Ужин, между тем шел своим чередом. Никто из всей компании не заметил маленькой размолвки, которая осталась только между Луизой и Францем.
Последний уже достиг своего одинокого, серого жилища и, распахнув дверь, все еще пребывая в сильных порывах эмоций, направился большими шагами к парадной лестнице.
— Очень замечательно, что ты здесь — бросил он не глядя на Вильфора, продолжая продвигаться вперед так стремительно, что старому слуге приходилось бежать за ним, — кто бы ни пришел сюда, меня ни для кого нет.
— Хорошо, милорд. А на долго ли вас нет?
— Не знаю.
— Позвольте узнать, даже для маркизы?
— И даже для нее. Меня нет ни для кого. Не беспокой меня ни по какому поводу, пока я сам не выйду.
Камердинер, привыкший к подобному поведению своего господина не особо удивился и в силу своего опыта не задавал более никаких вопросов. Он знал, что если господин его чем-то разгневан, то под руку тому лучше не попадаться.
Прошествовав до своего привычного места уединения — библиотеки, герцог распахнул дверь и, зайдя в комнату, с шумом захлопнул ее.
Скинув на ходу на пол сюртук и жилет, развязав шейный платок, он остался в одной рубахе, которую тоже вытащил из штанов. И так упал в кресло, свесив руки по подлокотникам и откинув голову на спинку, он закрыл глаза, чувствуя свое прерывистое дыхание.
Веки его дрожали, губы то и дело содрогались от легкой судороги. Проведя так около часа он констатировал, что страсти его улеглись. А по истечении второго часа он не мог уже отдать себе отчет в том, что, собственно, заставило его так отреагировать на произошедшее. Он уже не раз испытывал на себе интриги этой женщины, которую продолжал уважать не смотря ни на что. Иногда он попадал в неловкие ситуации… еще более неловкие, чем эта.
Чем больше он размышлял, тем более мысли заводили его в тупик. Найти ответ на вопрос откуда вдруг и с чего он испытал столько эмоций разом совершенно не получалось.
Так Франц провел около пяти часов, уже начиная подозревать, что немного переиграл ситуацию и ему не стоило бы реагировать подобным образом.
Усталость от выплеска эмоций такой силы то и дело накатывала на него волнами забвения, в моменты которого он переставал ощущать себя как живое создание и впадал в прострацию. В подобных медитациях он был склонен проводить дни и ночи, не замечая их хода.
Иногда даже, он просто закрывался в библиотеке, погружался в воспоминания о прошлом и просматривал их закрытыми глазами, нырнув глубоко в небытье.
Вся атмосфера в доме способствовала этому. А беспрерывное трескучее тиканье старых часов только углубляло подобные медитации.
Он часто желал, чтобы тишина и небытие поглотили его целиком, он хотел бы раствориться в них и исчезнуть раз и на всегда. И случалось, что ему даже как будто удавалось забыться настолько, что он терял все ощущения: физические, временные и пространственные. Но каждый раз, жестокая реальность возвращала его в жизнь: голод.
Голод, который вырывая его из мира забвения, заставлял жить дальше, подниматься и отправляться на поиски пропитания. Свет дня тогда слепил его и раздражал покрасневшие глаза, а в груди стояло нестерпимое чувство холода. Иногда он прижимал к ней ладонь, желая услышать стук сердца, которое бы согрело его, но увы, от реальности спасения не существовало.
Он уже давно не задавал себе вопросов: долго ли ему еще прийдется влачить подобное существование, есть ли лучшая судьба, как можно было бы изменить свою жизнь, что есть нового в жизни, грустно ему или весело, когда ему бывает грустно, а когда весело и прочее-прочее.
Он так устал от всего, перестав различать краски в жизни. Все вокруг стало чем-то само собой разумеющимся, довольно блеклым и аморфным. Все как-то само текло, менялось и отмирало в его жизни, а он являлся лишь безучастным наблюдателем.
