- На первоисточник, - хмыкнул дежурный, которому надоело стоять молча.
- Вот вы смеётесь, товарищ лейтенант, - вскинулся старший научный сотрудник, - а между прочим, если князь окажется настоящим, это ж такой...
- Кто окажется настоящим? - проскрипел рядом знакомый голос, и Гусев снова подумал об удаче -- всё же она к нему совсем не боком стояла. Ну (подсказал ехидный внутренний голос), или всё время крутится. "Или так", - мысленно согласился с самим собой Сергей.
Как ни странно, ситуацию спас Курочкин. Отвесив лёгкий поклон, он поприветствовал обсуждаемого:
- Гой еси, княже!
- Гой еси, человече, - отозвался Кощей, после чего между этими двумя завязалась оживлённая беседа.
Увы, шла она на том самом древнеславянском, так что ни капитан, ни дежурный не поняли ни слова, довольствуясь лишь выражениями лиц собеседников. И если дежурный заметил (и указал потом в отчёте) лишь совершенно неподвижную физиономию князя, то капитан был готов съесть любимую фуражку Командира, если напарник не забавлялся.
Наконец Кощею, похоже, надоело, и он повернулся к Сергею:
- Где ты такого тиуна раздобыл, Гусев?
Теперь делать каменную физиономию пришлось капитану, поскольку что такое (или кто такой?) "тиун", он не знал. А признаваться в своём незнании, как и сержанту за пять минут до этого, показалось неловко.
- А что такого? Человек знающий, на ответственном месте, служит исправно...
- Ключником? - перебил князь.
- Шифровальщиком! - снова обиделся непонятно на что лейтенант.
- А-а-а... - Кощей покивал, как бы говоря: "Как же! Как же!" - а потом спросил: - А уговаривать его на службе научили?
- Уговаривать? - в один голос, почуяв подвох, переспросили командиры и переглянулись.
- Уговаривать, - медовым, хоть на хлеб мажь, голосом подтвердил Кощей, и на всякий случай (вдруг кто-то всё ещё не расслышал) повторил: - Уговаривать.
Капитан с лейтенантом снова переглянулись, и Гусев, как старший, принялся выпытывать подробности:
- И на что он тебя уговорил?
Князь в свою очередь посмотрел на сержанта:
- На что?
- Н-ну-у... Это... - Курочкину вдруг захотелось оказаться подальше отсюда. Где-нибудь в маленькой уютной комнатушке в московской коммуналке со скандальными соседями и вечными очередями в сортир и ванную. - В общем, самим дело разбирать. Этих, начальников больших чтобы, это... Не беспокоить.
Лейтенант, не сдержавшись, шумно выдохнул: самое страшное позади! И Гусев был бы с ним полностью согласен, если бы на бледном костистом лице напарника не появилась паскудная ухмылка. Явно этот ночной пакостник что-то удумал. Что именно -- гадать можно было до бесконечности, проще спросить. Но теперь -- напрямую у сержанта.
- И что дальше?
- Н-ну-у... Это... - замялся тот.
- По какому закону, - подсказал этот... спецсотрудник.
- По Русской Правде, - голос Курочкина упал почти до шёпота.
Дежурный по особому отделу перестал радоваться и с недоумением посмотрел на подчинённого: какая такая Русская Правда?
- И что там по Русской Правде за обиду? - князь, которому устроенное им же представление, похоже, надоело, взял продолжение разговора в свои руки.
- Двенадцать гривен, - теперь уже без всяких оговорок шёпотом сообщил бывший старший научный сотрудник. И тут же вскинулся: - Но мы же договорились!
- Так я ж и не спорю! Договорились! - тоже воскликнул Кощей и совершенно спокойно добавил: - На три гривны. Меньше никак нельзя, ибо невместно. Так?
Курочкин только кивнул, соглашаясь, поскольку сил разговаривать у него уже не было. Князь не настаивал. Поглядев на окончательно выпавшего в осадок лейтенанта, он закончил:
- Вот такие дела, отрок. Вразумлять твоего тиуна надобно. Для начала -- прутьями ореховыми вымоченными, они хорошо прилегают. Не поможет -- можно и батогами попробовать. И думайте, где этому боярину, - последовал кивок на так и стоящую по стойке смирно парочку, - половину вашего килограмма серебра достать. А я пойду дальше на солнышке греться. Гусев, ты идешь?
