— Спрашивай!
— Ты можешь вернуть мне ноги?
— Нет, — Лека подъехал к столу и взял стакан. — Ещё вопросы?
— Не можешь или не хочешь?
— Без разницы! — Плеснул в себя напиток и скривился. — Ты заплатил мне за разговор, вот мы и разговариваем. Приехал из Стольного? Как там дела? На западе в районе бывшего стадиона есть отличный бордель, бывал там? Вряд ли кому-то захочется трахаться с калекой, но, если у тебя есть бабки, — доктор похлопал себя по карману. — Сходи! Попроси малышку по имени Чина. Э-й-й-й…, — он показал в меня пальцем. — А хрен-то у тебя на месте? Если да, то девчонка вытворит с ним такое, чего ты никогда не пробовал. Хотя, если члена нет, то она может и сама им стать. Ты больше по мальчикам или девочкам?
Пока Лека нахваливал бордель и закатывал глаза, проваливаясь в воспоминания, я прошел в глубь кабинета. В дальнем левом углу нашлась ещё одна дверь. Она была заперта, но через щель под ней я видел дневной свет, а ещё слышал запахи растений. Кажется, там у него была каморка, заставленная цветами. Или даже собственный ботанический садик.
Не то чтобы мне было жалко пятидесяти тысяч кредитов, хотя… Да, мне было жалко отдавать их такому говнюку за пару минут пустой болтовни.
— Я заплатил тебе за профессиональный разговор, а не вот это!
— Калека повысил голос!?! Может ещё пнешь меня палкой?! — Лека осушил стакан и улыбнулся. — Когда мы заключали сделку, то не договаривались, о чем будем говорить, так что…
— Не включай дурака! — Я сделал парочку шагов вперед и расчетливо толкнул тележку, которая прокатилась по комнате и ударилась уголком в стул между ног доктора. — Ты не рассчитывал получить фальшивые деньги, когда я тебе их предлагал? Вот и я не рассчитывал на фальшивый разговор!
— Лека оттолкнул тележку, бережно примял халат между ног и размял шею:
— С чего мне тебе помогать?
— Если все упирается в деньги, то я заплачу миллион.
— Да, нахер мне твои деньги?! — Лека откинулся на спинку стула и поправил карман с кредитами. — Где я потрачу твой миллион?! Пятидесяти тысяч более, чем достаточно, чтобы в ближайшие годы обеспечить себя утехами. Пизд***лы из Стольного всё равно не выпустят меня отсюда. Миллион нужен мне не больше, чем газеты, которыми я разжигаю камин. Заходи, если нужно будет ещё поболтать. Пятьдесят тысяч за пять минут беседы с гениальным доктором. Считай, бесценок!
Попросил у материи поддержку. Энергетические потоки заглушили нервные импульсы и убрали желание прижать его ходулей к полу и раздробить коленную чашечку.
Подойдя к брезентовой капсуле, я заглянул внутрь. В упаковке с ограниченной подачей кислорода лежали биологические брикеты. Прежде я такого дерьма не видел. Это походило на кусок плоти, по всей видимости человеческой.
Человеческие стейки из мяса, мышц и кровяных сосудов лежали на поролоновой прокладке. Насос накачивал в капсулу розовую жидкость, которая промачивала брикеты. Я видел только химическую составляющую процесса, тогда как биологическая оставалась загадкой.
В контейнере Лека выращивал биологическую массу. Думается, она и использовалась для восстановления облученных работников реактора.
— Этим ты лечишь работяг?
— Ага, — Лека кивнул. — Бутерброды из человеченки. Но ты не облизывайся, тебе они не помогут.
— Я знаю, — я обошел контейнер и подошел к столу с препаратами, откуда тянулся один из шлангов к инкубатору. — Одной плоти недостаточно.
— Садись пять! — Хохотнул Лека и посмотрел на часы. — Пять минут заканчиваются через минуту. Продлевать будешь?
— И всё-таки тебе нужны деньги? — Спросил я, рассматривая колбы со следами свежих препараторов.
— А кому не нужны ТАКИЕ деньги? Сорок секунд!
— А теперь сколько осталось? Тридцать?
— Лека улыбнулся и замер над циферблатом, кивая головой в такт секундной стрелке:
— Вот теперь тридцать! Ты хорошо считаешь, инвалид!
