– Это значит… – и тут сосредоточенный взгляд Гавриила изменился, стал игривым, – Ктулху существует?
Лидия осуждающе покачала головой и покачиванием этим она как бы говорила ему: "Я пытаюсь донести до тебя правду, пытаюсь помочь, а ты отшучиваешься, и совершенно неудачно".
– Монахи, повстречавшиеся тебе также вовсе не те, кем кажутся, – продолжила Лидия, немного выждав, будто давая мозгу Гавриила время принять информацию, – Эти люди называют себя серафимами. Их орден – самый древний из всех существующих на Земле, а о его существовании даже не подозревают. Серафимы целиком и полностью посвятили себя защите Людей, но не обманывай себя, в них нет ничего святого, – опять немного помедлив, Лидия с искренним сожалением в голосе добавила: – как впрочем, ни в одном из нас.
Она ожидала новых вопросов, но Гавриил, сбитый с толку, стоял полностью потерянный и совершенно запутавшийся. Бессмертные, серафимы – бред какой-то, думалось ему.
– Понимаю, у тебя много вопросов, но…
– Только один, – внезапно заговорил Гавриил. – Это навсегда?
– Твое бессмертие? Да, ты не можешь умереть, во всяком случае, своей смертью. Единственный способ убить тебя – отсечь тебе голову, то есть, отделить мозг от сердца.
Гавриил улыбнулся.
– Ага, а потом начнут сверкать молнии?
Лидия отвела взгляд, видимо, пыталась вспомнить подобные случаи.
– Нет, подобного на моей памяти не происходило, – со всей серьезностью ответила Лидия, не разобрав иронии в вопросе Гавриила.
– Тогда почему у меня выпал зуб? – аккуратно пощупывая свою челюсть, поинтересовался Гавриил, – Это какой-то синдром преждевременной старости?
– Это только начало, – спрятав зуб Гавриила в небольшой кармашек рукава своей свободной туники, ответила Лидия, – Твой организм будет перестраиваться, отторгать все лишнее и очищаться, пока не сформируется вновь. Процесс этот довольно неприятен.
Спрятав ладони в рукавах, Лидия подошла ближе к решетке и рассудительно произнесла:
– Крайне редко становишься свидетелем того, как вместе с даром бесконечной жизни Бессмертный получает клыки Предка. Это говорит о том, что вторую и последнюю твою жизнь тебе подарил Хранитель – высший и сильнейший из Бессмертных, стоящий на страже покоя Предков. Цени это Гавриил.
– Я уже оценил, спасибо, – отмахнулся Гавриил. – Жуткая боль, какие-то невнятные, совершенно хаотичные галлюцинации, похожие на видения сумасшедшего. Ты не поверишь, но я, кажется, видел, как люди строят сфинкса.
– Люди не строили сфинксов, – усмехнувшись, ответила Лидия. – Они перестраивали его, скрывая следы прежних культур. Это не просто видения, Гавриил, – уточнила Лидия. – Это лишь малая часть воспоминаний твоего создателя и вместе с ними ты получил его знания, силу. Возможно, они проявятся не сразу, возможно, никогда. Тебе придется учиться открывать свои способности, контролировать их, – Лидия сделала небольшую паузу, – но одно известно точно, так или иначе, ты выполнишь то, для чего тебя создали.
Гавриил ощутил легкое покалывание в груди, но старался не подавать виду – в голове теперь лихорадочно метались слова Лидии о цели, для которой его создали. Ему вдруг так понравилось быть для чего-то предназначенным, стать частью чего-то большего, его несказанно радовало то, что в жизни его появилась цель, пусть и пока еще от него скрытая.
– Для чего же меня… Создали? – уже сдавленным голосом спросил он, схватившись за грудь. Покалывание усилилось, Гавриил отчетливо начал слышать и чувствовать, как с каждой секундой учащалось его сердцебиение, становилось все быстрее и быстрее. Он почувствовал, как этот ритм заиграл в ушах, как по коже прошел легкий озноб, а следом странное ощущение – будто под кожей, где-то внутри него что-то скребется, точно устраивается поудобнее. Лидия продолжала высказывать свои предположения, пока в какой-то момент не поняла, что Гавриил уже совершенно не слушает ее.
– Не сопротивляйся! – сквозь жуткий пронзительный звон в ушах он еле разобрал ее голос, а после, рухнул на холодный пол, опершись на ладони.
Дышать вновь стало труднее, что-то подходило к горлу и стремительно пыталось вырваться наружу. С каждой секундой рвотные позывы становились сильнее, мышцы живота беспорядочно сокращались. Гавриил, сжав ладони, закашлял, будто человек, долго болевший туберкулезом, отхаркивая мокроту, а после, темную массу – смолу, скопившуюся в его легких за долгое время курения. Задыхаясь от тягучей смолы, проходящей по горлу, он почувствовал, как свело его челюсть. Десна резало пронзающей болью, что-то изнутри выдавливало коренные зубы, они медленно выходили наружу, один за другим, падая в темную кроваво-черную жижу на полу. Гавриил неестественно широко открыл рот и во все горло заорал от боли.