Дальше события не то чтобы понеслись, но всё же, по мнению Сергея, для отведённого на отдых дня их оказалось многовато.
Не успели капитан с князем отойти к выделенному их группе домику, как на место действия прибыли здешние начальник особого отдела с начальником штаба и какой-то корпусной комиссар. Прибыли, пару раз обошли "скульптурную композицию", как метко заметил кто-то из зрителей (при этом особист с политработником выглядели странно довольными, а начштаба, судя по мимике, с трудом сдерживался), перекинулись несколькими словами (князь, обладавший не просто хорошим, а великолепнейшим слухом при этом тихо хмыкнул) и дружно посмотрели на Кощея с Гусевым.
Сергей дёрнулся было подойти, однако шипение князя: "Стой! Сами подойдут!" - заставило остаться на месте. И точно: ещё раз о чём-то переговорив, начальство неторопливо, с достоинством направилось к ним с Кощеем.
Договорились быстро: князь генерал-майора с адъютантом "размораживает" и отходит в сторону, а всю воспитательную работу берёт на себя командование армией. Кроме того, главный особист попросил Кощея не применять к виновным "долговременных мер воздействия", тот пообещал, но предупредил, что это только в этот раз. Если история повторится -- тогда извините.
Собственно, на этом "торжественная часть" и закончилась. Снова "по девочкам" Сергей не пошёл -- желание куда-то пропало. Устроился рядом с Кощеем на крыльце и так до самой ночи и просидел. Даже на обед и ужин не пошёл -- обиженный на жизнь старшина, прослышав о происшествии, воспылал к его герою любовью пламенной и принёс в полдень одно, а ближе к вечеру и другое. Самолично. Ну и, само собой, посидел рядышком, пока Гусев котелки от содержимого очищал. Не дольше. Потому что курящий. Да не просто курящий, а тянуло его, по его же словам, при виде князя самокрутку потолще скрутить да набить её самосадом поядрёней. И затянуться посильнее. Однако -- не решался. Вот и не засиживался...
Когда солнце наконец зашло, Сергей с Кощеем посидели ещё немного, слушая ночь, а потом князь, заметив, что его "опекун" зевает, отправил того спать, пообещав не уходить без предупреждения. "И почему я его всё время слушаюсь?" - вяло подумал Гусев, падая в койку. Сознание окутала тьма -- капитан осознавал это даже во сне. Но тьма не враждебная, в которой скрываются разные чудовища, а добрая, домашняя, мягкая и тёплая. Такая, какая бывает, если натянуть на голову одеяло -- самую лучшую защиту от всех ночных ужасов и страхов. Тьма качала его, напевая что-то ласковое. Она напевала так тихо, что Серёжка Гусев не мог разобрать не то что слова, но даже мелодию. Но это почему-то казалось очень важным, и Серёжка старался снова и снова, пока наконец не разобрал:
Утро красит нежным светом
Стены древнего кремля...
"Утро... - подумал Серёжка и улыбнулся... Потом он подумал: - Как утро?! - и, наконец: - А Кощей?!"
Слетев с койки, Гусев как был, в одних кальсонах и босиком (правда, левая рука сама по себе прихватила ремень с кобурой, но Сергей этого не заметил) выскочил из дома и чуть не полетел с крыльца, споткнувшись о сидящих на ступеньках Кощея и... Командира?! От падения капитана уберегла выставленная князем рука, в которую Гусев и врезался с разбегу. Грудью.
- Ну вот, сам проснулся, - удовлетворённо сказал Кощей Колычеву, посмотрел Сергею в лицо и задумчиво пробормотал: - Не совсем. Зато, - князь заметил ремень с кобурой, - оружно.
Полковник только скептически хмыкнул, обозрел подчинённого с ног до головы и велел приводить себя в порядок и готовиться к завтраку.
Целый день Командир носился по расположению, что-то выясняя, уточняя и сравнивая с... С чем-то. А пробегая мимо князя с Гусевым, смотрел на них, как на пустое место. Нет, видеть-то он их видел, но вот мыслями в это время находился... Где-то.