— Будь я таким же ублюдком, предложил бы тебе купить пять минут МОЕГО времени, — я посмотрел на Леку, а тот презрительно нахмурил брови. — Впрочем, мне хватило бы и двух минут, чтобы объяснить, что твоя жизнь больше не так важна для Стольного.
— Сам хоть понимаешь, что сказал? Не так важна… Я хоть и доктор, но только от меня зависит, будет ли Стольный жечь наш свет или нет! До этих придурков всё никак не доходит, насколько сильно они от меня зависят. Если бы они меньше цеплялись к моим слабостям и больше разбирались в том, что я делаю, ползали передо мной на коленях! Реактор — это грёбаная плавильня. Одаренные даже с развитой структурой защиты от радиационного воздействия сгорают там за пару смен! — Лека вскочил со стула и пнул ногой тележку. Та завалилась на бок, разнося по кабинету железно-стеклянный грохот.
Лека завелся с пол-оборота. Я затронул тему, которая его волнует.
— Если бы не я, то хрен бы кто согласился туда ходить! Кому нужна работа, где тебя хватит всего на две смены?! Плати хоть миллионами, в гробу они не понадобятся! Вот и получается, что работа всей станции держится на мне! Как только я перестану спасать их никчемные жизни и позволю радиоактивным частицам сделать то, что они должны делать, вся эта хренова станция, а вместе с ней и ядерный городок, к херам, загнутся! Придурки в городе просто не хотят верить в то, что с ними станет, если реактор остановится. Остановится всё, где есть электроника! А она есть везде! Заводы, фабрики, котельные. Вырубятся телефоны и компьютеры. Из азартной столицы, в которую Стольный превратили надменные ублюдки, вроде Диара, город превратится обратно в огромную деревню, где правят жестокие братства и беспределят залетные рейдеры из нейтральных земель! Ты, калека, лишком туп, чтобы понять это! Так что в следующий раз, когда вздумаешь открыть свой поганый рот, десять раз подумай, иначе твои слова могут оказаться не ценнее моего пердежа! — Лека стоял передо мной полусогнувшись, как будто готовился прыгнуть. Шею прорезали бугры вен, а маленькая голова покраснела и на фоне белого халата походила на сигаретный уголек. — Городская пид***сня думает, что сделала мне одолжение, оставив в живых. На самом деле, это я делаю им одолжение! Твои пять минут закончились, инвалид! Проваливай или плати!
— Разве я сказал, что ты не нужен Стольному?
— Что?! — Рявкнул Лека, и слюна с его губ упала в лужицу разбившихся бутылок.
— Люди в городе знают, что реактор работает благодаря тебя. Не все, но знают. И я знаю, — я подошел вплотную к двери в соседнюю комнату. Взглянул на аппаратуру на столе и втянул запах растений. Повторил попытку несколько раз, используя восприятие на полную, но так и не различил запахов химических преобразований. Чистая ботаника. — Однако сейчас кое-что изменилось.
— Вали отсюда! — Лека безразлично махнул рукой.
— Теперь есть ещё один человек, который знает, как спасти рабочих от облучения.
— Не смеши! — На секунду доктор удостоил меня взглядом, а затем уткнулся в монитор и, уже не стесняясь, принялся разглядывать голых девиц. — Кто ещё?! Ты, что ли?! Калека-малолетка, который отдал пятьдесят тысяч за пять минут пустой болтовни?! Думаешь посмотрел на оборудование и препараты и всё понял?! Да пусть тут хоть сотня ученых копаются. Им понадобятся годы, чтобы воспроизвести мой продукт с более или менее правильными пропорциями. А затем ещё годы, чтобы довести его до ума, экспериментируя на людях. В лучшем случае они заменят меня лет через десять. К тому времени ядерный городок вымрет, к херам, а станцию растащат на металлолом!
— Я плохо разбираюсь в биологии и тканях, но понимаю в химии, — я подошел к рабочему столу и поднял колбу, на стенках которой остались разводы. — В этом сосуде ты смешиваешь жидкости из этих бутылок. Пропорция — шесть к одному. Потом подаешь сюда, — я потрогал шланг, ведущий к контейнеру. — Питательный раствор получаешь в тазу, — показал пальцем на жестяной таз с розовым ободком засохшей жидкости. Этот состав уже посложнее. Туда входят семь однокомпонентных препаратов и один двухкомпонентный. Могу назвать примерные пропорции каждого, но зачем, если это написано на обоях.
