— Заботливый? — Тики слегка расслабился, позволив себе беззлобную усмешку. Неужто Уолкер был не настолько непробиваемым, насколько казался на первый взгляд?
Младшая Ли неловко пожала плечами, явно не зная, как это объяснить.
— Ну… по-своему, — наконец улыбнулась она. — По-варварски, если можно сказать вот так.
Тики тихо рассмеялся, и девушка тут же просто засияла, как будто искренне обрадовалась такому проявлению его эмоций.
Это было немного странно для парня. Никто и никогда в семье не радовался тому, что он рассмеялся или улыбнулся, а потому он вскоре перестал. Незачем было даже пытаться искать хоть какой-то отклик — потому что Тики и его семья считали забавными и смешными разные вещи.
Например, его брат Шерил обожал смотреть на конвульсии подопытных, когда им вкалывают поочередно с коротким временным интервалом две противоположные по своему составу и назначению сыворотки. Человек начинал дергаться и кричать, но Шерил фиксировал его в одном положении и долго смотрел на то, как дрожит изможденное тело.
И считал это довольно забавным зрелищем.
Именно поэтому Тики просто ненавидел все это — всю эту лабораторную стерильность и научную точность.
Он знал — когда, чего и сколько капель нужно вколоть, но его от всего этого тошнило.
Вдруг над ними раздался глубокий голос Хевласки, заставивший Тики вздрогнуть от неожиданности.
— Взлёт через десять минут, всем занять свои места.
Линали вздохнула, покачала головой, словно бы разочарованно приложила ладонь к щеке и улыбнулась Микку.
— Тогда пойдём вместе, нам всё равно по пути.
Тики пожал плечами, честно говоря, совершенно не понимая, что ему необходимо сейчас делать, и согласился.
— Аллен сам назначит тебе работу, а потому легче всего его поймать сразу же после взлёта, пока он не сбежал заниматься делами, — поделилась Линали, быстро вышагивая по коридорам, и Тики, наконец, смог рассмотреть её лучше (в галерее было слишком темно). Девушка была невысокого роста, явно китаянка, с длинными тёмными волосами, собранными в два хвоста, в длинных облегающих ноги джинсах и в свободной блузе.
Микк признал, что девушка была хорошенькой и довольно привлекательной, и оттого его только сильнее поражал факт её нахождения здесь.
Когда они добрались до комнаты управления, здесь было лишь два человека, не считая их самих, — Уолкер и еще какая-то черноволосая девушка.
Чёрт подери, да где этот мальчишка умудрился ограбить заповедник? Да ещё и так, что Адам даже не упоминал об этом!
Тики сокрушенно прикрыл глаза и подумал, что подписался на что-то совершенно безумное. На секунду у него даже мелькнула мысль провалить этот чертов испытательный срок и спуститься с небес на землю.
И сбежать куда-нибудь, забившись в какую-нибудь дыру и не выползая.
Потому что за эти двадцать три года он так устал, что не хотел по-настоящему уже ничего. Только иногда — сдохнуть наконец, без мук, спокойно.
Но покончить собой у него просто недоставало смелости. Именно поэтому так вот он и шел вперед.
Тики мотнул головой и стиснул зубы, пытаясь унять поднимающуюся изнутри черноту, желчью оседающую на языке всякий раз, когда он о чем-то подобном думал.
Умирать нельзя. Умирать рано. Он еще не увидел света нового мира. Не приложил руки к его созданию. Он еще так мало успел, хотя так много знал. Он же ведь не…
Уолкер заметил их с Линали и махнул рукой, веля подойти. Кому — Микк так и не понял, но младшая Ли подтолкнула его в спину и тихо засмеялась, почти шепотом советуя ему:
— Не робей. Аллен любит норовистых.
Это звучало странно. Потому что его, как уже понял Тики, Уолкер не любил, постоянно подкалывая и одаривая насмешливо-оценивающими взглядами.
Или, может быть, ему просто казалось?
Они знакомы, чёрт подери, всего несколько часов от силы.
Микк, отчего-то испытывая глупую дрожь в коленях, поднялся на мостик к мальчишке, вновь отмечая, какой же он хрупкий и тонкий по сравнению самим парнем. Как такой вообще умудрился перейти Адаму дорогу?
