— А весь остальной экипаж?..
— Это люди, да, — кивнул рыжий. — Немного побитые жизнью и со своими тараканами — но люди, абсолютно точно, — заверил Тики он.
Уолкер прервался, словно заслышав голос товарища, и обернулся. В этот раз его улыбка несколько меньше походила на оскал, однако Микка она все равно раздражила.
Парень хрустнул шеей, резко покрутив ею из стороны в сторону, отчего его волосы на секунду взметнулись огненным всполохом, и хлопнул в ладоши — совсем как Лави, что заставило задуматься — кто из них у кого перенял эту привычку.
— Твои вещи из Ордена я забрал, так что можешь не бегать туда-сюда, — милостиво оповестил Тики он. — Они в каюте номер три, — Микк едва сдержал порыв дернуться, и кивнул в знак благодарности.
— Спасибо.
— Чинов тут нет, — между тем продолжил парень, только рукой махнув в ответ, — все одинаково подчиняются мне беспрекословно и добровольно — друг другу. Кто не хочет — тот не подчиняется, — он ухмыльнулся, снова искажая лицо — словно делая это намеренно, — но потом вполне может подохнуть где-нибудь под обломками, потому что не умеет работать в команде.
Тики скривился, уже начиная ненавидеть этот приказной тон, но виду особо не подал. Хотя его очень сильно раздражала эта идиотская манера, полная ехидства и высокомерия.
— Ты пока на испытательном сроке, — не обращая ни на кого внимания, говорил Уолкер, — по его истечению я назначу тебя в бригаду, так что постарайся ничего не испортить и не сдохнуть раньше времени. Лави, ты же ему уже рассказал про устройство? Вижу же, что нет, крольчатина озабоченная, — недовольно проворчал он на энергичный кивок рыжего. — Иди к Комуи, он просил тебя…
— Аллен, пощади! — вдруг взмолился тот, горестно возведя ладони к потолку.
Уолкер закатил глаза.
— Я уже устал от постоянного нытья по поводу того, что ты спишь с его сестрой, так что…
— Но, Аллен! — перебил его возмущённый Лави, недовольно надувшись. — Я даже ещё не!..
— О, правда? — скептически приподнял бровь мальчишка, взглянув на него холодным насмешливым взглядом. — Так иди и убеди его в этом, иначе я всё-таки соглашусь со Смотрителем и отрежу тебе твоё хозяйство, — безразлично бросил он, вновь уткнувшись в голограмму.
— Не-е-е-ет! — прохныкал Лави с таким горем и отчаянием на лице, что Тики, пока ещё ничего не понимающему, даже стало жаль его. На секунду.
Аллен сердито взглянул на него, заставив рыжего вздрогнуть и со смирением выйти из кабины (хотя кабиной это помещение и не назовёшь) управления.
— Так, возвращаясь к тебе. Устройство, — Уолкер проскользил незаинтересованным взглядом по фигуре Тики, вздохнул, покачал головой и, облокотившись о стол, продолжил: — Есть охотники, ученые, обслуживающий персонал и я, понятно? — усмехнулся он, ехидно прищурив веки.
Тики еле сдержал порыв закатить глаза или фыркнуть.
— Ясно как день, — отозвался он. — Что должен делать я?
— Я буду гонять тебя везде и гонять всюду, — без обиняков отозвался парень. — И в лаборатории, и на охоте, и на корабле. Это тоже ясно, да?
— Более чем, — Микк смотрел не отрываясь, хотя чувствовал, что еще немного — и глаза начнут слезиться. — А в чем смысл и что будет дальше?
— Хоть кто-то в этом дурдоме иногда задает правильные вопросы… — буркнул себе под нос Уолкер и продолжил громче: — Надо понять, где ты будешь нужнее и важнее, а потом — посмотрим. Не справишься — вернешься в Орден. Справишься — и ты — часть команды. А теперь иди сюда, — он махнул рукой, подзывая Тики ближе. — Я показываю один раз, и ты запоминаешь столько, сколько успеваешь, а потом разбираешься сам. Это ведь… тоже ясно как день, да?
Тики все же поморщился.
— Безусловно.
Уолкер ухмыльнулся, расширяя экран до размера ватмана, и обратился уже к Хевласке, всё это время неоформленным газообразным веществом парящей рядом с ним:
— Хев, отправь Канду с Мари за припасами, пожалуйста.