Он все же отдавал себе отчет в том, что с появлением неугомонной и слишком живой леди Клифорд, которая имела наглость беспрестанно вторгаться в его существование, оказывало на него некоторое влияние, словно выводя из оцепенения. Как если бы парализованную ногу, которая не чувствовала никаких внешних раздражителей, вдруг начали колоть иглой и…. о, чудо, появлялась боль. Несколько раз эта девушка доводила его почти до крика, одним своим словом или взглядом заставляя подниматься всю его кровь.
Он пугался и ненавидел это состояние. Испуг перемежался в нем с ненавистью, одно сменяло другое так, что нельзя было сказать, что появилось первым.
Ее чрезмерная живость и радушие, настолько редкие для сдержанного английского общества, раздражали его и выдворяли из привычного хода жизни, из привычных шаблонов.
Подсознательно он боялся ее жажды жизни, боялся той глубины в которой она жила сама и постоянно норовила утянуть его. Он привык барахтаться на поверхности, не желая знать того, что скрывают в себе глубины жизни. Наверное, так оно шло из-за того, что он слишком многое пережил, слишком многое выстрадал и слишком устал. На самом деле он походил на крота-слепыша, которого тянули за его короткий хвостик из норы к свету.
Уже давно рассвело, а Франц все продолжал пребывать в своей привычной прострации, то вспоминая прошлое, то проваливаясь в пустоту, то иногда, против его воли, вдруг в памяти поднимались яркие картинки ее внешности, которые почему-то запечатлела его память: блестящий локон волос, нежный изгиб шеи, ее дрожащий взгляд, кровь на ее руках, лилового цвета шелк, ее ароматное дыхание и так далее и тому подобное.
На следующий день он услышал топот конских копыт во дворе, что вывело его из очередного оцепенения.
Это маркиза вдруг решила навестить его. Она, конечно же, послала записку, что желала бы с ним помириться. В общем-то, она вовсе не считала себя виноватой в чем бы то ни было, но на всякий случай решила прояснить ситуацию. Но, не получив ответа, подумала, что ей стоило бы явиться лично.
Войдя в гостиную, дышавшую сумеречными тенями, она огляделась. Все портьеры были плотно задернуты, вокруг царила давящая тишина.
Луиза всегда не любила это место. Была бы ее воля, она бы все здесь поменяла.
Вильфор, встретивший ее, сообщил, что герцога нет дома.
Маркиза устремила внимательный взгляд на слугу и осведомилась:
— Неужели? И куда же он вдруг исчез? Отправился в очередное “путешествие”?
— Он не сообщил, мадам. — не моргнув глазом ответил Вильфор.
— И как скоро обещал вернуться?
— Я не успел спросить, мадам. Он очень спешил.
— Ну, да, учитывая расстояние от порога до верхних комнат он должен вернуться совсем скоро. Неужели его нет даже для меня?
Выдержав выжидательную паузу, видя, что Вильфор не реагирует, маркиза прошептала:
— Да ладно вам, Вильфор, скажите мне, что он дома, но просто не желает меня видеть. Ну же, хитрюга вы этакий. Поделитесь со мной своим секретом.
— Мне очень жаль, миледи, но его светлости действительно нет дома. Могу ли я вам помочь чем-то еще?
Луиза было надувшись, метнула на бедного слугу острый взгляд и бросив “ну как желаете” направилась к двери, но тут же остановилась и повернулась к слуге.
— Впрочем, передайте ему, что мне очень жаль за испорченный вечер. Видит бог, я ничего не планировала и даже не подозревала, что герцог фон Ламберг воспримет маленькое недоразумение так близко к сердцу. Я не смогу спокойно спать, пока не узнаю, что он не злится на меня, не обижен, и по-прежнему ценит меня как дорогого друга. Скорее бы уже он вернулся. Иначе он будет лишен удовольствия слышать извинения маркизы де Бриссак, и тогда уже ему придется просить у меня прощение за то, что он стал причиной моей бессонницы.
Слуга молча поклонился, проводив знатную даму взглядом.
Только он поднялся по ступенькам на второй этаж, то заметил своего господина, который не спеша приближался к нему.
— О, рад вас видеть, милорд. Только что приходила маркиза де Бриссак, она ушла, но просила вам передать…
— Я слышал. — сухо ответил герцог. — Без надобности, Вильфор.
