Переодеваясь, я перебирала в голове все детали того, как выглядел Калеб. Вроде бы простая футболка и темно-синие джинсы не должны делать его привлекательными, и все же не вспоминать о нем без содрогания, я не могла. Его глаза оставались все того же серебристого цвета, как я помнила. Но все же, что-то изменилось. Я не могла поверить сама себе и признаться, что, кажется, и он был рад видеть меня. Неужели я так отчаянно хочу этого, что мой мозг воплощает подобные фантазии? Все-таки я схожу с ума, или это Калеб сводит меня с ума.
Как обычно, я не стала медлить наверху. Но спустившись вниз, и увидев его высокую фигуру, застывшую около дивана, я в нерешительности остановилась. Я не была готова к тому, чтобы спокойно сидеть с ними и игнорировать его присутствие. Мне стало страшно, что я не выдержу и кинусь ему на шею.
Не думаю, что покажется странным, если я пойду на кухню. Мне нужно было есть, так почему не сейчас. Возможно, через некоторое время я найду в себе силы и смогу ненадолго побыть в гостиной. Но только я открыла дверку холодильника, как поняла, что сделала это уже не сама. Разве могла я спутать его запах с чьим-либо другим.
Выглянув из-за дверки холодильника, будто защищаясь ею, я только уверилась в своей догадке. Как всегда прекрасный, он нерешительно завис передо мной. Его глаза внимательно следили за моими движениями. Неужели боялся, что я огрею его замороженным окороком?
- Тебе чего? - как можно более грубо буркнула я, и немного расслабилась, отметив, что все же могу сопротивляться его очарованию. Еще несколько минут, и можно предположить, что я выдержу целый вечер в его компании.
- Не хочется сидеть со стариками, - равнодушно пожал плечами он и внезапно улыбнулся так ослепительно, что я перестала дышать. Как можно улыбаться так, приходя на мою кухню и лишать меня моего достоинства?!
Я сразу же разозлилась на себя и свою реакцию. Но не смогла сказать Калебу что-нибудь злое. Он смотрел на меня таким очаровывающим взглядом, поддаться которому я не хотела, но и не могла отвести свои глаза. Какая же я все-таки слабая. Один его взгляд и я таю, словно масло.
- Как отдохнул? Кинул свою девушку, чтобы поехать развлекаться? - я не удержалась от колкости и угрюмо рассмеялась. На самом деле хотелось закричать: как ты мог уехать так надолго?
Калеб ответил милой улыбкой. Его глаза будто бы удерживали мои насильно. Я не могла отвести взгляда. Когда я закрыла глаза, думать стало легче, но, услышав его мягкий, бархатистый голос, слишком близко, чуть не застонала. Он стоял уже ближе.
- А тебя что-то расстраивает?
Когда я все же набралась смелости раскрыть глаза, оказалось что Калеб стоит прямо передо мной, будто заточив меня между своим телом и холодильником.
Я чувствовала на себе его взгляд. Он жег меня огнем, проникал в душу, будоражил кровь. От этого взгляда кружилась голова, и меня попеременно бросало то в жар, то в холод. Я желала его, как никого и никогда.
Теперь, когда он был от меня совсем близко, я видела, что его глаза выражают муку и страсть. Стук сердца отдавался в моих ушах.
Калеб коснулся моего лица, и я почувствовала, что его тоже бьет дрожь. Неужели мне действительно все равно, что будет? И снова мое сердце неистово застучало.
Все, что я могла, это стоять, схватившись за открытую дверцу холодильника, и заворожено смотреть на него. Еще никогда ранее его глаза не были такими живыми. Из них исчезла прежняя холодность.
Я тихо выдохнула, видя его колебания, и понимая, что жажду поцелуя. Он не хочет меня, или же не хочет обижать? Я совершенно ничего не могла понять. Но мой вздох, кажется, вывел его из ступора. И вот мы продолжали смотреть друг на друга. Мое тяжелое дыхание сжигало все мысли и сомнения, и не в силах вынести такой муки, я закрыла глаза, увидев, как его лицо медленно приближается. Я ощутила холодное дыхание на своем подбородке и тоже подалась вперед.
Миг, и пропустив удар сердца, я внезапно ощутила колючий холодный поцелуй на своем запястье. Как никогда с трудом открыв веки, я взглянула на Калеба. Ни тени сомнений или сожаления. Знал ли он, что творит со мной? Как в моей душе все перевернулось, от ожидания почувствовать его губы на своих, и вдруг это мимолетное прикосновение к запястью, как насмешка.