И вот тут Тики понял, что имел в виду Лави под «очень трепетно». Потому что мальчишка впервые улыбнулся. Не оскалился, не усмехнулся, не скривил губы в ухмылке, а именно улыбнулся — приподнял самые уголки губ в жалкой, правда, пародии на улыбку, но довольно искренней.
— Конечно, братец, — вдруг донёсся до уже почти подошедшего к ним Тики чистый глубокий голос. Он заметил, как зеленоватое облако на секунду соткалось в образ девушки с длинными кудрявыми волосами и сразу же растворилось.
Мальчишка обернулся к Тики, кивнул в сторону чертежа на вертикально расположенном экране и принялся объяснять.
Объяснял, честно сказать, Уолкер очень непонятно. И сбивчиво. И кратко. Лишь самое важное, но такими запутанными конструкциями, словно хотел заставить слушающего как можно внимательнее вслушиваться в свои слова, терять нить повествования, путаться в предложениях. Тики это несказанно раздражало, но он упорно пытался следовать основной мысли, которую мальчишка всё же доносил.
Он рассказал про состав команды — охотники, понятное дело, охотились за пределами Ковчега. Они мародёрствовали, искали реликвии и всякого рода ценности, попутно отбиваясь от мутантов и бесноватых. Многие из них хорошо разбирались в археологии, культуре и, что оказалось совершенно ожидаемо, боевых искусствах. Также мельком упомянул учёных, которые следили за исправностью всех образцов в лабораториях, выводили сыворотки, новые виды, выдвигали какие-нибудь теории, короче, «занимались этой научной ерундистикой». Тики ещё тогда удивлённо приподнял бровь на такую скептическую характеристику, но Аллен внимания на это не обратил и продолжил дальше. Обслуживающим персоналом считались те, кто отслеживал состояние самого Ковчега — его неисправности, пути следования, наблюдал за обстановкой вокруг звездолёта и всегда был начеку, чтобы предупредить о любой опасности: будь то внезапное нападение или взрыв в одном из помещений.
Также Аллен бегло рассказал про устройство самого Ковчега. Про его зоны — жилая, лаборатории, комната управления и зоны отдыха. Про Хевласку (Тики не удержался и всё-таки поинтересовался, на что во взгляде Уолкера мелькнуло на мгновение одобрение), которая оказалась газообразным мутантом, поселившемся в стенах Ковчега и потому окружающим его скрывающим полем. Хевласка, правда, больше выполняла роль посыльного и являлась правой рукой капитана. И, наконец, Аллен обмолвился ему про правила, с которых, по мнению Тики, и следовало бы начать эту лекцию.
— Как таковых — писаных правил нет, разумеется, — скривил губы Уолкер. — Стандарт — ты не лезешь в чужие дела и вещи, и тогда никто не лезет в твои дела и вещи, все просто. Как это называется? — он ухмыльнулся и с иронией произнес: — Субординационные рамки, да. В остальном — хоть на потолке спи, главное — это не должно сказываться на продуктивности твоей работы и, разумеется, не должно подвергать опасности благополучие экипажа и самого корабля.
Тики хмыкнул. Собственно, чего-то подобного от явно скрытного и свободолюбивого Уолкера и следовало, по всей видимости, ожидать. Он даже не удивился бы, скажи тот что-нибудь покруче.
— И вот тебе твой ключ, — парень достал из кармана тонкую пластину и сунул ее Тики в руки. — Твоя комната — это только твоя комната, то же касается и остальных. Вещи твои уже там, дубликата ни у кого нет. Когда к концу подойдет твой испытательный срок — я решу сам.
Тики со скептическим удивлением взглянул на пластинку с выдавленными цифрами и буквами, из-за которых ключ напоминал больше какую-то пропускную карточку (совсем как в лабораториях, поморщился парень). Хотя, возможно, так оно и было — просто Уолкер либо забыл, либо не нашёл нужным это рассказать.
Но отчего-то ему захотелось хоть чуть-чуть взъесться. Хотя сам Тики понимал, что это желание вызвано лишь здоровым недоверием, взращенным в нём матерью.
— Даже у… вас? — поправил он себя, до сих пор не понимая, как обращаться к мальчишке. Уолкер, уже вновь закопавшийся в экране (уменьшенном до размера книжки), перевёл на него нечитаемый долгий взгляд, заставив Тики против воли вздрогнуть и недовольно сглотнуть, и усмехнулся.
