Он даже не успел заметить, что у нее в руке оказался нож. Просто левая «лапка» выскользнула из-за спины и клинок вошел ему в район солнечного сплетения. Под ребра. Вспоров не только легкое, но и сердце.
Она вырвала нож и разъяренной фурией обернулась к третьему.
К этому моменту ее лицо и частично одежда была уже забрызганы кровью. Что только придавало ей колорита.
И этот вчерашний крестьянин спасовал. Все-таки не на это он рассчитывал. Да и никто из них.
Поэтому он попятился. Шаг за шагом отходя к воде.
Марфа дернулась было за ним. Но он припустился в бега и, прыгнув в воду, постарался скрыться на другом берегу. Она же обернулась к тому кадру, что обещал ей «любовь и ласку», с придыханием нашептывая на ушко.
- Нет! Нет! – провизжал он.
Но молодая женщина уже не могла остановиться…
Вдовушки и дети тем временем только успели добежать до крепости. И Андрей спешно бросился надевать кольчугу.
Бежать на помощь к Марфе он не собирался, считая, что ее уже захватили и утаскивают. Не догнать. Или уже убили. Он рассматривал это все как нападение и готовился отражать натиск на саму крепость. Возможно даже переговоры и шантаж, через использование заложника – его жены.
- Идет! Идет! – прокричал младший сын кузнеца, который в это время залез в один из «скворечников» и наблюдал за округой через бойницы. Среди прочих подростков.
- Кто идет?
- Марфа идет!
Андрей взлетел на боевую площадку в считанные секунды. И верно. Вон. Идет. Одна. Покачивается.
Он огляделся.
В лесу не просматривались люди. Поэтому, чуть помедлив, он вышел к ней навстречу. Ведь было не похоже, что это ловушка для внезапного нападения на защитников вне крепости.
Однако, когда он подошел ближе, то замер с самым озадаченным видом.
Его супруга шла в слегка подранной одежде со следами борьбы. И была она вся залитая кровью, словно она в ней искупалась. В правой руке она несла окровавленный нож. Взгляд ее при этом был жутковатый.
- Да уж… - впечатленный этим бесподобным образом, произнес Андрей на современном русском языке. – Вот уж истину говорят – не злите интеллигентов. В гневе они неприятны. Блин. Хомячки-затейники чертовы…
- Что? – переспросил Илья, прекрасно поняв, что парень говорит на каком-то неправильно и не вполне понятном языке.
В этот момент Марфа подошла шагов на десять к ним.
- Алчахар… - процедила она с каким-то рычанием. - Заз куьн дак|ан я …
Все присутствующие выпучив глаза теперь уставились уже на Марфу. Этой речи они явно не ведали совсем. И она даже отдаленно не напоминали ничего им знакомого.
- Милая, - медленно пошел к ней Андрей. Он уже совладал с собой и перешел на местный язык. – Ты как себя чувствуешь? Не ранена? Все хорошо. Ты теперь в безопасности.
Ее рука с ножом чуть дернулась, когда муж подошел на пару шагов, но несильно. Видимо остаточное нервное напряжение.
Мгновение.
И нож упал на траву.
А молодая женщина бросилась на шею Андрея и начала реветь, причитая. Причем последнее она делала на жуткой смеси самых разных языков из-за крайне нестабильного состояния.
- Пойдем милая, пойдем домой.
Она не сопротивлялась. Из нее словно стержень вынули. И Андрею пришлось ее взять на руки, так как даже опираясь на него она была не в состоянии передвигать ногами.
А сам лихорадочно соображал.
«Да твою мать то! Сколько же можно!» - пульсировало у него в голове. - «Только вроде сговорился с Ильей, что все это выдумки мальчишки малого, так вот… снова…»
Илья шел рядом и молчал.
Все молчали.
«Интересно, какой она там была национальности?» - вновь проскочило у парня в голове. - «Ведь в такие нервные напряжения переходят на свой родной язык…» А он-то наивно предполагал, что если говорит по-русски нормально, то значит русская… Хотя, это понятие весьма растяжимое. Потому что Андрей был в той жизни лично знаком и с русскими евреями, и с русскими немцами, и с русскими турками…
Он скосился на Илью.