Это же даже не мальчишка, это… малыш какой-то.
— Так, возьмись за поручни и не мешайся под ногами, — не глядя на Тики, бросил Уолкер.
И — достал из кармана перочинный ножик, один из тех, которые были популярны в начале двадцать первого века, с множеством функций, зачастую бесполезных, но всегда необходимых в самых странных ситуациях.
— Десять, девять, восемь… — зазвучал голос Хевласки по всему кораблю, и Тики заметил, как Линали уже уселась за одну из панелей, сосредоточенно всматриваясь в бегающие цифры и буквы.
Уолкер занёс нож над правой кистью и одним чётким (и совершенно безжалостным) движением рубанул по ладони.
— …семь, шесть…
Кровь густой струёй разбилась о поверхность ровного белого стола и тонкими ручейками поползла по сразу же углубившимся каналам размером с один сантиметр. Тики, стоявший позади мальчишки, но видевший кончик его носа, не сдержался (зрелище было… зрелищным) и выдохнул, сильнее сжимая поручни и наблюдая за словно бы вышитым бардовыми нитками кругом, полностью оплетшим красным узором мостик, который возвышался над остальным помещением примерно на метр. В самом центре стола образовалась неглубокая чаша, и Уолкер отвёл ладонь, размашисто лизнув её и повесив вдоль тела.
— …пять, четыре…
Из краёв чаши, наполнившейся кровью, вверх потянулись блекло светящиеся тонкие пластинки, больше похожие на голограммы, и пересеклись в одной точке где-то в двадцати сантиметрах над поверхностью стола.
— …три, два…
Пластинки образовали голографическую сферу, внутри которой словно бы полыхала чистая энергия, и Тики вновь не сдержал восхищения. Уолкер глубоко вздохнул, протянул ладони вперёд, огибая шар с обеих сторон, и усмехнулся.
— …один…
— Запуск.
— …ноль.
Ковчег плавно поднялся в воздух — а в следующую секунду Тики тряхнуло, и мрачное здание Ордена исчезло из поля его видимости. И уже это было настолько потрясающе, что Микк был согласен выслушивать подначки Уолкера целыми днями, лишь бы и дальше слоняться здесь.
Ковчег — удивительнейшее устройство, черт побери — хранил в себе множество тайн, судя по всему, и Тики ужасно хотелось все их разгадать. Правда, он сомневался, что у него получится понять хоть треть, но… В конце концов, это не блок матушки Лулу, который он излазил когда-то вдоль и поперек в поисках различных лазеек, ведущих к свободе.
Здесь он не будет сбегать.
Никуда и никогда.
Разве не пора повзрослеть наконец? Черт дери все эти детские травмы и ежедневные ранние подъемы, оставившие после себя наимерзейшую, наверное, привычку, от которой так за этот год и не удалось отделаться.
Тики хотел жить и идти дальше. Не для этого ли он сбежал от Семьи? Не для этого ли примкнул к врагам своей матери и многочисленных родственников? Не для этого ли он терпел и не позволял себе срываться и падать духом?
Не для этого ли он убеждал себя в том, что боится совершить самоубийство, хотя боль с самого детства была для него чем-то совершенно обыденным?
— Впечатлило, что ли? — голос у Уолкера был хоть и на порядок слабее, чем прежде, но все равно до крайности ехидный. Мальчишка опирался на поручень и несколько исподлобья наблюдал за реакцией Тики.
Микк моргнул. Он даже и не заметил, как Уолкер совершил все свои манипуляции с Ковчегом! Слишком задумался, непозволительно сильно отвлекся и… И что?
Он пожал плечами. Отрицать очевидное просто не было смысла. Да, взлет впечатлил его, и это факт.
— Есть такое.
Но было бы лучше, если он впечатлил его… несколько больше, чем это произошло. Возможно, тогда Тики не склонился бы снова к этой опасной теме, от одного воспоминания о которой во рту сразу собирается желчь.
— Тогда для тебя есть работёнка, — кивнул Уолкер. — Иди в оранжерею, отыщи там Крори, — приказал он — и отвернулся от Тики, показывая этим, что разговор окончен.
Ну просто сама краткость.