Как-то горько и ехидно одновременно.
— У меня — особенно, — ухмыльнулся Уолкер. — Я ценю свободу каждого из вас, но… — он задумался на мгновение, словно решая: продолжать или нет, и хмыкнул, вновь обдав Микка насмешливым взглядом, — ты должен помнить, что твоя свобода кончается там, где начинается свобода другого. А теперь иди. До вылета ещё три часа, пока ты свободен.
Тики поджал губы и спустился с мостика, вышел в коридор и направился к каютам.
Свобода, да?..
Адам всегда говорил, что Уолкер — малолетний засранец, который портит ему кровь своим юношеским максимализмом.
В Ордене же твердили, что мальчишка борется против тирании Ноев, которыми звали Семью в народе. Борется за свободу и права. Борется за лучшее будущее.
Как смешно, фыркнул Тики, Адам тоже борется за лучшее будущее. И увлёкся этим настолько, что превратил семью в подопытных, а планету — в полигон для исследований. Твердя, что всё это во имя лучшего будущего.
Но сам Уолкер ничего про будущее не сказал. Он вообще опустил любые слова и фразы, которые бы намекали на цель повстанцев. Да и можно ли назвать повстанцами тех, кто тоже пытается привести планету к этому самому лучшему будущему?
Тики усмехнулся — это путешествие определённо окажется очень интересным.
Каюта была оборудована простенько, но всем необходимым: кровать, стол с компьютером, шкаф для одежды, ванная с туалетом в отдельной комнате, небольшое окно.
Тики взглянул на часы — девять утра — и почувствовал себя внезапно ужасно не выспавшимся.
Поэтому, не мудрствуя лукаво, просто решил завалиться спать. Возможно, это было не самое умное решение, но если ты встал в четыре часа утра, и тебе не предстоит никаких опытов и капельниц — что еще ты будешь делать? Наверное, и правда только спать.
Тики прошелся по комнате, рассматривая все подробнее, и в конце концов приземлился на постель. На полу рядом обнаружился его рюкзак. Так как вещи свои Тики никогда особо не разбирал — он был уверен, что там находится если не абсолютно все, то точно все самое необходимое.
Парень упал на спину и, прищурившись, вгляделся в белый потолок.
Ни трещины. Ну разумеется — это же не Орден. Это что-то вроде лабораторий Лулу. Или — лабораторий Семьи в принципе. Ведь Ковчег создал Майтра.
Тики резко сел, ощущая приступ тошноты, и скривил губы в иронической усмешке.
Тошнота обуревала при воспоминаниях о Семье постоянно.
Кажется, поспать просто не выйдет.
Кажется, даже просто расслабиться на этом чёртовом Ковчеге не выйдет. Потому что буквально всё вокруг: ровные стены, белые потолки, стерильная обстановка — напоминало о Семье. О ненавистной Семье очумелых фанатиков науки.
Может быть, покрасить комнату в чёрный? Или разбрызгать яркие краски по стенам? Как-нибудь разрисовать её? Принести несколько растений?
Уолкер же ясно дал понять, что можно всё, если это не влияет на продуктивность работы. А если Тики избавится от постоянного напоминания о Семье, то продуктивность его работы только повысится!
Микк горько усмехнулся.
Слабак.
Слабак и трус.
Оставшиеся три часа до взлёта он гулял по Ковчегу, с упоением разглядывая растения в оранжерее и рассматривая картинную галерею, неожиданно нашедшуюся рядом с лабораторией №65 (отчего-то запертой).
— Это коллекция Лави, — когда он подошел к картине, на которой женщина держала на руках завернутого в ткань младенца, раздался голос за его спиной.
Тики обернулся. Перед ним стояла миловидная черноволосая девушка. Она мягко улыбалась, однако цепко наблюдая за его жестами и явно его изучая.
Тики заставил себя не так сильно напрягаться в ее присутствии — он ведь ее не знал — и вскинул брови.
— То есть… Это все — его картины?
Девушка обвела взглядом галерею и пожала плечами.
— Некоторые из них он нарисовал сам, да, но большинство — это охотничьи трофеи, — пояснила она. — Специализация Лави — изобразительное искусство. А меня зовут Линали Ли, приятно познакомиться, — девушка слегка наклонила голову в знак приветствия.