Тот пожал плечами и ответил, прекрасно поняв не высказанный вопрос:
- Ветер опять шалит, верно. Да и переволновалась она. Язык заплетается.
- Да. Именно так. – С нажимом произнес Андрей. - Вы все поняли?
- Да, хозяин. – нестройным хором ответили присутствующие.
Андрей же мысленно чуть не взвыл. И вновь задумался о том, что возможно Марфа-Алиса не так уж и неправа в своем желании куда-нибудь уехать…
[1] Дикая клубника известна также как полуника или полуница, клубника луговая/степная/лесная, земляника холмистая или зеленая. Многолетнее растение из рода земляника. Близкий родственник привычной нам всем обыкновенной земляники.
[2] Панический удар или паническая атака - это состояние, связанное с внезапным выбросом в кровь огромного количества адреналина на почве взрывного роста ощущения страха. Это строго аффективное состояние. А так как физические возможности человека при этом резко поднимаются выше нормы (хотя и кратковременно, да и не без последствий), то он может натворить дел. В том числе и таких, которые никогда бы не подумал, что сможет сделать. Например, поднять тяжесть, которую в обычном состоянии даже сдвинуть не в состоянии. Или взобраться по отвесной стене, которую он не смог бы форсировать в иное время.
[3] У народов Дагестана встречается и русый, и рыжий цвет волос из-за процесса депигментации, характерной для народов, проживающих в горах.
[4] Молодые девушки нередко стремятся привлечь к себе всеобщее внимание с помощью разного рода эпатажных шагов, в том числе и эпатажной сексуальности. Это не связано с экспресс поисками ими полового партнера или мужа. Это связано с поиском способов самовыражения и самопрезентации в рамках бунта пубертатного периода. С возрастом это, как правило, проходит.
[5] Речь идет об изнасиловании.
[6] По статистике большинство изнасилований происходят, либо при полном непротивлении, либо при вялом сопротивлении жертвы. Чем Алиса и пользовалась.
Часть 1. Глава 9
Глава 9
1553 год, 9 июля, Тула
Ранним утром Агафон вышел со своей усадьбы, имея вид не выспавшийся, но, в целом, бодрый. Как, впрочем, и многие другие жители города. Привычки долго валятся по утру в эти времена никто себе попросту не мог позволить. Во всяком случае, регулярно.
Вышел.
И отправился к заутренней службе. Воскресную он из-за дел должен был пропустить. Так что требовалось свой «прогул» как-то компенсировать. Не столько ради спасения души, сколько ради репутации.
Его профессия диктовала необходимость наличия богобоязненной репутации. Во всяком случае, формально. А откуда она возьмется, если он станет так огульно прогуливать церковную службу?
Чуть расслабишься и люд тут же ославит, заметив это небрежение делами духовными. Дескать, если ты не заботишься о душеспасении, то и словам твоим уже не столько веры. А слово для купца – основной инструмент для торговли. Не будет веры на слово, не будет и сделок. Особенно таких, в которых товар не напрямую обменивается на другой, а берется на реализацию. Не всегда же есть средства все оплатить сразу…
В церкви было негусто. Однако, несмотря на это, отец Афанасий и его команда действовали вполне ответственно, не позволяя себе небрежения.
- Грешил ли, сын мой? – спросил купца Афанасий.
- Грешил отче, - ответил он. И выдал в целом стандартную и лишенную ненужных деталей картину душевных страданий от обжорства и алчности, гневливости и прочего, прочего, прочего.
- А с Андреем дела ведешь?
- Отче? – удивленно переспросил Агафон.
- Знаю, что вы что-то задумали. Посему предупреждаю – будь очень осторожен. С него какой спрос? Юн еще. Горяч. Чуть что за оружие хватается. Не сгуби его.
- Я должен что-то знать?
- Прямо помочь я тебе не смогу. Да ты и сам, думаешь, все понимаешь. Но предупредить – предупреждаю. Большие жернова решили это зернышко перетереть.
- А тебе с того что?
- Мню пользы от него будет много. Здесь. В Туле. Если выживет. И не только тебе, но и мне что-то перепадет. Я ведь прав?
- Прав, - едва заметно усмехнувшись, ответил Агафон. – Что там приключилось?
