— Да я и сам вижу — мальчишки правильные, пусть и побезобразничать мастаки. Не оставляй их — если хочешь в будущем иметь настоящих друзей, а не тех, кто на тебя как на источник денежный смотрит. Сам знаешь — друзей купить нельзя. Это тебе и отец скажет.
У Федора — отец один из влиятельных людей города, и парень не имел отказа ни в чем. Такие ребята имеют все шансы стать и «золотой молодежью», если мер не принять вовремя, и нормальными парнями, на которых стоит страна — все зависит от воспитания, как это кому-то не было бы странно.
Тесная смычка «города с деревней» если выражаться в духе р-р-р-революционных лозунгов «от семнадцатого года», ведь мои были — городскими, а интернат стоял в поселке, стала потихоньку выделять нашу группу из остальной массы отдыхающих в лагере. Если эта «основная масса» в основном и отдыхала, трясясь на вечерних дискотеках по вечерам, день проводя в ленивом безделье, мы с утра до вечера находились в постоянном движении. Решив было поучаствовать в спортивных соревнованиях по футболу на приз лагеря, мы обнаружили, что являемся единственными участниками и зрителями сего действа. Нас, правда, разбавлял еще зевающий перегарным выхлопом физрук лагеря, от которого отворачивались стоящие рядом девчонки, брезгливо морщившие носики. Так и не дождавшись соперников, мы двинули «обмывать» техническую победу, обусловленную отсутствием соперников, на пляж — купаться, если проще сказать. Оставив команду под наблюдением Эльвиры, я двинул в лагерь археологов, пригласивших нас поучаствовать в экспедиции на Острове Веры, предварительно обсудить детали и условия такового, а так же сроки переселения на остров.
Пока я утрясал «дипломатические вопросы» мои орлы, и орлицы, ессно, были сызнова отловлены, уже директором лагеря, которому нашу команду благополучно заложил физрук, на месте очередного «преступления», сиречь — несанкционированного купания. Никакие доводы Эльвиры, о том, что руководитель (это я, если кто не понял еще) дал санкцию на массовый обмыв бренных тушек, силы не имели. Директор — полноватый господин из районо, чрезвычайно раздраженный на мир в целом, на нас — в частности, и на судьбу, пославшую его в это благословенное время вместо планируемого отпуска в лагерь директором, велеречиво изрекал истины, Эльвира — вяло отбрехивалась, ребятня — комментировала происходящее с умным видом, передразнивая и того и, впрочем и другую у них за спиной. Показав компании из-за кустов кулак увидевшим меня издали обормотам, я двинулся по тропинке к отчаянно защищающей питомцев Эльвире. Детки, правильно расшифровав передаваемые мной знаки, потихоньку опустились на корточки, похватали причиндалы — майки — брюки — платьица, и потихоньку покинули пляж, оставшись, впрочем поблизости, а именно — в той же густой растительности, окружающей пляж. Взрослые, увлеченные спором и нравоучениями, не видели вокруг никого и ничего. Покрасневший, как вареный рак директор, махал руками, и брызгая слюной, пытался убедить Елку, что без согласования с гор-рай-обл-здрав и наробраз-отделами, дети непременно перетонут все и сразу, а с согласованием…. Эльвира, пыталась выяснить у чиновника, сколько детей «перетонет» с согласованием, и как это может повлиять на общий процент утонутия в мировом масштабе, — издевалась, колючка, над мужиком в полном объеме. Подойдя по тропке к спорящим, верней — уже ругающимся, я спокойным тоном поинтересовался, о чем спор и по какому поводу — сыр-бор. В ответ услышал, что Эльвира устроила несанкционированное купание. Я согласился, что несанкционированное, это конечно плохо, но место для купания — общественное, незакрытое, и почему бы взрослой девушке и не искупаться?
— Вы ничего не понимаете, она своих детей купала! Заорал директор.