Микк, хмыкнув, спустился с мостика, заворожённо наблюдая за переливами кровавого узора.
А потом он познакомился с тем самым «парнем-вампом», ужасно бледным и болезненным, со скептическим удивлением пронаблюдал, как тот разговаривает с цветами, и после этого до самого вечера пытался вспомнить все комплименты (на всех языках, которые знал), чтобы успокоить разгневанные розы, выросшие до размера кабанов. И желающие тебя сожрать живьём.
В общем, когда Тики, совершенно уставший и ничего не хотевший, приполз в свою каюту, он завалился на кровать и заснул сразу же, даже не обращая внимания на белые стены и стерильность обстановки.
Правда, Крори ему всё же вручил горшок с цветами в качестве приветственного подарка, и он теперь бедно ютился около постели, забытый и никому сейчас не нужный.
========== II ==========
Утро встретило Тики безрадостно. Все вокруг было белым, и даже пахло как будто какими-то препаратами для очистки воздуха из блока матушки Лу. Парень распахнул глаза — и тут же зажмурился, проклиная себя за сам факт пробуждения. Не мог поспать еще хотя бы немного? Хотя бы и полчаса?
Опоздал бы на утреннюю капельницу разок, и ничего с ним бы не сделалось.
Тики резко сел, чувствуя себя каким-то совершенно заторможенным, и медленно обвел взглядом комнату. Небольшую необжитую белую комнату.
Сжимающий покрывало кулак что-то размашисто и мокро облизало, и Микк нервно дернулся, судорожно жмурясь и с отвращением к себе пережидая приступ сотрясшей тело крупной дрожи.
Это было всего лишь растение. Цветок, который ему подарил Крори. Точно. И сам Тики не в одной из лабораторий к блоке Лулу Белл, а на Ковчеге.
Парень глубоко и рвано вздохнул и провел рукой по влажным от пота волосам.
На часах было начало пятого.
Крори вчера что-то тараторил о том, что цветок этот питается солнечным светом, а потому необходимо было его поставить куда-нибудь на подоконник, под лучи, чтобы он не пищал и не кусал всё, что окажется в радиусе его зубастеньких клыков.
Прекрасно, именно цветка-хищника Тики и не хватало.
Микк вздохнул, устало провёл ладонью по лицу и встал. Смысл пытаться уснуть, если всё равно уже проснулся? Он поднял орущий цветок, который так и норовил откусить от него приличный кусок, и поставил на подоконник.
Но вообще-то, да. Цветов в этой белой, давящей на мозги комнате не хватало.
Тики посчитал нужным продолжить свои исследовательские вылазки по Ковчегу в надежде найти что-нибудь интересное. И познакомиться с кем-нибудь.
А потому где-то через полчаса он вышел в коридор. Вчера он смог осмотреть только левое крыло, которое включало в себя зоны отдыха и несколько лабораторий, половина из которых, правда, оказалась заперта. Сегодня же ему хотелось хотя бы бегло ознакомиться с правым крылом. И особенно — зайти в тот огромный зоопарк. Туда Тики, собственно, и направился.
В зоопарке было шумно, ярко и весело. Заправлял им некий Мари — слепой парень примерно возраста самого Микка, замечающий гораздо больше некоторых зрячих. Этот без малого странный укротитель корабельного зверинца схватил его за руки спустя минуты три после их знакомства.
Собственно, Тики знакомиться толком не умел в принципе и просто пришел в зверинец ради интереса, даже не ожидая, что в такую рань там кто-то окажется. Однако… Мари превзошел все его ожидания. Он ощупал его руки до локтя, надавливая почему-то всегда как раз там, где до сих пор иногда болело, и постоянно натыкаясь пальцами на холодный металл браслетов.
И хмыкнул, улыбнувшись как-то ну очень криво и ничего по этому поводу не сказав.
Только задрал длинный рукав своей робы и продемонстрировал Тики шрамы, тянущиеся тонкими нитями от внутренней стороны локтя до самой ладони. А после этого они пожали друг другу руки.
Мари рассказал Тики про каждый образец в этом помещении, пояснил принцип автоматизации этого домашнего зоопарка и показал, как нужно ухаживать за самыми проблемными и хлопотными его обитателями. Микк, которому все это было в новинку, слушал его, ловя себя на том, что у него ошеломленно приоткрыт рот. Это было куда увлекательнее, чем помощь Крори в оранжерее, но вместе с этим — куда сложнее.