- Всего я сказать не могу. Просто будь предельно осторожен. В Туле много людей царя и митрополита. Появились и другие. Вроде торговцы, но поверь мне – это не они.
- Запахло паленым?
- Пока еще нет. – мягко улыбнулся священник. - Но желающих опалить этого поросенка оказалось слишком много.
- А чего медлят?
- Да видно ждут завершение Петрова поста[1]. – едва заметно усмехнулся Афанасий. – Так-то я не знаю. Но если ждут, значит не спроста.
- Андрей сам-то знает?
- Я предупрежу. Но и ты уж постарайся. Не подведи. – произнес священник, прямо намекая на то, что – это наша корова и нам ее доить.
- Не подведу, - все тем же тихим голосом шепнул Агафон. После чего Афанасий накрыл его епитрахилью и прочитал разрешительную молитву.
Минут через сорок купец наконец покинул церковь, завершив обязательный для любого православного христианина комплекс из посещения службы, исповеди и причастия. Вышел. И осторожно огляделся.
Его в немалой степени напрягли слова священника.
Но напрягли, не значит отпугнули.
Он подставил лицо солнышку и довольно улыбнулся. Ведь только сейчас запах денег ударил ему в ноздри. Во всяком случае, ему так показалось. Кто-то скажет, что деньги не пахнут. Но Агафон в сей момент рассмеялся бы этому глупцу в лицо. У него, как у купца, был нюх на них. И, если бы его не было, то и не поднялся бы, не удержался бы на плаву…
И до разговора со священником Агафон прекрасно понимал – у Андрея там хватает всякого рода заначек. Иначе бы он не стал набирать себе в услужение людей. Чай не дурак. Сейчас же он почувствовал какую-то уверенность. Что он не один головой рискует. А скопом и умереть не страшно, и страха намного меньше, и волнения...
Думалось ему, правда, поначалу о том, что Андрей глупости морозит. Но чем больше Агафон узнавал парня, тем больше приходил к выводу о достаточно светлой голове у него. И, казалось бы, глупости во многом объяснялись неопытностью в делах торговых. Но это и нормально, это было поправимо, если выживет…
- Мда… - тихо произнес Агафон и как-бы невзначай огляделся, окидывая взглядом округу.
Невдалеке сидел обыватель на лавочке, прислонившись к стене. Вида самого что ни на есть затрапезного. Купец невольно поежился. Давненько он не оказывался в ситуации такого пристального внимания серьезных и уважаемых людей. Разве что по юности так пару раз бывало. Да и то – больше вскользь.
Сейчас же…
Разум ему говорил – отступил, забудь. Сотрудничество с Андреем слишком опасно.
Но в подсознании пульсировали прибыли. Которые самым решительным образом забивали ногами всякое чувство самосохранения и осторожности. Как сказала супруга, у него даже лицо приобрело какое-то хищное выражение.
Ведь одно дело содрать с сиротки безответной крупную сумму разово. И совсем другое – наладить сверхдоходный бизнес на постоянной основе. Да и не чужой Андрей ему теперь был. После того, как он безвозмездно спас и вызволил мужа его сестры Ефрема, да еще с сыном, многое изменилось. В семью, конечно, не вошел. Но долг крови между ними образовался.
Времена на дворе стояли дикие. Но в них был и определенный шарм. Потому что люди не забывали не только отнятую жизнь родича, но и спасенную. Понятное дело, что по силе проявления эти вещи не являлись сопоставимы, но долг крови и пустым местом не представлялся…
***
В то же самое время в Новгороде Великом шел достаточно интересный разговор…
Ефрем Онуфриев сын отхлебнул немного сбитня, поставил глиняную кружку на стол и огладил свою бороду. Вроде как поправляя.
- Так говоришь дело у тебя есть? – Спросил Федор Дмитриев сын из рода Сырковых, когда и без того затянувшаяся ритуальная часть «разговора ни о чем» продолжилась.
- Слышал ли ты о том, как летом прошлым краску славную ляпис-лазурь раздобыли на Москве?
- Мне сказывали, что где-то в Туле.
- Так и есть. Но всю ее приобрел для своих нужд митрополит. Видно икону какую славную замыслил или храм разукрасить. Хотя бы частью.