Доктор встрепенулся и посмотрел на стену над смесителем, где были нацарапаны цифры. Я стоял под таким углом к его монитору, что видел его голову среди двух гладких ног блондинки с упругими сиськами. Если отбросить белый халат доктора, то пропорции позволяли представить его вылезающим из неё. Картина, на которой сексуальная девчонка рожала злобного доктора, пугала.
— Ты кто такой?! — Он посмотрел на входную дверь и повернулся ко мне. — Чего тебе надо, безногий?!
— Ответ кроется в вопросе, — сказал я, разглядывая биологические брикеты под брезентом. — Должен признать, что процесс взращивания искусственных тканей с клетками высокой степени замещения — это… Отличная работа. Разобраться с этой часть будет сложнее, но если я и ошибусь, то в пределах допустимого. Если мой продукт будет не таким качественным, то в худшем случае работяги не досчитаются десяти-пятнадцати лет жизни. Вынужденная жертва. А вот ты станешь не нужен Стольному. Готов поспорить, что уже на следующий день сюда заявятся десятки желающих порезать тебя на стейки.
Лека пошевелил седую копну волос и пощелкал зубами. Взгляд его то и дело прыгал между дверью, шариковой ручкой и скальпелем.
— Башмак!
Дверь открылась, в кабинет вошел механик. Я не боялся, что Лека кинется на меня. Хотел лишь предупредить нападение, чтобы сохранить диалог. Инвалид мог показаться легкой целью, а бородатый хмурый мужик в берцах — вряд ли.
— Не злись, Лека. Я не собираюсь тебя шантажировать. Шантаж — не самая лучшая идея, учитывая, что я собираюсь лечь под той нож. Пообещай, что постараешься вернуть мне ноги, а я заплачу столько, сколько скажешь.
Мои слова немного успокоили доктора. Он перестал скрипеть зубами и скрестил руки на груди:
— Как я уже сказал, деньги мне не нужны, но… есть кое-что другое.
… … …
Как бы мне не было интересно — что находилось во второй комнате доктора Леки — попасть внутрь не довелось. Я достаточно ошарашил доктора и мог войти туда, хоть выбив дверь ходулей, но важно было сохранить отношения. От того, как ответственно Лека подойдет к работе, будет зависеть, появятся ли у меня ноги, и останусь ли я в живых.
Пускай я не увидел ботанический сад своими глазами, но убедился, что это был именно он. Озабоченный профессор, любитель посмотреть обнаженку и воспользоваться «любовью за деньги», алкоголик и наркоман имел хобби — ботаника. В соседней комнате он выращивал растения. Коллекционировал редкие экземпляры. Мои догадки подтверждались просьбой Доктора. Лека попросил достать цветы, что назывались Видовы кулоны.
— Люблю растения за их молчаливость и податливость, — сказал Лека. — Они не пьют мой виски, не курят сигары и не трахают моих девок. Растения не пристают с расспросами и не просят вынести мусор. Идеальные сожители и друзья.
Видовы кулоны оказались редким цветком. Ближайшее место, где доктор был уверен, что мы сможем их найти — подножье заброшенного бункера, который стоит на холме в пятидесяти километрах на восток от Ядерного городка.
Башмак не очень-то обрадовался, когда я рассказал ему о наших новых планах. И не только потому, что не хотел ехать, но и:
— Ой не нравится мне этот упоротый ублюдок! — Сказал Башмак, закрывая за собой дверь и усаживаясь за рулем. — От миллиона отказался ради каких-то хреновых цветочков. Там крутятся дикари?
— Он так сказал, — ответил я, размещаясь в кресле.
— Как, говоришь, они называются?
— Видовы кулоны, кажется, — я достал из кармана глянцевую страницу журнала и показал в зеркало Башмаку. — Вот! Красные бутоны, похожие на гвоздику, только меньше.
— Видовы кулоны…, — пролепетал механик, задержав руку у замка зажигания. — Что-то я слышал о них.
— И что ты слышал?
— Точно! — Башмак крутанул стартер, внедорожник отозвался рыком мотора. — Кажется, про эти хреновы цветы говорили… И про деревню этот мудак сказал… Всё сходится! Если я не ошибаюсь, то придурки из деревни поклоняются этим цветам. Типо они волшебные или что-то вроде того. Просто так сорвать их тебе никто не даст.
