Далее всё шло как по накатанному: наступающие немецкие войска, не отвлекаясь на окруженцев ушли вперёд, а окапавшейся у дороги ротой вскорости должны были заняться те, в чьи обязанности входило уничтожение отрезанных от основных сил советских подразделений.
Также как уже было двадцать второго числа, утро для ещё не имеющей боевого опыта сводной роты Любушкина началось с артналёта: первый - пристрелочный снаряд с жутким скрежетом разрезал воздух и взорвался в лесу с некоторым перелётом. Бойцы - спросонья не понявшие что произошло, повыскакивали из своих сырых землянок и вместе со всеми удивлённо озирались по сторонам. Но вокруг была тишина - если не принимать в расчёт гомон испуганно разлетающихся птиц.
- Что стоите?! - Закричал Алексей Любушкин: он уже понял что последует дальше. - Живо отходим по ходам сообщения в лес! И там переждём обстрел!
Ему эхом вторили младшие командиры, но всё равно, не все успели даже укрыться в траншеях. Видимо фашистские корректировщики и наводчики были опытными бойцами, поэтому вскоре земля содрогнулась от разрывов, застонала выкидывая в небо свои комья. А Настя, только что спрыгнувшая в окоп и сразу присела на самое его дно: совсем рядом прогремел взрыв, немного поодаль другой и в узкую траншею, вместе с землёй и гадким запахом отработанной взрывчатки упала чья-то рука - ошмётки одежды придали ей более зловещий вид.
- А - а - а.... - Застонала шокированная девушка, не в силах отвернуться от лежащей перед ней частицы зловещей реальности войны: спазм сжал её горло, а разум отказывался верить в реальность происходящего.
- Сестра! Кто ни будь - помогите!...
Близкий крик - мольба о помощи заставил Смирнову вспомнить о том, кто она и что для выполнения своих обязанностей ей необходимо наличие санитарной сумки. Рука машинально дёрнулась и ощупала бок - дабы убедиться, что сумка с медикаментами на месте: так уж получилось, что это движение сняло оцепенение завладевшее телом девушки. Боясь подняться в полный рост, до раненого бойца фельдшер добиралась на четвереньках: ориентируясь только на его зов. Зовущим оказался молодой артиллерист - из тех, кого самовольно мобилизовал старший лейтенант Алексей. Парнишка вопил, сидя на утоптанном полу траншеи; рядом с ним стояли ещё двое солдатиков и растерянно смотрели на страшную рану бойца. А он, бледный от шока и потери крови, раскачиваясь и воя, смотрел на свою левую руку - которая была перебита большим осколком чуть выше локтя, и держалась на тоненьком лоскутке плоти. А здоровой рукой он пытался пережать культю, из которой пульсируя истекала кровь.
Настя сообразив о несуразности своего необычного способа передвижения по окопу, поднялась на ноги, и решительно отстранив мешающего ей пройти красноармейца, сделала последний шаг к раненному. Склонившись над ним, обтерев прямо о подол синей юбки и обработав руки спиртом, она приступила к наложения жгута на рану и сквозь свои слёзы и всхлипы девушка говорила обращаясь к солдату:
- Потерпи миленький..., потерпи хорошенький. Я сейчас, я всё сделаю, я сейчас ... - главное что ты живой.... Понимаешь?
Когда кровотечение удалось остановить, Настя абсолютно позабыв, что в её сумке лежит хорошо отточенный садовый нож с изогнутым лезвием. Не оборачиваясь к стоявшим за её спиной бойцам, протянула в их направлении руку с раскрытой ладонью и твёрдо произнесла только одно слово:
- Нож!
Сказано это было так твёрдо, что красноармейцы засуетились в поисках потребованного инструмента. И когда фельдшер почувствовала в руке его холодную тяжесть: она снова обратилась к раненному. Девушка снова заговорила нежно и ласково - как обычно разговаривает любящая мать со своим плачущим ребёнком:
- Не смотри родненький - отвернись. Вот так, вот так. Потерпи мой хороший.
Единым движением, как будто всю жизнь только этим и занималась; девушка отрезала остаток плоти, соединявший культю и ампутированную осколком руку. Она закричала так, как будто этот нож резал её тело: этот стон души заглушил и частые разрывы, и крик раненного бойца. Даже после этого самообладание не оставило Анастасию, она сноровисто наложила повязку и дала распоряжение бойцам, - которые с ужасом во взглядах наблюдали за всеми её манипуляциями:
- Отнесите его в безопасное место и давайте ему почаще пить.