Но Тики, ни разу не заботившемуся о ком-то живом так, как должно, это безумно понравилось.
Было что-то волшебное в этом, трепетное и настоящее — видеть, как доверчиво или испуганно смотрят на тебя звери, дотрагиваться до хрупких кроликов и осторожничать с подозрительными волками, гладить мокрых черепах и играть с дикими кошками. Тики даже и не заметил, как на несколько часов полностью погрузился в эту атмосферу, наполненную криками, писками, шепотом, певчими трелями и уханьями.
Мари мягко улыбался, нежно касаясь животных, и рассказывал про повадки каждого из них, с готовностью отвечал на любой вопрос, возникавший у Тики в голове, и просто оказался приятным человеком.
— А зачем вообще столько? — вдруг спросил Микк, и мужчина хохотнул, дёрнув широкими плечами.
Мари вообще был больше похож на какого-то грузчика или борца — он чем-то напоминал Скина, будучи таким же крупным и мощным.
— Ну, — протянул он, неловко почесав нос. — Вот та вся зона, — махнул в сторону, где в небольших загонах были размещены кролики, бараны, свиньи и куры, — на пропитание капитану. Остальное — для опытов и исследований.
Тики нахмурился. Это не казалось чем-то странным после того, что он увидел вчера — Уолкер терял слишком много крови при запуске Ковчега (и это был явно какой-то очень уж своеобразный запуск, похожий на биологическую проверку или вроде того). Странным казалось то, что Ковчег запускался именно так. Ни Адам, ни Майтра никогда ни о чем таком не распространялись, и из-за этого увиденное наводило на определенные мысли.
— Ничего себе! — выдавил Тики, постаравшись, чтобы получилось как можно более искренне. — Это из-за того, как он каждый раз запускает Ковчег, да?
И сейчас Микку приходило в голову только два варианта — либо что-то в Ковчеге было серьезно изменено после его угона, либо изначально система запуска была именно такой чокнутой, просто об этом никто не говорил.
И Тики, честно сказать, склонялся больше ко второму варианту. В Ордене не экспериментировали на людях (и это уже делало честь тамошним ученым, потому что они были не хуже Семьи при всех своих лишениях), да и подобная система была как раз в духе Майтры.
Но в таком случае, как работает эта система? Если ранее можно было подумать, что с Ковчегом делятся своей кровью все по очереди, то теперь, после слов Мари, получалось, что делает это всегда только Уолкер. Могло ли быть так, что Ковчег настроен исключительно на него? Но если так, кто это сделал и как?
Учитывая то, что изначально Ковчег был создан Семьей, это все выглядело весьма подозрительно.
«Уж не из огня ли да в полымя ты попал, Тики Микк?»
Что, если Уолкер на самом деле не благородный повстанец, борющийся за свободу, а подставное лицо, призванное для отвода глаз?
Эта была совершенно безумная и идиотская мысль, но от неё почему-то пробежал по спине холодок.
Потому что если раньше наличие Ковчега в руках малолетнего подрывника объяснялось просто угоном, то сейчас… здесь было что-то нечисто.
— Да, — кивнул Мари. — Он теряет столько крови, что после каждого запуска отсыпается часов шесть, хотя обычно почти вообще не спит — ему хватает сыворотки-ночёвки.
Тики кивнул, нахмурившись. Сывороткой-ночёвкой называли субстанцию, наполненную полезными веществами, которые позволяли не спать до семи суток, периодически обходясь получасовым сном. Но она была очень вредной, потому что, по сути, ничто не могло заменить естественный отдых для мозга, а потому люди использовали её довольно редко. И оттого ещё страннее было то обстоятельство, что такой мальчишка, ещё совсем малыш — хрупкий и растущий организм, — принимает её.
— А почему… — начал Тики как можно более незаинтересованным тоном.
— Вообще, — перебил его Мари, — про капитана никто ничего не знает: ни его историю, ни откуда у него этот звездолёт, ни кто он вообще такой, — пожал мужчина плечами, погладив сидящую на коленях кошку.