— Андриан Петрович, у Эльвиры Викторовны еще нет детей, и она не замужем, гм… — ответил ему я.
— А где дети? С совершенно идиотским видом вопросил меня господин Сиписов.
— Извините, какие дети, с не менее глупым выражением, (уж постарался физиономию скроить, и Станиславский бы — «поверил») вопросом на вопрос ответил ему я.
— Ваши!!!
— Мои? Иван учится в военном училище на Дальнем Востоке, Марья — живет в Москве с бывшей женой… А почему Вы о них спрашиваете?
Достойный представитель чиновничества от педагогики достиг уже немыслимой интенсивности покраснения кожных покровов и взревел, как заводская сирена:
— Ваши с гражданкой Петуховой!
— Простите, как можно более холодно процедил я, у нас общих детей не имеется. Вы отдаете себе отчет, что Вы говорите? За подобное предположение в отношении дамы, девушки порядочной, между прочим, в прежние времена-с, можно было бы и на дуэль вызов получить, дас-с, сударь!
Сиписов судорожно огляделся вокруг. На пляже, кроме нас троих, не было ни души. Только из кустов доносилось еле различимое хрюканье, стоны и мучительная икота — очевидно, наши воспитаннички наслаждались представлением от души. Уловив эти звуки, он взревел: «Я Вас всех на чистую воду повывожу» и ломанулся в те кусты с одной ему видимой целью. Наверно, поймать кого то хотел, но — не преуспел, ибо через несколько мгновений из кустов послышался треск, стук и шум падающего грузного тела. После этого, обладатель тела, хромая, выбрался из зарослей, и молча погрозив нам кулаком, без единого звука двинулся в сторону лагеря. Мы с Эльвирой, не в силах сдержать хохота, повалились в изнеможении, трясясь на песок, и долго не могли остановиться — хохотали до слез и до икоты.
Это происшествие, в ряду других, окончательно переполнило чашу терпения руководства и привело к тому, что администрация лагеря, решившая: «Это не дети, а черт-те что» (подлинное выраженье завхоза лагеря, в котором мы жили, на глазах которого неизвестным образом исчез из запертой кладовки кусок брезента), предпочитала в дальнейшем общаться с моей группой и ставить ей хозяйственные задачи только через меня, несчастного, опасаясь — и не без оснований, как видите, показываться на глаза им лично, во избежание, так сказать. Мне же было объявлено, что дети мои с дисциплиной не знакомы, что на них никакой управы нет, и т. д. и т. п. так же, ну конечно, было поведано и о том, что по месту моей работы будет сообщено все-все-все. Ну и фиг с ними. Я уже был ко всему готов. Даже к всемирному потопу, буде таковой приключится на днях или раньше. После последней коллективной выходки моей банды я дополнительно принял все меры к срочному выезду на заветный этот остров Веры, куда собственно и собирался вместе со всеми, и через наиприятнейшую заместительницу руководителя археологической экспедиции получил разрешение на не только посещение этого замечательного места, но и поселение там, с условием, как говорилось, оказания помощи в раскопках.
Нет, ну в каких таких в дремучих дебрях минпроса было решено усилить мою команду оравой оболтусов из интерната. Я ничего против не имею детей-сирот. Но не в таком же количестве на мою бедную голову! Если бы не мои ребята — Эльвира, Инна, Федор, братишки Ким — Роман и Антошка, я сошел бы с ума еще на первой неделе. А так доходить до белого каления я стал только к концу второй, да и то больше из-за того, что жалобы на моих ребят (Да-да, я уже их всех считал своими) не прекращались. Ну, понятно. История с несанкционированным Президентом РФ купанием — цветочки. Не пойманы — не воры.