— Вы уже вернулись?
— Нет еще. У меня нет желания видеть кого бы то ни было. Я отправляюсь в леса. Не жди меня сегодня.
20
Прошло около двух недель, которые оказались для Ровены непривычно насыщенными. Она виделась с маркизой почти каждый день, все впитывая ее поучения и стараясь воплощать их в жизнь с таким усердным рвением, что скоро начала получать похвалы от маркизы.
На следующий день после ужина у мадам Уитклиф, Одилия, написав своей подруге письмо, потребовала от нее объяснений по поводу своей реакции на приход Виктора и своего дальнейшего смущения в его присутствии. Встретившись с нею на прогулке, Ровена рассказала как вынуждена была отклонить предложение Виктора, утаив истинную причину отказа.
Но Одилии вполне хватило новости, что предложение отклонено.
Не дав Ровене закончить рассказ, Одилия тут же объявила подруге, что та сошла с ума, раз отказывается от такого прекрасного юноши. На голову бедняжки посыпалось сразу множество упреков и увещеваний, доводов и даже обид.
Одилия обвиняла Ровену в легкомыслии и глупости и закончила тем, что сообщила ей о своей готовности и далее приглашать Виктора на все ужины.
Одилия сообщила, что чувствует свою вину за поведение подруги. Ей совсем не хотелось, чтобы и она тоже прослыла такой же ветренной как и Ровена. Виктор уже успел стать для нее другом, с которым она не хотела расставаться из-за каприз подруги. И что таким образом, возможно, Ровена вскоре одумается и сменит безразличие на благосклонность. Одилия дала Ровене понять, что дом ее матери останется единственным местом, где несостоявшаяся пара может всегда наверстать упущенное при желании.
Ровена покорно выслушала всю тираду Одилии, которую та растянула на целый час, не смея вставить и слова. Но лишь только услышав об ожидавших ее перспективах позволила себе высказать опасения по данному поводу. Но Одилия и слушать ничего не хотела, все повторяя, что раз уж Ровена так некрасиво обошлась с господином Уорвиком, то она сама никогда не поступит подобным образом.
Ровене не оставалось ничего другого, как смириться…. особенно если она и дальше хотела пользоваться благосклонностью своей подруги, дабы иметь возможность видеть герцога фон Ламберга.
О Франце Ровена не переставала думать кажется ни на минуту с тех пор, как поняла, что у нее появилась возможность обратить на себя его внимание.
Она устремилась к своей мечте без оглядки, с готовностью решив измениться и забыть прошлое.
Ее манил его гипнотический, пусть и холодный, взгляд. Этот взгляд каждый раз заставлял ее погружаться в бездну трепета и переживаний. Ей казалось, что они как-то связаны и что неспроста она выделила его из толпы и с первой же минуты почувствовала странного рода притяжение. Для нее все в нем казалось чем-то из ряда вон выходящим: начиная от волос, заканчивая манерой речи. Она чувствовала в нем силу и зрелость, непокорность и холодную красоту его внутреннего мира — все это манило ее словно пение сирен.
Ровена знала, что многие дамы считали его привлекательным, не смотря на холодную отчужденность, почти оскорбительную. Часто на вечерах она перехватывала их многозначительные, искрящиеся интересом взгляды, посвященные Францу.
Он никогда не пудрил свои темно-каштановые волосы, оставляя их свободно ниспадать на плечи. Он был высок ростом и обладал крепкой, хорошо сложенной фигурой.
Его гардероб всегда безукоризненно подобраный, в большинстве своем в темных тонах, которые очень шли к его лицу. Все костюмы хоть и были просты по покрою и никогда не соответствовали последней моде, но выделялись качеством шитья и ткани, их всегда украшали полудрагоценные камни и серебро.
Безмерная бледность и болезненность его лица смущали очень немногих, отталкивая лишь при первом общении.
Так любила думать и Ровена, вечерами перебирая в памяти детали его внешности и антуража, рисуя в голове воображаемые сцены.