Дальше всё слилось в единое и неразделимое целое. Настасья бегала по окопам, делая перевязки. Пару раз заскакивали в землянку, в которой хранились медикаменты: трижды кто-то старался её остановить - когда она покидала окоп и ползла по открытой местности к зовущему её раненному воину:
- Ты куда девка?! ... Жизнь надоела?! ... Пойми, там смерть, там слишком густо летят осколки! ... - Кричали ей.
Но Смирнова всё равно вырывалась из удерживающих её рук - и откуда только сила бралась, и ползла, ползла, перевязывала, вытаскивала. Последний раз в руках бойца старавшегося её удержать от рискованных действий остался её сапог: правда его ей вернули, когда она, кряхтя и плача - из последних сил подтащила к траншее тяжелораненого солдата.
Страх завладел сознанием девушки намного позднее. Он настиг Настю когда артналёт и сменивший его бомбовый удар окончились: тогда Анастасия окончив все перевязки, испытывая сильную усталость зашла в свою сырую землянку, облокотилась спиной на бревенчатую стену и сползла по ней на мокрый глиняный пол. Всё её тело затряслось частой дрожью, неудержимо хлынули слёзы и, началась истерика - девушка навзрыд что-то причитала в голос; выла сидя на полу, и била своими маленькими кулачками по тщательно утоптанному грунту. Зашедшая вслед за ней Кац - за эти дни ставшая для девушки хорошей подружкой. Сразу - без долгих раздумий поняла что произошло с Настасьей; извлекла из сумки свою заветную фляжку, и, подойдя к Смирновой протянула её со словами:
- Пей подруга. Сейчас для тебя это наилучшее лекарство. И поплачь маленько, поплачь.
Фаина видя душевное состояние штатного военфельдшера, не стала рассказывать подруге, что один из последних немецких пикирующих бомбардировщиков скинул свой смертоносный груз прямо на землянку с ранеными - погибли все, включая двух санитаров: она сама еле сдерживалась чтобы также не разреветься. А приняв назад ёмкость с разведённым спиртом - сама припала к горлышку губами. Вот так: обе девушки в полном молчании, флегматично сделали по паре глотков - даже не ощутив спиртового вкуса, и сидели, каждая отрешённо смотря перед собой. Но даже такого отдыха им не дали - незаметно вышедшие на позиции немцы пошли в атаку.
- Тревога! Тревога! Немцы идут! - Мимоходом крикнул кто-то из бойцов, слегка отодвинув брезентовый полог закрывавший вход в их землянку.
- Таки неймётся этим гадам! Фашисты проклятые! - В сердцах выругалась Кац: говор свойственный её народу в этот момент прозвучал особенно различимо. - Ну шо подруга, я имею мудрую мысль что нам таки пора пополнять свои носимые запасы медикаментов. У нас таки предвидится жуткий аврал....
Не оглядываясь на подругу - дабы та не увидела отголосков страха в её глазах, Фаина поднялась с деревянной лежанки и тяжело ступая, направилась к стеллажу с бинтами, лекарством и прочим материалом. Ну а Насте было не до рассматривания своей товарки: она молча поднялась с пола и поспешно оправила свою промокшую от просочившейся в землянку грунтовой воды и в двух местах порванную от постоянного ползания юбку, и кое как справившись с этой задачей, не говоря ни слова, сделала шаг к полке где уже хозяйничала прибившаяся к её роте врач. Однако Кац, как будто о чём-то вспомнив, оглянулась и, протягивая руку проговорила:
- Послушай меня подруга - мне есть что тебе сказать, а я тебе плохого не посоветую. Дай мне свою сумку, а сама, по-быстрому переодень эту подранную юбку на солдатский галифе: запасной комплект у меня вон он - на топчане поверх шинелек лежит. Иначе у наших солдат скоро разовьётся косоглазие и кривошея - так они усердно на тебя косятся. Да и попорченные чулки прикрыть надобно: на коленях уже даже кожа в кровь разодрана. - И как-то безрадостно усмехнувшись, продолжила. - А я, так уж и быть, тем временем, наши сумы всем что необходимо пополню.