А ягодки? Совершенно ни к чему было купать вожатого первого отряда соседнего лагеря в ванне с нечищеной картошкой, не извлекая ни картошки, ни молодого человека в течении пяти минут, до полуутопленного состояния. Причем — всем коллективом, включая «моих» сие действо исполнялось, и под гитару! Малый орал как резанный, пока не прибежал бедный я, и остановил экзекуцию. Итог — у вожатого простуда и испорченная майка, видите ли, от «Гуччи», на которую у меня «пенсии и заработка за всю жизнь не хватит», у меня — приступ неконтролируемого бешенства и желание к имевшемуся синяку (надо, кстати, уточнить, кто его (синяка) автор, наверняка — Антон Ким), добавить брата — близнеца, на второй глаз для симметрии. У этих же мелких чертей — снова хихангьки и хаханьки. Ясное дело, все эти Гавроши стоят друг за друга стеной. Теперь причина происшествия — молодой человек обидел нецензурно девчонку из нашей группы. Группа отстояла честь подруги неоднократным купанием оскорбителя в водах озера. С размаха, путем забрасывания в эту воду. С последующим неоднократным погружением. Правда «воды» были в ванне с грязными картофельными очистками… Окунаемый, не ожидавший столь холодной критики (вода была, естественно, не комнатной температуры) поносил «окунальщиков» нецензурной бранью и обещаниями всех кар на вихрастые макушки. А руководивший сим действом Федор Автономов, нудным голосом зачитывал обществу закон Архимеда, гласящий о том, что: «Тело, впернутое в воду, выпирает из воды с силой, впернутой туды», заботливо поправляя выныривающие части организма. Я, конечно же, прекратил процесс, застав его в самом конце, предварительно поинтересовавшись причиной у Леночки Солнцевой — единственной девочки в дружном коллективе. Она рассказала сквозь слезы и о предложении нахала, и о том, как услышавшие это мальчишки, вечно спешащие по своим архиважным делам, немедленно отложили эти дела, и принялись за воспитательные меры без рукоприкладства, ибо: «Вы, Дмитрий Сергеевич, множественные переломы не одобрите, это Федя всех ребят предупредил перед началом.»
Оскорбитель побежал самым банальным образом жаловаться. В принципе, ребята были правы. Но! Причем же здесь я!!!! Ну не я же его купал!!! Я даже не советовал этого делать. Я его даже вытаскивал. А уронил при этом не нарочно. И слово «шлюха» — не самый лучший эпитет для отказавшей тебе в прогулке и внимании интимного свойства девушки семнадцати лет! Директор же пионерлагеря представил это так, будто я сам организовал это купание!!! Черт возьми, думал я, когда же на работу — в мою милую, родную, вполне себе среднюю — школу…. Где самое-самое страшное — низкий средний бал на ЕГЭ!!! Хотя… так как интернат находится в наших краях, поблизости, может мне устроиться туда преподавателем — воспитателем? Все равно семьей я и малыми детьми нынче не обременен… Точно не соскучусь, а ребята уже уговаривают… все равно в родную школу придут такие реляции о нашем отдыхе… ведь моих ребят можно в кружок на новом месте перетянуть, город небольшой, добегут до интернатского поселка, всего то — последняя остановка пригородного автобуса, а там — раздолье, лес, река, есть где развернуться с нашими задумками…
Уже к вечеру после купания мы всем дружным кагалом переместились на остров, это было девятнадцатого июня, и целых три дня, три блаженных три дня я не бегал на разборки с лагерными пижонами, не отлавливал буйных отпрысков в темных углах дискотеки, где их постоянно на прочность примеривались проверить местные с неизменным результатом — одним — двумя фонарями под ясными очами проверяющих, очевидно для лучшего освещения обратного пути к поселку, и прочая, и прочая, и прочая…
Ладно. Давай разбираться, что там уже в сем благословенном месте теперь опять стряслось, стряхнулось, стрюхалось. Поднимаю рухнувшую тушку Петуховой вертикально, и глядя в глаза взглядом удава Каа, умильно любующегося забредшим в его нору бандерлогом, вопрошаю.