Кощей, никогда ранее не видавший полковника в таком состоянии, пристал к Сергею с вопросами (точнее, с одним: "Что за..."). И не отставал, пока капитан буквально на пальцах не объяснил, что их группа -- это непросто так. Потому что "просто так" ("языка" притащить, взорвать что-нить) везде своих хватает. А они -- глаза и уши ого-го какого начальства. Так что всякие там генерал-майоры вроде того, что Кощей "воспитывал", могли бы и сапоги им почистить. Не развалились бы. Ну, не всем, конечно, а вот Командиру -- точно.
Полученных сведений князю хватило где-то на час, может, чуть меньше, после чего он опять насел на Гусева:
- Так это что, Колычев самому вашему Великому Князю это всё носит?
Подумав, что с некоторыми непринципиальными (это ж не вопрос частной собственности, правильно?) моментами проще согласиться, чем объяснять их ошибочность тому, кто хрен знает сколько лет прожил при оголтелом феодализме, Гусев объяснил, что не самому Великому Князю, а...
- Боярину, - подсказал Кощей, когда капитан запнулся, пытаясь сообразить, как на древнефеодальном будет "Народный комиссар". И уточнил: - Ближнему.
- Боярину, - после некоторого размышления согласился Гусев, не найдя ничего более подходящего.
- А значит сие, что воеводы ваши, - князь хитро прищурился, - привирают. Так?
- Н-ну-у...
- Чуток?
- Чуток, - кивнул Гусев, опуская глаза. Ему было стыдно.
- А иные и не чуток, - уже больше для себя, чем для собеседника, задумчиво пробормотал Кощей. А потом успокоил: - Не горюй, добрый молодец. Они во все времена такие были...
После обеда прибежал Колычев, зазвал их к себе в кабинет и объявил, что через час они все летят в Москву. Поэтому Гусеву надлежит немедленно (в течение двадцати минут. Чего не хватит, брать у старшины) привести себя в порядок. Что же касается Кощея... С минуту полковник рассматривал его, размышляя о чём-то своём, после чего спросил, не может ли тот тоже переодеться? Только не как тогда, когда они знакомились, а чуток попроще? При этом Иван Петрович так сверкнул глазами на задержавшегося в дверях Гусева, что того как пинком вынесло...
На аэродроме их ожидал здоровенный ТБ-3, самолёт, когда-то бывший бомбардировщиком, а потом, в связи с возрастом, переведённый в транспортную авиацию. Его иногда показывали в хронике и рисовали на некоторых плакатах. Заслуженная машина. Правда, Гусев надеялся, что им дадут Ли-2, который советская промышленность начала выпускать незадолго до войны, но, например, чтобы произвести впечатление на князя, ТБ-3, как ни крути, лучше. Основательнее. Солиднее. Мощнее. Это как прослуживший всю жизнь сержант, вышедший в отставку. Или командир. Или даже простой боец -- дело тут не в званиях и не в должностях. Дело в чём-то таком, чему Сергей, как ни старался, так и не смог подобрать названия. И чего никогда не было и никогда не будет у штатских. И вот оно, это самое, как раз и было у старого бомбардировщика, пусть и вышедшего в отставку...
Однако когда Сергей посмотрел на князя, то вместо восхищения или хотя бы удивления увидел на его лице... Да ничего он там не увидел. Обычная каменная физиономия, которую Кощей держал большую часть времени, а вот ощущения...
Недовольством тянуло от напарника. Очень сильным недовольством. Гусев сам не знал, почему это получается, но уже некоторое время мог сказать, когда князь недоволен, когда -- наоборот, когда что-то делает или говорит всерьёз, а когда дурака валяет, как с тем сержантом и часами. И это -- несмотря на отсутствие на бледном худом лице напарника хотя бы малейших признаков испытываемых тем чувств. Вот и сейчас. И это было непонятно. И потому Гусев, воспользовавшись тем, что Командир, доведя их до самолёта, отошёл поговорить с кем-то из знакомых, а лётчики пока не обращали на будущих пассажиров внимания, тихо спросил:
- Что случилось?
- Хм? - Кощей вопросительно приподнял то место, где у нормальных людей растёт бровь. Левая.