Сказано - сделано. В скором времени обе подруги шли по окопам немного перекосившись под тяжестью несомых ими санитарных сумок: они расходились по ходам сообщения в разные стороны для выполнения своих основных обязанностей - спасения раненых. Выбрав себе наиболее на её взгляд удобную позицию, и продублировав по цепи приказ, что без команды не стрелять, Настя отважилась выглянуть за бруствер. Фашисты не спешили. Они выкатили свои лёгкие пушки на прямую наводку и в данный момент неспешно подносили к ним боеприпасы. Несколько фрицев сноровисто расстилали на земле красные полотнища: Настасья была уверена что на этих флагах была фашистская символика. А рядом с ними: распределившись во фронт советским окопам, урчали моторами несколько бронетранспортёров и пулемётных танкеток. От вида этой показной, основательно-деловой подготовки по всему нутру девушки пробежал неприятный холодок. Логическим довершением этой неприятной подготовки к бойне, в воздухе появилась группа германских пикирующих бомбардировщиков, и с ходу атакуя, они завыли своими мерзкими сиренами.
Снова взрывы, стоны и судорожная дрожь земли: смертельная вакханалия кружила, выхватывая своей 'костлявой рукой‟ всё новые и новые жертвы. Впрочем, в этот раз налёт продлился недолго, и его сменили частые выстрелы немецких полевых пушек. Натужно взвыли двигатели немецкой техники бронетехники.
И почти сразу по врагу открыли огонь замаскированные в леске сорокапятки. Настя как раз закончила перевязку очередного раненого и осторожно выглянула из окопа. Советские артиллеристы с первых же выстрелов заставили замолчать немецкие пушки - одна из них потеряв от взрыва колесо, лежала на боку. Расчёты других залегли: боясь даже поднять голову. Но вместо них, по русским позициям заработали пулемёты лёгких танкеток.
- Вжик, вжик, фью-ють... - Мерзко засвистели пули густо заполнив собой всё пространство.
- Вжик, бам. - Пуля пролетевшая справа от Анастасии, со звоном ударилась обо что-то железное.
Повернувшись на звук, Смирнова увидела, как по задней стене траншеи медленно, беспомощно сползал молодой солдатик. Его лицо было спокойно безмятежное - не выражало даже удивления. А на каске - рядом с большой нарисованной красной краской звездой виднелась небольшая дырочка. Ринувшись к нему, и склонившись над ним, Настя поняла, что бойцу уже ничем не поможешь и ей осталось только закрыть его глаза: всё ещё продолжавшие бесстрастно и незряче смотреть на этот мир. Неистовая мольба о помощи отвлекла девушку от ненужных мыслей и она без остатка растворилась в исполнении своих обязанностей. На сей раз - в результате ожесточённой перестрелки, раненых и убитых было намного больше, чем во время первого налёта. И, бегая по траншеям, Настасья потеряла счёт времени, количеству раненых, калеченых, погибших.... Она старалась везде успеть и жутко злилась на себя, понимая, что этого у неё не получается.
- Ура! Сестрёнка, мы отбили их атаку! - Закричал незнакомый Насте боец, когда она перевязывала голову легкораненому сержанту, который в пылу боя даже не обратил на рану внимания: посчитав её царапиной. - Они потеряли два своих бронетранспортёра и одну танкетку, и все они подорвались на нашем минном поле! Ура! ... Ай да наш командир, классно он придумал!...
Несмотря на понесённые потери люди, всё равно радовались своей победе. Ликовали и кричали все - кроме Любушкина, он осматривался вокруг, хмурил брови и нервно покусывал губу. А заметив Кац и Смирнову - которые несмотря на сильную физическую и эмоциональную усталость, контролировали перенос раненых в лес, слегка прихрамывая на некстати подвёрнутую ногу, подошёл к ним.
- Настя и Фая, загружайте все имеющиеся у нас подводы; соберите на них всех раненых и как можно скорее доставьте их в ближайший госпиталь.
- С сопровождением санитарного обоза справится и одна из нас. - С молодой горячностью возразила Фаина.
Старший лейтенант устало посмотрел на молодого врача и, добавив в голос твёрдости проговорил:
- Обоз сопровождать будете обе! Это приказ! - И уже немного помягче продолжил. - Одна может и не справиться: поймите девчата, у вас в обозе слишком много тяжелораненых бойцов.