Все, что я могла сейчас, это лишь смотреть на него. Я даже не могла пошевелиться, чтобы забрать свою руку из его ледяных ладоней. Как отличалось это прикосновение от того, когда меня так же держал Дрю.
В моей голове проносились странные, дикие мысли, но я понимала, что мы не можем вот так вот долго стоять. Я не имела никакого права получать незаконное удовольствие от его присутствия. Калеб ясно дал понять, что не хочет меня даже поцеловать. Я была ему не нужна, но сил пошевелиться не было.
- Как погода в Чикаго? - неужели этот сиплый, неуверенный голос - мой?
- Туман, - не отводя глаз, отозвался Калеб, и его голос заставил меня вспомнить о гордости. Еще никогда в жизни я не желала его близости так остро, как сейчас. Поэтому я не могла позволить себе оставаться здесь.
- Кажется, я не голодна, - мне пришлось подавить в себе дрожь, когда я вытянула свою руку из его не сопротивляющихся пальцев. Я громко и сильно хлопнула дверцей, и именно это придало мне сил уйти из кухни. Я даже боялась обернуться и увидеть равнодушие на его лице.
Все, что случилось, показалось болезненным и отрезвляющим лекарством. Теперь я полностью была уверена в том, как он относиться ко мне. Я понимала, что, возможно, интересую его, как что-то новое и интересное, но не настолько, чтобы нравиться ему.
Пока что я справлялась с тем, чтобы контролировать себя в его присутствии. Но после сегодняшнего вечера, я боялась, смогу ли теперь вести себя, как и прежде.
Плакать я не могла. Жалеть себя казалось в этой ситуации нелепо. Проскользнув мимо гостиной, я даже не заметила, что они так поспешно прячут, и никак не отреагировал на вопрос Самюель, иду ли я спать.
Попав в свою комнату, я смогла лишь включить диск с самыми тяжелыми песнями, которые были у меня. Я выключила свет, оставив ночную лампу, и не раздеваясь, завалилась на пол. Раскинув руки, я смотрела в потолок и беззвучно пела. Это всегда позволяло мне расслабиться.
Внизу хлопнула дверь, и я не сомневалась в том, кто ушел. Внизу по-прежнему раздавались азартные голоса родителей и Грема. И мне стало легче, когда я поняла, что Калеб оставил мой дом. Мне стало даже легче дышать. Он как комар, настырно вторгался во все части моей жизни, и даже дома, я теперь не могла скрыться от него.
Я так и проснулась среди ночи на полу. Все тело болело, как напоминание о сегодняшнем визите Калебя. Нехотя переодевшись, я добралась до кровати и слишком вымученная, чтобы о чем-либо думать, заснула.
Через несколько дней я усилием воли постаралась забыть вечер приезда Калеба. Но иногда мне казалось, что место на руке, куда он поцеловал меня, горит. Радовало то, что избегать его мне не было нужды. Он приходил вместе с Гремом каждый вечер, но, по стечению обстоятельств, я была слишком занята и всегда возвращалась домой, когда оставался только Грем.
Только однажды, когда домой меня привезла мать Бет, я услышала, как на улицу кто-то вышел, хлопнула входная дверь и, увидев слишком знакомую фигуру Калеба, я машинально спряталась среди деревьев. Калеб, конечно же, заметил меня, я поняла это по его поведению, но ничего не сказав, он уехал. Лишь спустя несколько минут я смогла выйти из своего убежища.
Поздоровавшись с Гремом и отцом, я поспешила на кухню, где меня ждало ризотто и Самюель с очевидным желанием поговорить. О чем, не трудно было догадаться. Я становилась сама не своя, когда разговор заходил о Калебе. И все гадала, кто первый из родителей поднимет эту тему. Зная, как Терцо не любит лезть в мои дела, я ожидала чего-нибудь подобного от Самюель.
И она мои ожидания не обманула.
Я жадно поедала горячее ризотто, второе мое самое любимее блюдо после макарон, и подозревала, что чересчур усердно накинулась на него. Последствия могут быть плачевные, и если закончится просто болью в желудке, я буду очень рада.