— Ну? Опять ордена Сутулого отряд юных потрясателей вселенной, наследников Чингачгука, Чингисхана и Тамерлана в одном флаконе, под названием «Звезда» что то натворил?
— Нет- Нет- Нет- Нет- Нет!!!!!! — пулеметом застрочила Елка. (именно так, а не Элькой, например, зовут ее все приятели из пединститута. За ершистый и откровенно вредноватый, но при всем этом — удивительно справедливый характер.) Она еще из первых моих выпускников — все помогала ставить и налаживать, и поступив в пединститут, дорогу в школу не забыла — проводит в кружке все свободное время, помогая мне. Елка у нас заводила всех мероприятий, колючая, но при всем том ранимая, девчонка с душой иголками наружу и во-внутрь, порой неудобная и себе и окружающим, но при всем этом — настоящий товарищ и верный друг, одна из тех, на ком держится и военно-исторический клуб, и театр, и еще куча всего.
— Там-там-там-там……
— Что там? К нам пришел гиппопотам? Этой нехитрой рифмой я попытался вывести девушку из явно нервно-припадочного состояния, грозящего близкой истерикой.
— Дмитрий Сергеевич, скорей побежали, там наши ребята…. Там сами увидите…. Там такое — такое….
Стоит ли говорить, что после таких слов, выпаленных как на духу, я полетел за Елкой, которая, не обращая внимания на содранные коленки, понеслась к дольмену-пещере Веры, построенной неизвестно кем в незапамятные времена. Кто говорит — две тысячи лет до нашей эры, кто — и шесть, спорят, в общем, ученые.
Эта пещера имеет интересную особенность. В дни летнего, зимнего солнцестояния, весеннего и осеннего равноденствия, можно наблюдать интересные явления в освещении пещер, образованных дольменами. Солнце неожиданно появляется в разных местах, освещая эти части, попадая туда, куда по полгода не заглядывало. В то же время изменяется и значительно температура в пещерах, прыгает давление, ну и другие интересные явления наблюдают люди испокон веков.
Сегодня — как раз 22 июня. День летнего солнцестояния. Мы, как говорилось, в школе и приурочивали наш поход к этому дню, что бы все понаблюдать. Группа с превеликим энтузиазмом таскала научные приборы, расставляя из по углам и одному приезжему физику известным точкам, проводившему замеры и записи малопонятного свойства в палатке, набитой электронным хламом неподалеку от грота. Он с утра метался от палатки до грота, а с обеда засел в палатке, у компьютера, и гипнотизировал монитор остановившимся взглядом — наверно, ожидал что оттуда вывалится по меньшей мере, Нобелевская премия. Приборы таинственно жужжали, щелкали и потрескивали, но напряжение в них было порядка пяти-двенадцати вольт постоянного тока, поэтому опасений у меня они не вызывали. Если ребята почитай, сегодня целый день паслись в пещере — всей группой, где уже и не разберешь, где мои старшие ребята, где — интернатовские, то я изредка выходил к воде, полюбоваться на природу. После слов Эльвиры, я, конечно, припустил следом за ней обратно в грот дольмена.
Ворвавшись в помещение, застал такую картину. Внутри второго помещения дольмена на стене, медленно расширяясь, разрастался огненный круг. В полном молчании у стенки сбились мои ребята, прижавшись, друг к дружке, они не могут вымолвить ни слова. Это моя-то вечно галдящая, щебечущая орава галчат! Застыв на месте, остановившимся взглядом, все как один они уставились в центр этого чертового пятна!
Если не стряхнуть с них эту сонную одурь, может случиться что-нибудь, не самого лучшего свойства. В таких случаях — лучший выход — громкая, короткая и всем понятная команда. Пока ничего особенного не произошло, лучше немедленно покинуть это место. Я ору:
— Немедленно! Все вместе! Кругом!!! Вон отсюда!!!!