— Значит, нужно подготовиться.
Дорога от ядерного городка на восток была ещё хуже, чем к нему. Первое время Башмак ориентировался на заросшую колею, а когда той не стало, вел машину в прострелы между деревьями и кустами. Полное бездорожье.
Ориентиром нам служила выбранная сторона света, а всё остальное лежало на опыте вождения по полям, холмам, оврагам и мелким речушкам.
Пока ехали, я занялся приготовлением зелья для увеличения вторичных характеристик скрытности. С собой не нашлось ингредиентов для приготовления совершенного зелья, потому пришлось жертвовать физическим развитием. Десять отобранных единиц из физического развития повышали скрытность на пять единиц.
Зелье я принял, когда Башмак заглушил машину и со всей дури долбанул по рулю:
— Всё, на фиг, дальше не едем! Тачка и так уже вся хрустит. Доездимся, назад пешком пойдем! Да и не уверен я, что мы эту речку проскочим!
— Отлично! — Ответил я, всматриваясь через лобовое стекло вдаль. — Ближе и не нужно.
Вторичная характеристика физическое развитие снижена до 6;
Вторичная характеристика скрытность повышена до 20.
С точностью до сотни метров, я определил, что пройти мне придется всего-то два километра. Не по прямой дороге и не на своих ногах, но это сущий пустяк по сравнению с тем, сколько мне приходилось топать в нейтральных землях вблизи города Горняков.
Конечная точка виднелась каменным наконечником на холме. Казалось, что из-под земли торчала покрытая мхом фаланга пальца великана, кончик которой был обёрнут в каменный напёрсток.
Надвигались сумерки. Последние лучи заходящего солнца отражались от железных окантовок окон в бункере. Минут десять они подсвечивали себя алыми бликами, пока окончательно не потухли, превратившись в темно-серую кляксу на темно-зелёном холме.
Вторичная характеристика скрытности временно повысилась до двадцати единиц. Это открывало новые возможности. Пускай я не мог исчезать совершенно бесследно, как это делал Мар, передвигаясь по мрачным улицам города, но использовать тени или зрительные иллюзии пейзажей стало проще простого.
— Я и не собирался подъезжать слишком близко, — сказал я, отойдя от машины и поправляя крепление правой ходули. — Тут к тебе не заявятся незваные гости. Метнусь туда и обратно в одиночку. Нарву нашему сердобольному цветочков.
— Ладно, — неуверенно ответил Башмак, водя головой по направлению голоса. — А ты где?
… … …
Два километра на ходулях по пересеченной местности оказались не самой простой задачей. На своих двоих я уложился бы в десяток минут, а так ушло около часа. Было бы быстрее, но слишком много времени отнял переход реки. Минут пятнадцать я искал более или менее подходящий брод и нашел его, но всё равно замочился. Споткнулся на скользком камне и грохнулся в воду. В итоге, пришлось отцеплять ходули, оставляя их прикрепленными на ремнях, и ползти, загребая руками.
На другом берегу меня ждал мелкий песочек и трава. Поднялся на ходули и стал похож на спецназовца после марш-броска. Мокрый, грязный, вымученный и злой.
Реку преодолел, но впереди ждал обрывистый берег. Пришлось отмочить настоящий паркур-трюк, чтобы выбраться оттуда. Разбег, ювелирное попадание опорами на корни деревьев, толчок и вылет над обрывом с приземлением через спину. Четыре попытки и десять минут стараний. Материя отозвалась теплым всплеском:
Вторичная характеристика акробатика повышена до 18;
Общий объём материи увеличен до — 24,27 относительных единиц.
Вблизи холм с бункером не выглядел таким же пологим. Южная сторона обвалилась, обнажив коричневый песок. То тут, то там он был приляпан кустарниками. Те были светлее привычной зелени и в свете сумерек выделялись среди травы и редких деревьев.
Главной фигурой в этой картине был бункер. Массивное железобетонное укрепление, выполненное в форме буквы «Т». Два его окончания стояли на почве холма, а третье устремлялось вперёд и зависало над землей, будто клюв птицы. Глядя, на это изрядно разрушенное сооружение, я пытался представить для чего оно. Что оно делало на одиноком холме вдали от городов?