- Понимаешь... - Сергей пожевал губами, не зная, как объяснить, что он чувствует, но в конце концов решил не изобретать велосипед, а говорить как есть: - Понимаешь, чувства от тебя идут, будто тебе не... - теперь заминку вызвал подбор ассоциации. Перебрав несколько вариантов, Гусев в конце концов остановился на самом для себя понятном: - В общем, если тебе вместо холодного пива налили тёплое, да ещё (капитану хотелось сказать "безбожно", но он напомнил себе, что бога нет) и сильно разбавленное.
Кощей передёрнулся:
- Ну у тебя и сравнения!
Сергей пожал плечами: а что делать, если из всех пришедших на ум ассоциаций (это слово Гусев услышал от одного заезжего лектора и после выяснения, что оно значит, решил запомнить) эта подходит больше всего?
Внимательно глядевший на него Кощей вздохнул и, поджав губы, покачал головой. Мол, что с тебя взять (во всяком случае Гусев понял именно так). После чего отвернулся и принялся наблюдать за дальней стороной поля. Неизвестно, что он там разглядел без бинокля, но, похоже что-то интересное.
Мысленно хмыкнув, Сергей ещё раз пожал плечами и, чтобы не скучать, занялся составлением плана диверсии на стратегически важном объекте "Аэродром"...
Потом появился какой-то лётчик, и пригласил всех в самолёт. Как оказалось, кроме них летели ещё восемь человек, причём все в больших чинах. И почти все пялились на князя, который, не "блистая" ромбами, тем не менее явно был одет в нечто, вышедшее из дорогущего генеральского ателье. Гусев такие видел.
Нет, строго говоря, зайти туда мог и простой командир, но вот заказать себе что-нибудь -- это только если придёшь в сопровождении какого-нибудь генерала. Ну, или его адъютанта, но с запиской от хозяина. А тут непонятно кто, да ещё и без знаков различия...
С другой стороны, попутчики явно не знают о вчерашнем казусе, иначе не пялились бы так откровенно. И как бы тут тоже до чего-нибудь не дошло. Хотя...
Нет, не дойдёт -- ситуация не располагает. Да и с Командиром знакомы многие...
Пока Сергей размышлял, всем раздали тяжёлые овчинные тулупы, попросили занять места и наконец-то начали взлетать. То есть, конечно, сначала -- запускать моторы.
Капитану Гусеву не раз доводилось летать по делам службы. В разное время. На разных типах самолётов. Однажды его даже на истребителе возили. Правда, на учебно-тренировочном, но всё равно.
Но никогда он не летал в таком грохоте!!!
Теперь стало понятно недовольство князя, однако возник вопрос: он-то откуда мог знать заранее? Или та душа когда-то летала. Ну, то есть, её хозяин, когда был живой...
Хотя о чём это он? Какая душа?! Суеверия это всё! Религиозные суеверия и мракобесие!..
А что тогда подсказывало Кощею?..
Оглядевшись в поисках князя, Сергей обнаружил того сидящим у противоположного борта на подложенном на лавку аккуратно свёрнутом тулупе. С ничего не выражающей -- как всегда (или почти всегда) -- физиономией и полуприкрытыми глазами. Как будто почувствовав взгляд капитана, этот не вписывающийся ни в какие материалистические теории тип не поднимая век кивком указал на место рядом с собой. Сергей посмотрел по сторонам, увидел, что все заняты своими делами, и перебрался к напарнику. Там оказалось намного тише (чему Гусев если и удивился, то лишь самую малость -- привык уже) и почти не дуло. Поблагодарив Кощея кивком, Сергей собрался было, чтобы не терять времени, задать один из тех вопросов, что постоянно крутился в голове, но услышал короткое: "Спи!" - и сам не заметил, как отключился.
В этот раз капитану ничего не снилось. Да и сон -- тот, который процесс, а не видения... Он вообще был? Или Серёга просто длинно моргнул? В смысле, закрыл глаза, когда взлетали, а открыл, когда уже садились? И не осталось ничего, кроме лёгкого тумана в голове и некоторой неохоты, с которой поднимались веки... Ну, ещё физия, небось, помятая, что могло быть нехорошо воспринято вышестоящими командирами. Умыться бы! Да только где? Прямо здесь, из фляжки?