Отряд не успевает выполнить мою команду — из центра круга выползает нечто наподобие воронки и втягивает всех присутствующих вовнутрь. У меня создается впечатление, что нечто, находящееся за кругом, дожидалось только меня, что бы проглотить всех разом.
Я влетаю в воронку. Пытаюсь, расставив руки, ухватиться хотя бы за стену, удержать летящих рядом ребят, что-то кричу. Мы все летим сквозь сияющий туннель. Где-то я читал, что подобными словами описывают состояние клинической смерти, пережившие это неприятное событие. Всё. Точка. Я теряю сознание.
Не знаю, сколько времени я находился вне мира сего, но очнулся я как-то сразу. Сознание сразу же пронзила мысль: «Где ребятишки? Что с ними?» и только потом: «Где я и что со мной?»
Глава 3. Эльвира
Охота пуще неволи
— Дура голенастая! Барби бестолковая! Блонда белобрысая! Совсем ума лишилась? Куда тебя несет? Что ты о себе представляешь? Ты что на свою пятую точку вечно приключений ищешь? Восьмого приедет товарищ Степана Ильича, молодой, перспективный, а ты — ну куда ты опять намылилась с этим…. С этим….. Какой еще тебе Южный Урал? Тебе уже о семье думать надо — двадцать два, так и останешься старой девой! Ругалась маман, провожая меня в экспедицию на остров Веры, что на озере Тургояк.
Если кто еще не понял — эпитеты относятся ко мне. Это я — голенастая, бестолковая, и т. д., и т. п. Хотя последовательностью маман не обременяет себя — как «блонда» может быть «белобрысой», если это и так светлый цвет волос? Или блонда — это оценка моих умственных способностей, типа: «блондинка классическая», а «белобрысая» — именно масть? Ну да, с цветом — я согласная, хотя у меня волосы скорее пепельного цвета, а про бестолковость — я помолчала бы, мамсик еле дотянула наш педвуз, а я на красный диплом защищаться буду, вот. Степан Ильич, это — мамин благоверный, а мой отчим. Было бы неплохо, и в семье полная гармония, если бы они меня не трогали и жить не мешали — ибо я давно зарабатываю себе на жизнь переводами спецстатей по химии с немецкого и английского, и платными курсовыми, и на их шеях — не сижу. Но. У мамы с отчимом — идея фикс — выдать меня замуж. Выдать, естественно, удачно, как вышла замуж моя маман, подчепив Ильича на какой-то пати, и распрощавшись с моим родным папаней, который в это время копал чьи-то кости на Севере, на Севере Африки я имею ввиду. А вы что подумали? Ага. Все так думают — раз родного папы не наблюдается вблизи — значит бросил. Раз папы родного нет — значит, семья неблагополучная. Раз девочка из неблагополучной семьи — значит….. дальше понятно — Машенькам, Катенькам — строго запретить дружить с «неблагополучной девочкой», бог весть как затесавшейся в престижную школу — лучшую в городе. Раз девочка имеет еще нахальство не поддаваться на провокации малолетних начинающих стерв, предлагающих оторваться на дискаче, всерьез обсуждающих планы охмурения мальчиков побогаче, и прикидывающих, как лучше отдаться — до или после свадьбы, и как обставить действо сие, что бы у мальчика не было ни шагу назад, предлагающих в цветах и красках поведать, как это ее маман удалось захомутать лучшего в городе жениха — шестидесятилетнего владельца сети магазинов господина Вербицкого — значит девочка «не от мира сего», значит — бойкот и остракизм. Ах, она еще и огрызается…. Да еще «фамилие мое», для разных обзывалок больно удобное — сколько из-за этого дралась — от детсадика, до… попробуйте, обзовите — и сейчас по шее настучу! Ну и летала я белой вороной до самого выпускного, и дальше буду в гордом одиночестве, если, конечно….