Вместе с усиливающимся криком, из окровавленных десен, показались заостренные клыки, крупные, вдвое больше человеческих. Вслед за ними, начали прорезаться передние зубы, они казались меньше и были не такими острыми. Нижние зубы прорезались беспорядочно, а нижние клыки, несколько вогнутые внутрь, показались последними. И только Гавриил подумал, что все закончилось, как тут же почувствовал боли в спине. Каждый спинной позвонок его искривленной спины ломался и хрустом выстраивался вновь, выпрямляя спину. Гавриил прогнулся от боли, истязающей его тело. А последнее, что он успел почувствовать – резкая боль в колене, будто бы ногу переломали. Эту внезапную боль Гавриилу вынести не удалось, и он потерял сознание.
С трудом приоткрыв глаза, Гавриил постепенно осознавал, что все еще находится в клетке. Он, с неожиданной для себя легкостью, поднялся с пола и выпрямился.
Что-то изменилось. Гавриил поначалу не сообразил, но увидев все еще стоящую по ту сторону решетки Лидию, отметил – она стала ниже ростом, а сразу после, понял – дело не в Лидии, а в нем самом. Он стал немного выше, во всяком случае, ему так казалось. И пока шел к решетке, никак не мог привыкнуть к странному ощущению своей походки. Нога, по какой-то причине, больше не хромала, а спина не была сутуло согнутой. Да и все тело, целиком, вело себя как-то иначе – его будто заменили на другое – эластичное, гибкое и одновременно крайне прочное. Гавриил шел ровно, с осанкой победителя.
На этом его открытия не закончились. Подойдя к Лидии почти в упор, взглянув на ее лицо, он неожиданно для себя увидел, как дышат поры ее кожи. Зрелище оказалось не очень приятным, и он моментально отвел взгляд в сторону, в темноту, из которой показалась огромная фигура Клима.
Подойдя ближе, великан безмолвно и без особого труда отогнул внушительной толщины прут решетки. По-видимому, это был единственный способ выбраться из клетки, а может, Великан был настолько глуп, что не знал о существовании дверей. Об этом можно было гадать бесконечно долго. Как бы там ни было, после того, как Гавриил с легкостью протиснулся меж прутьев, Клим вновь с легкостью вогнул решетку в прежнее положение.
Лидия вперила взгляд в великана, пытаясь выяснить цель его появления и на удивление, удалось ей это достаточно быстро.
– Нас уже ждут, – неспешно проговорила она, посмотрев на Гавриила, – Пойдем.
ГЛАВА 4
Клим долгое время вел Гавриила по каким-то узким, казалось бесконечным тоннелям, стены которых были выложены серым камнем, придававшим этим лабиринтам вид мрачного и холодного склепа. Только маленькие лампочки, установленные по обеим сторонам стены, освещали путь, хотя за огромной спиной Клима Гавриил не видел того, что находилось впереди. Обратив внимание на массивную спину великана, Гавриил обнаружил красовавшийся на его уродливом плаще рисунок птицы, гордо расправившую свои крылья. Рисунок, скорее походивший на татуировку, был едва отличимым и, кое-где, выцвел, по-видимому, плащ был очень старым и сильно изношенным. Гавриил шел несколько медленнее, чтобы случайно не наступить на плащ великана – он тащился за ним по каменному полу, в точности так же, как фата невесты медленно ползет за ней к алтарю.
Человек, попавший сюда впервые, непременно бы заблудился: узкие множественные проходы и ответвления, но безмолвный великан, едва помещавшийся в эти стены, точно знал куда идти. Об этом говорили не только его непривычно быстрые и уверенные шаги, но и полное спокойствие Лидии, с трудом поспевающей за ними, ввиду своего возраста. И пока Клим вел их меж тусклых ламп нескончаемых лабиринтов, Гавриил пытался свыкнуться с дискомфортом во рту. Его "новые" зубы дико мешали. Он то и дело разминал челюсть, широко открывая и закрывая рот, а проведя языком по правому клыку, тут же порезал его. Зубы оказались на удивление острыми.
Запутанным тоннелям, казалось, не было конца, пока Клим вдруг не уперся в стену. Сложилось впечатление, что стена возникла из ниоткуда прямо перед ними. Гавриил хотел было пошутить над великаном, но рассудок, здравый смысл и инстинкт самосохранения восторжествовали как никогда кстати.
Клим, толком не осмотрев стену, машинально поднес и надавил своей массивной ладонью на одну из каменных плит. Стена тут же содрогнулась и медленно, дребезжа, осыпаясь песком, опустилась вниз. По всей видимости, пользовались ею не столь часто. Пройдя немного вглубь, Клим вновь уткнулся в стену, на этот раз металлическую на вид весьма прочную, и едва он подошел ближе, как стена эта беззвучно разъехалась в разные стороны.
Разъехавшиеся части стены вели в еще одну небольшую комнату, и, только войдя внутрь, Гавриил понял, что оказался в лифте. Своим огромным пальцем Клим, несколько раз, безуспешно пытался нажать на небольшую треугольной формы кнопку "Вверх" и вроде бы невозможность заставить лифт, наконец, отправиться постепенно ввергала великана в едва отличимое чувство гнева.