- Видно, - кивнул Федор, прославившийся к тому времени уже как строитель храмов и один из составителей Великих Четьи-Миней – упорядоченной хрестоматии из текстов духовных и исторических, выполненной под покровительством митрополита Макария, бывшего в те годы в ранге пониже. – Богоугодное дело. Только сказывали, что краски той более нет.
- Есть надежда на то, что это не так… - уклончиво ответил Ефрем.
- Славная новость.
- Только молю, не делись ей ни с кем. А то бесы обязательно все дела спутают.
- Понимаю, - кивнул Федор. – Но я не понимаю, на кой бес я вам понадобился?
- Из той краски, что митрополит приобрел, только половина была куплена. Остальную он попросту отнял. Хм. Принял в дар. И мню, ежели новая она появится, то… Ну, ты и сам понимаешь. Кто мы, чтобы такими товарами торговать?
- А я?
- А у тебя знакомства есть великие. И тебе не нужно отчет держать о том, откуда у тебя сия краска взялась.
- Заблуждаешься, - грустно усмехнулся Федор. – Спросит митрополит, придется ответить.
- Так ты ответь, что кто из ганзейских везет. Тем то слова митрополита без интереса. Да и Макарий человек разумный, торговлишки препятствовать не станет.
- А много ли той краски?
- Пока не можно сказать, - развел руками Ефрем. – Ныне по осени поеду пробу снимать.
- И сколько мне положишь? Чай не вам, а мне головой отвечать.
- Дело то богоугодное.
- Водить митрополита за нос?
- Краску добрую Матери-церкви передавать. За торг честный.
- Ты мне зубы не заговаривай, - рыкнул Федор. – Не с тебя, а с меня шкуру сдирать станут. Ежели что пойдет не так.
- И с меня. Ты ведь молчать не станешь.
- Твоя правда, не стану. – усмехнулся Дмитриев сын. – И тебя выгораживать не стану, коли споймают тебя, али твоих людей с краской по пути в Великий Новгород.
- Пятая часть краски – твоя.
- Четвертая.
- Побойся Бога! Много рук проходит она.
- Торговлишка запретная? В обход царева мыта?
- Мне не ведомо откуда его везут и платят ли царю мыто.
- Хм. А ты сам-то как ходить туда станешь? Или не ведомо тебе, что купец без торга внимания зело много приковывает к себе?
- Там масло светильное будет. Дешевое. Вот им торг вести и стану.
- Масло светильное?
- В пищу негодное и пованивает, но горит добре.
- Много?
- Тоже в долю хочешь?
- Ежели его не мало, то почему бы в складчину не сойтись? Все одно дела вместе вести будем. А людишек для доброй защиты товара у тебя недостает. Так я дам…
Ефрем напрягся.
Для него было очевидно, что Федор хотел больше, желательно все. И то, что он жаждал выяснить, кто краской той торгует и связаться с ним напрямую без всяких посредников. Так что даром его люди были Ефрему не нужны. Выгоды с того на три копейки, а убытков…
С другой стороны, и отказываться было нельзя…
***
Иван свет Васильевич вновь читал.
Пытался. Так как мысли его были далеко от строк…
- Милый? – тихо и ласково произнесла царица. – Тебя что-то тревожит?
- Все никак не выходит из головы тот паренек из Тулы.
- Почему? Все мнишь его розмыслом добрым?
- Не из-за этого. Понимаешь. Сначала я отправил одних людей. Они мне про него рассказали удивительную историю. Потом других. Так эти тоже рассказали не менее интересную и диковинную историю, но уже другую. Отчего так?
- Кто-то из них врет. А может врут они все, сочиняя то, чего не ведают. Чтобы перед тобой выслужиться или чей-то интерес соблюсти.
- Сказывают, будто Андрейка выдумал славные слова. Дескать, батя его голову сложил за веру, царя и отечество. И теперь в Туле среди поместных они стали очень популярны. У латинян такие короткие изречения называются девизом. Их каждый уважающий себя благородный человек имеет, не говоря уже о городах, всяких там цехах и само собой державах. А у нас не было. Теперь есть. Эти слова ведь для поместного войска очень подходят.