Самюель с улыбкой наблюдала за мной. Не понимала я того удовольствия, что получали они, наблюдая за мной, когда я ем. Неужели они скучали по чему-то такому простому, как еда? Я снова повторяла одну и ту же ошибку, на которую мне уже указывал Калеб - слишком превратно представляю себе, что такое быть вампиром.
- Ты случайно не встретила Калеба, когда приехала? - вопрос прозвучал невинно, но меня ей не провести. Насколько хорошо меня знала Самюель, так же хорошо ее знала и я. И пусть я не очень представляла себе, как это, быть вампиром, понять чувства Самюель для меня не составляло труда.
- Прошу, не надо, - отчаянно желая избежать этого разговора, простонала я. - Не думаю, что нужно поднимать эту тему, особенно когда тут Грем, - тихо добавила я, надеясь, что он не услышит, как я называю его имени.
- Думаю и ему и твоему отцу сейчас не до нас, Терцо поставил или сделал там какой-то финт, и он ломает голову, как бы выиграть эту партию. Сомневаюсь, что он вообще заметил, что ушел Калеб, и появилась ты, - по глазам я поняла, что Самюель настроена серьезно. Видимо я в последнее время действительно странная, раз она решилась поговорить, к тому же так настойчиво. Неужели я настолько их напугала?
Мне же казалось, я не вела себя как-то иначе, чем всегда. Хотя, если учесть, мои проблемы с учителем физики, две ссоры с девушками из команды поддержки (они назвали меня Глобусом! И предложили стать талисманом команды), и конечно же, постоянное плохое утреннее настроение. Я могла бы объяснить все это беременностью, будто вместо тошноты с утра не хочу ни с кем разговаривать. Но вряд ли Самюель оценит шутку. Она выглядела слишком серьезной.
- И так, - начала она, удерживая мой взгляд, подобно тому, как это делал Калеб, - что происходит между вами с Калебом?
- Точнее будет спросить, что происходит между мной и моей тягой к Калебу, - тихо поправила ее я. Ризотто показалось мне отвратительным и холодным. Неужели у меня хватило смелости признаться в своих чувствах к Калебу еще кому-то?
- То есть ты считаешь, Калеб ничего к тебе не чувствует?
Я посмотрела на нее раздражительно.
- Если ты хочешь знать, что происходит, тогда не спрашивай меня и ничего не говори. Я расскажу тебе.
Самюель в ожидании застыла и замолчала, соглашаясь на мои условия.
- Я не знаю, что на самом деле происходит. Возможно, это ваше очарование, или я действительно не равнодушна к нему, но мне плохо, и очевидно в ближайшее время ничего не изменится. Если я так и не смогу преодолеть эти чувства к нему, я рожу ребенка и уеду учиться в Лутон, а может и куда дальше. Точнее говоря, подальше от него. Дольше я не выдержу.
- И давно ты решила? - голос мамы звучал глухо. Я знала, что причиняю ей боль.
- Давно,- не стала уточнять я.
- А если он чувствует к тебе то же самое?
- Мам, прошу, ну посмотри на меня, - я встала из-за стола и раскинула руки, - как Он может чувствовать хоть что-то ко Мне?
Я видела, что Самюель с трудом старается понять меня. Для нее я прекрасна, потому что ее дочь, потому что человек. Как кто-то может не полюбить меня? Но в мире людей, я совершенно обычная пятнадцатилетняя беременная девушка, не отличающаяся для других ничем. Для нее я та, ради которой она каждый день борется с болью и жаждой, просто потому, что любит.
- Ты недооцениваешь себя... - начала было Самюель, но я перебила ее.
- Не смей так говорить, тебе не понять меня! - еще чуть-чуть и я готова была закричать. - Как легко тебе говорить. Но ты не можешь понять. Ведь ты - это ты, и ты прекрасна!
- Да, я знаю. Я не могу, потому что для меня нет прекраснее никого на земле, чем ты, - Самюель поднялась и обняла меня.
Но я хотела услышать такие слова не от нее, а от Калеба. Возможно, только это она и понимала - любовь к мужчине тоже изменила ее.
Все, что я сдерживала в себе, вылилось в слезы. Как же давно я не плакала по-настоящему. Но и тут приходилось сдерживать себя - в соседней комнате сидели Грем и отец, и я не хотела, чтобы они застали меня заплаканной.