Алексей понимал, что не имея флангового прикрытия, его подразделение было обречено на скорую героическую гибель. И ему не хотелось, чтобы эти молодых девчонки пополнили списки безвозвратных потерь. Старший лейтенант был искренне убеждён, что женщина должна рожать здоровых и крепких детей: а отдавать свою жизнь за родину и спокойствие своих семей, удел мужчин. И поэтому на него никак не подействовали доводы медиков и в конце затянувшихся пререканий, прибёг к последнему - вескому аргументу: он пообещал расстрелять их за саботаж его приказов. Не смогли на него повлиять и слёзные мольбы Анастасии. И когда за поворотом исчезла последняя санитарная телега, он облегчённо вздохнул и, привычно развернувшись кругом, с 'лёгким‟ сердцем пошёл через лесок по направлению к окопам. Боже как же он был прав: через полчаса состоялся непродолжительный авианалёт; после чего снова взревели двигатели немецкой бронетехники и после этого, в тыл ударили обошедшие защитников немецкие пехотно-штурмовые группы, поддержанные снайперским огнём. На сей раз, победа в сражении была на стороне оккупантов.
Уже вечерело, когда неопытные возницы достигли непроходимых лесных завалов перегородивших их дорогу. К этому моменту у них умерло шестеро 'тяжёлых‟ бойцов, а двое - видимо от рождения являлись крепкими, здоровыми людьми, были без сознания, и каким-то невообразимым образом, наперекор полученным ранам, продолжали жить.
- Нет, нет, нет! Этого не может быть! Такого не должно быть! - Закричала Фаина которая вела под уздцы лошадь передней повозки и первой заметившая непреодолимую преграду. - Как же так?? Ведь нам такое не объехать, не обойти! ...
Раненые красноармейцы - те, кому было это посильно, старались приподняться и рассмотреть: их интересовало, что там такое произошло, и почему так эмоционально возмутился их доктор. Те, кто смог рассмотреть поваленные в навал деревья перегородившие дорогу, мрачнели, но ничего не говорили своим товарищам по несчастью: впрочем, последние были настолько слабы, что не проявляли к происходящему не какого интереса.
- Фая, ты чего голосишь? - Строго оборвала подругу Настя: подбежав к ней из самого конца обоза. - Людям и без того тяжело, а ты орёшь как скажённая.
- Так как же нам быть? Неужто придётся возвращаться?
- Значит придётся. - Настя сама была на грани нервного срыва, и от необдуманных, эмоциональных высказывания на эту тему её удерживало только то, что проявление её слабости и растерянности, отрицательно скажется на состоянии раненых бойцов.
- Но мы и так потеряли слишком много времени. И у нас уже столько умерших...
- А что ты предлагаешь? - Зло: на самое ухо своей подруги прошептала Настя. - Завал мы с тобой не разберём. А останемся здесь, так считай всех наших ребят на смерть обречём: даже тех, кто относительно легкоранен - осколки и пули в плоти застряли. Те, что лёжа на подводах, превозмогая боль, помогают нам повозками править.
- Ну почему жизнь так не справедлива?
- Это не жизнь такая несправедливая, а война такая - как 'паскудная баба‟. - Уже намного спокойней подытожила Анастасия. - А пока Фаина, давай позаботимся о мёртвых: вон, воронка у дороги, в ней и прихороним наших умерших ребят. Не дело мёртвым среди раненых лежать: сама врач - должна понимать. ...
Ночь пришлось провести у лесного завала: покалеченные бойцы нуждались в отдыхе после мучительной поездки в скрипучих телегах, да девушки не решились вести обоз во тьме. Покончив с похоронами, они развели костёр, нашли и вскипятили воды, после чего были вынуждены заняться ранеными, - особенно теми, у кого от дневной тряски открылись раны. В общем, забот у них хватило на всю ночь. Поэтому к покинутым ими позициям санитарный обоз вернулся только в полдень. Где их и пленили немцы из работавшей там трофейной команды. Подводы выехали прямиком на группу фрицев выкатывавших из капонира трофейную сорокапятку: так что разворачиваться и уходить в лес было поздно - фрицы сразу заметили появившуюся из-за поворота подводу, и, оставив пушку, схватились за карабины висевшие у них за спиной. Держа на прицеле не только Настасью, но и тех, кто находился на подводах, трофейщики закричали и стали осторожно к ним приближаться.