащенно забилось.
– Откуда у вас это? – резко спросил он.
– Моя подруга работала в Канцелярии. Она выкрала это для меня.
– Что за чушь? Быть не может! Те, кто работает в Канцелярии, они… не стали бы красть. Даже для друзей.
– Там все фанатики, я знаю… но бумага подлинная, – в голосе медсестры появились нотки мольбы. – Поверь мне.
Йон еще раз внимательно просмотрел текст. В нем были указаны данные двух человек. Лизы и ребенка, которого у нее забрали десять лет назад. Помимо кучи медицинских параметров были указаны социальные номера и имена, выбранные компьютером. Номер медсестры был ему незнаком, а вот второй принадлежал ему самому.
Тринадцатизначный буквенно-числовой код полностью совпадал. Как и имя.
– Так не бывает, – Йон передал бумагу обратно медсестре.
Госпожа Лиза сразу же сложила ее и снова убрала в карман.
– Вы что, все время это с собой таскаете? – мальчик нервно оглянулся. – Если у вас найдут документ Канцелярии, вы попадете в тюрьму! А уж вашу подругу точно казнят.
– Это память о сыне. Я всегда ношу у сердца, – тихо выдавила из себя женщина.
Мальчик закусил губу, отчаянно размышляя. Возможно, женщина была просто сумасшедшей. Подделала бумагу. Написала в нее наугад данные. Бывают же совпадения? Нужно было сообщить о ней инспектору Канцелярии. Ей окажут надлежащую помощь, и она попадет в клинику, где сумасшедшим самое место. Там она будет счастлива. Йон тоже будет счастлив, потому что помог другому человеку.
– Прости, если напугала тебя, – женщина нервно поглядывала в его сторону, не зная, как дальше общаться.
А что, если она говорила правду? Это звучало фантастично и невероятно, но что, если госпожа Лиза на самом деле его мама? Он видел такое в старинных фильмах. Раньше у всех были мамы. Это уже потом стало ясно, что родители не умеют правильно воспитывать своих детей, лишают их свободы выбора. Прививают дурные взгляды, которые ведут к нетерпимости и социальной раздробленности.
Мальчик оценивающим взглядом посмотрел на медсестру. Глаза раскраснелись от слез, нос покраснел и все время шмыгал, прическа помялась. И это его мать? Йон бы никогда не позволил себе так ужасно выглядеть. Не позволил бы кому-нибудь видеть его слабость.
– Что вы теперь собираетесь делать?
– Я тебя не совсем поняла…
– Ну, теперь, когда вы узнали, что я ваш сын. Вы будете меня воспитывать? Прививать свои взгляды? Или как там поступают родители?
– Нет, что ты… я не собираюсь делать ничего такого… – госпожа Лиза отчаянно замотала головой, словно ее только что заподозрили в самых тяжких грехах. – Да и не знаю, что должны делать родители. У меня ведь их не было.
Йон еще немного помолчал, раздумывая. Он никогда особо не любил уроки генетики, но если он правильно помнил все о детях и их родителях, то он должен был быть похож на эту женщину. В том числе темпераментом и характером. В прочем, родителей, ведь должно было быть двое.
– А кто мой отец? – вопрос звучал дико и несуразно.
– Я давно уже о нем ничего не слышала, – женщина сразу же стушевалась. – Но он был хорошим человеком, даже несмотря на то, что работал в Канцелярии. Через него я и познакомилась с той девушкой, которая достала мне потом данные о моем сыне. О тебе.
– И что теперь… мы… будем делать? – «мы» далось с трудом, но от него почему-то потеплело на сердце.
– Может быть, попытаемся подружиться?
Мальчик улыбнулся. Ему вдруг показалось, что просто сказать «да» будет недостаточно. Немного неуверенно он протянул медсестре свою узкую ладонь. Словно величайшую ценность, та взяла руку мальчика в свою и, наклонившись, прижала к губам.