Я вывернулась из объятий матери и уже жалела, что дала этому разговору развиться - облегчения он не принес ни мне, ни ей. Мы остались все на тех же позициях где и раньше. Я не была утешена, а она не знала, чего ждать далее от моих страданий. Мне становилось лишь хуже от мысли, что меня жалеют, такие воплощения красоты, как мама и отец, когда я и сама хочу быть таковой, как они. Будь я хоть в половину, как мама, я могла бы найти в себе силы побороться за внимание Калеба. Возможно когда-нибудь, когда я стану вампиром, я еще вернусь к этой мысли.
Самюель тихо ушла из кухни, не желая более меня смущать. Я смогла даже доесть и попить чая, к сожалению, ничто не могло повлиять на мой аппетит.
Непривычно для себя, я погладила живот и понадеялась, что смогу все преодолеть. Легкое движение ребенка утешило меня. Хоть кто-то нуждается во мне.
Дня через два после разговора с Самюель, я играла с ручкой на уроке английского, безуспешно стараясь вслушаться в голос мисс Крат, но думала лишь о том, что скоро, как передавали метеостанции, на три дня солнце поселиться в нашем маленьком городке. И, конечно же, вспоминала о родителях и Калебе.
Отсутствие Грема не заметит никто, как, наверное, и Калеба. За два года, он должен был придумать какое-то оправдание своим исчезновениям, если только кто-либо отмечал его поведение странностью.
Самюель намного проще, она не каждый день появляется в городе, так же, как и в церкви. Несколько дней ее хор проживет без нее. Как же Терцо, что придется придумать ему? Я не могла представить, зато четко понимала, где Грем и Калеб будут проводить свое время у нас.
Недельная передышка, сдобренная мимолетными встречами с Калебом в понедельник в коридорах школы и в столовой, прошла слишком быстро, я нуждалась во внимании с его стороны, и боялась своих желаний. Стараясь о нем не думать, я бралась помогать Еве в перестановке ее комнаты, потом вместе с Бет мы занимались английским, а также я подтягивала по математике Дрю. Он не был самым интересным собеседником из числа моих теперешних друзей, и часто меня раздражало его собственническое поведение относительно меня. Но я жалела его, видя одинокого каждый день, без друзей, без компании. Странно было узнать, что он брат Оливье, куда ему было до ее блистательной красоты.
Теперь, когда мы общались ближе, меня нередко пугали его разговоры. Он холодно и отстраненно рассказывал об охоте вместе с отцом и братом. Никаких чувств на лице, и равнодушие по поводу смерти. Не понимала я этого английского хобби - убивать ради удовольствия. Хотя чего удивляться, все ту же сдерживаемую злобу, я видела и в Оливье. Страшно было представить еще одного их брата. И все же, было что-то такое в Дрю, отчего я не переставала с ним общаться, какая-то загадочность и непохожесть на других. Он был таким, каким был и не под кого не подстраивался. Хотя в последнее время я была склонна к мнению Бет, что иногда он ведет себя пугающе.
- Как ты можешь с ним общаться? - удивлялась Бет. - У меня от него мурашки по коже.
- Он нормальный, лучше Оливье, - заверяла я ее, совершенно не понимая, что страшного в Дрю, по крайней мере, до последнего раза, как мы занимались у него.
После того случая в Лутоне, я, Ева и Бет стали лучшими подругами, наверное их покорила моя помощь, в таком странном деле. По словам Бет, она вряд ли могла ожидать чего-либо подобного от Сеттервин, Оливье или, тем более, Лин, которую вообще ничего не интересовало, кроме спорта. С Оливье у нас сложились странные отношения, мы нередко смеялись вместе, но относились друг к другу с некоторой опаской. Мне не нравилось, как она ведет себя с братом, и я точно знала, что стоит и не стоит говорить при ней. Сетти же не очень меня жаловала, ей казалось, что тогда именно я стала причиной их разрыва с Калебом (видимо у нее плохое зрение, если она до сих пор не видела мой живот). Но стоило Калебу начать встречаться с Мари, ее отношение стало более милостивым ко мне. Только меня это не интересовало, Сет тоже не входила в список моих любимчиков. Без сомнения, я подружилась с Теренсом, и когда Бет помирилась с ним, мы общались вчетвером. Только я так и не могла разобраться, почему они не вместе. Я же видела, как они ведут себя, словно два влюбленных голубка. Иногда их глупая ситуация просто раздражала меня.