В перерывах между мечтами она выезжала куда-нибудь с маркизой. За неделю с половиной Ровена успела побывать на двух званных ужинах, где привлекла к себе внимание нескольких важных персон и завязала знакомство с людьми из круга маркизы де Бриссак, а так же посетила два бала в Ассамблее. Между выездами Ровена прогуливалась в парке то с маркизой, то с Одилией. И почти каждый раз она встречала Виктора, который словно по волшебству оказывался там же, где и она. Впрочем, Ровена старалась сдерживать свое смущение и отвечала ему всегда тепло и учтиво, не желая оскорбить его чувств или оттолкнуть его, но и не обнадеживая.
Виктор каждый раз старался проявить свои чувства и как мог ухаживал за своей возлюбленной, но не желал стать слишком навязчивым. В глубине души Ровена была благодарна ему за тактичность. Но чем больше она его видела, тем больше понимала, что никак не может быть с ним и что ее сердце принадлежит только герцогу фон Ламбергу.
Луиза наблюдала за этими отношениями не вмешиваясь.
Однако она продолжала вести свою игру. На одном из вечеров, где очутился и Виктор, она сообщила Ровене, что вот-вот должен появиться герцог.
Из-за чего Ровена волей-неволей высматривала его среди гостей, то и дело отвлекаясь от беседы с Виктором. То же самое произошло и на одном из балов, когда маркиза сказала ей, что Франц обещался непременно присоединиться к ним. Но народу в зале собралось так много, что маркиза выразила опасения как у Франца-Ульриха получится разглядеть их среди толпы.
И тут тоже Ровена то и дело с трепетом вглядывалась в толпу, делаясь донельзя рассеянной, пропуская слова Виктора мимо ушей или вовсе погружаясь в свои мысли.
Виктор заметил эти странности в поведении Ровены, о чем и осведомился у нее:
— Вы как будто кого-то ищите. Вы ожидаете еще одного гостя сегодня?
Ровена, оживившись и обратив свой взор на юношу, пролепетала:
— О, не совсем….. — и после некоторой паузы продолжила. — Просто мне каждый раз кажется, будто я вижу знакомые лица. Но потом оказывается, что ошиблась.
Виктору, уже подметившему ранее подобные странности, ответ девушки показался подозрительным. Но он решил не заострять на этом внимание.
На следующем балу повторилась та же история, которая в итоге получила некоторое логическое завершение… во всяком случае рассеяв недоумение Виктора.
Ровена вдруг заметила в толпе фигуру мужчины со спины сильно похожего на герцога фон Ламберга. Тут же забыв, что она держит под руку Виктора, Ровена устремилась за этим мужчиной, невольно волоча за собой и юношу.
Виктор, чувствуя, что Ровена тянет его куда-то вперед, осведомился:
— Куда же это вы так стремительно направились?
Ровена, вся поглощенная созерцанием спины мужчины, бросила:
— О, кажется я вижу знакомого. Только одну секундочку….
Незнакомец продвигался по залу довольно быстро и Ровене пришлось пройти за ним около двадцати шагов, чтобы увидеть его профиль и понять, что она ошиблась в своих догадках.
— Ох нет, я ошиблась, — с нескрываемой досадой произнесла Ровена.
— И кого же вы думали в нем узнать?
— Герцога фон Ламберга. Но я ошиблась.
Виктор, поняв кого скорее всего высматривала Ровена весь прошлый бал помрачнел.
Он желал бы задать ей другие вопросы, чтобы удовлетворить чувство ревности, вдруг поднявшееся в нем, но гордость его не позволила ему это осуществить.
Вместо этого он оскорбился и не разговаривал с Ровеной почти целый час, давая ей односложные ответы.
Однако девушка вела себя так нежно, очаровательно и беспечно, что он оттаял, незаметно для себя, и снова с удовольствием наслаждался присутствием своей возлюбленной нимфы, забыв про черные уколы ревности.
Следует отметить, что приключения леди Клифорд на этом не закончились. К концу второй недели она присутствовала на пышной свадьбе Маргарет Бэрроу, дочери достопочтенного фермера и местного барона.