Тики, на самом деле, даже и не ожидал, что на корабле окажутся женщины. Хотя бы потому, что их количество с каждым годом всё уменьшалось и уменьшалось, из-за чего правительство решило превратить их в некое подобие животных из Красной Книги — и, следовательно, заключило в отдаленно напоминающие заповедники жилые зоны, где следили за рождаемостью и их состоянием. Состоятельные мужчины имели право на оплодотворение, и если рождался мальчик, то забирали его с собой. Девочка же, ясное дело, оставалась там.
Тики однажды услышал от матери, что эту идею с заповедниками предложил Вайзли, и именно тогда что-то забрались ему в сознание.
Они делали что-то неправильно.
Они отнимали свободу.
В Семье, правда, к женщинам относились чуть-чуть по-другому: они были в первую очередь учеными и только уже потом инкубаторами.
Оттого, наверное, Микку сейчас и было удивительно наблюдать за живой девушкой.
Кто же такой этот Уолкер, если умудрился украсть женщину из заповедника?
— Тики Микк, — запоздало ответил мужчина, на что Линали легко хохотнула.
— Братик рассказывал о тебе. Надеюсь, ты останешься с нами, — доверительно поделилась она.
Тики вдруг вспомнил Комуи, который постоянно горевал о младшей сестренке. Но Микк-то думал, что его сестра в заповеднике!
— То есть… Комуи?
— Да, Смотритель, — согласно кивнула Линали.
Задавать вопросов Тики не стал, хотя очень хотелось. Ну не разгромил же Уолкер этот заповедник, в конце концов! Потому что если бы разгромил — Адам сокрушался бы сильнее обычного, и об этом бы Тики уж точно знал. Ну это же подумать — поднять на уши целую женскую жилую зону только из-за одной девчонки, которая еще даже девственница.
Хотя вот последнее было весьма и весьма сомнительно — ну не может же девушка возраста Линали Ли (а ей, наверное, около двадцати) не родить еще ни разу.
Не в нынешних условиях.
Хотя с учетом фанатизма ее брата на этот счет все вполне могло произойти как-то так.
С другой стороны — это было явно не его дело. Потому что, по всей видимости, у Смотрителя Ли только одна сестра, а раз так, то именно с ней крутит этот рыжий Лави.
А может, она бесплодная?
Линали рассказывала о чем-то, и Тики даже ловил себя на том, что ухитряется совершенно на автомате задавать какие-то вопросы. Сути этих вопросов сам он не очень понимал, но, иногда ныряя в эту бессмысленную беседу, все-таки уяснял для себя некоторые важные вещи.
Например, младшая Ли рассказала ему о том, что на самом деле на борту людей довольно мало, и чистой специализации почти ни у кого нет. Их всего с десяток или около того, и каждый понемногу помогает везде.
— Кроме Канды, — здесь Линали слегка поджала губы. — Он хороший, на самом деле, — тут же махнула рукой она, — но по сути жуткий грубиян. Он охотник, и это в какой-то мере его оправдывает. Но он… Подозреваю, он здесь только из-за Аллена.
Тики вскинул брови.
А вот это было уже по-настоящему интересно.
— Они… друзья? — конечно, при дефиците женщин однополой связью никого уже давно не удивишь, но Уолкер не казался… вообще способным на нечто подобное.
Линали засмеялась и повела плечами.
— Да… В самом прямом смысле этого слова, — заметила девушка. — Канда здесь раньше меня появился, — пояснила она, — и я сразу уяснила, что слушает беспрекословно он только Аллена и более никого. А иногда, — она снова хохотнула, — это Аллен его слушает.
Тики удивлённо приподнял бровь, заинтересовавшись отношениями этих двоих. Пусть Канду он не знал, хотя уже успел понять, что тот очень грубый, но чтобы Уолкер, оказавшийся очень ехидным и высокомерным, слушал хоть кого-нибудь… Микк даже особо поверить в это не мог.
Видимо, Линали заметила его замешательство и снова рассмеялась. Тики вскользь заметил, что смех у девушки был мягкий, лучистый. Приятный на слух.
— Пусть в это и не верится, но они очень близки. Аллен, конечно, очень груб тоже, но он… — она передёрнула плечами, отведя взгляд в сторону, и прикусила губу, словно сомневаясь о правильности следующих слов. — Он заботливый.