– А чем ты ткнул, когда спускался? – ехидно поинтересовался Гавриил, выглядывая из-за спины великана, но тот, впрочем, как и всегда, оставался немым, как могила.
Лифт не трогался до тех пор, пока Лидия не приложила к кнопке свой аккуратненький, тоненький пальчик. Двери беззвучно и плавно закрылись, а лифт, наконец, стремительно начал подниматься. И как не напрягал Гавриил все свои чувства, услышать звуки работающего лифта ему не удавалось. Его окружала абсолютная тишина, и лишь размеренное дыхание и сердцебиение Лидии вносили в эту тишину приятную слуху мелодию, источавшую жизнь. Он настолько увлекся ее мелодией, что совершенно не заметил полного отсутствия собственной. У себя и у безмолвного Клима.
Характерный звук, прозвучавший в металлической комнате, свидетельствовал о том, что лифт остановился и достиг нужного этажа. Двери плавно разъехались, перед ними вновь раскинулись просторные и мрачные покои Виктора. Переступив порог лифта, Гавриил собрался было направиться к Виктору, однако Клим, вытянувший свою руку точно шлагбаум, преградил путь, давая понять – время еще не пришло.
Сам Виктор стоял подле темной стены и, разговаривая с неясным, поблескивающим в темноте стены силуэтом казался совсем крохотным. По какой-то причине, Гавриилу не удалось расслышать, о чем именно Виктор говорил с силуэтом, да это было уже не столь важно, теперь, когда Гавриилу открылась тайна стены и ее истинное предназначение. Стена оказалась своего рода экраном и довольно большим, по какой-то причине, не показывавшим четкого изображения, а возможно и целенаправленно искажавшим его.
Завидев краем глаза прибывшую троицу, Виктор стал говорить громче, будто бы специально, словно хотел быть услышанным наверняка.
– Мое терпение, в отличие от жизни, имеет границы и свойство заканчиваться, Хранитель Сусаноо, – жестко и со свойственной решительностью в голосе говорил Виктор силуэту. – В который раз ты ставишь свои эксперименты выше нашего долга и общего дела, а теперь, еще имеешь наглость и позволяешь себе тратить мое время.
Силуэт смиренно, даже несколько виновато молчал.
– Я начинаю сомневаться в твоей преданности, Сусаноо, – продолжал Виктор. – В особенности сейчас, когда Предок утерян, а мы стоим на пороге Третьей Кампании.
– Твои Кампании, – вдруг вспылил голос Сусаноо, точно это слово вызывало у него неподдельную ненависть, скрыть которую он был не в силах, – Верховный Хранитель Виктор, губительны для Человечества. Погибнут тысячи!
Виктор оскорбился:
– Тысячи? Миллионы умрут. В среднем сто шестьдесят тысяч смертей в сутки, Сусаноо, – напомнил Виктор и неспешно, но демонстративно, начал щелкать пальцами правой руки. Он щелкал в такт, и каждый новый его щелчок, видимо, означал смерть очередного неизвестного человека. Эти щелканья явно злили его собеседника, и Виктор прекрасно понимая это, издевательски щелкнул пальцами еще раз – громче, а затем, выдержав театральную паузу, добавил ровным, невыразительным голосом: – Люди умирают, им свойственно. Тебе ведь прекрасно известны конечная цель и результат Кампаний, и твои эксперименты с нашими генами в сложившейся ситуации далеко не приоритетны.
– Мы давно получили и уже взрастили первую особь, Верховный Хранитель, – самодовольно, явно в отместку за щелчки пальцами, произнес хрипловатый, явно искажаемый стеной, голос Сусаноо, – и весьма успешно.
Виктор моментально сообразил: появление Гавриила, и заявление Сусаноо о успешно проведенных испытаниях совершенно точно не было волей случая. Виктор никогда не верил в совпадения и отчетливо понимал – все происходящее имеет свои определенные задачи и цели. Виктор так же хорошо знал и самого Сусаноо – он крайне хитер и слишком умен, он не стал бы так открыто заявлять о своих успехах, если только те не вскружили ему голову, поселив в ней излишнюю самоуверенность.
– И как скоро ты собирался сообщить мне об этом? – в холодном голосе Виктора так и чувствовались леденящие нотки старательно скрываемого раздражения. – Не важно, с этим мы разберемся позже, а сейчас я хочу, чтобы ты, как и остальные Хранители, прибыл, для запечатывания Колыбели Сна. О времени тебя уведомят отдельно.
Виктор плавно провел рукой в воздухе и тусклое изображение на стене стремительно угасло. Он окинул взглядом Клима, затем стоявших подле него Лидию и Гавриила. Виктор одобрительно кивнул, после чего великан опустил руку и позволил им войти.
Войдя в комнату, взгляд Гавриила моментально зацепился за нее – Катерину. Она стояла подле стола Виктора, поглощенная собственной безмятежной красотой, одетая в откровенное платье жгуче-красного цвета, подчеркивающее формы ее безупречного тела. Сейчас, с каждой минутой, Гавриил понимал все меньше и меньше: Бессмертные, серафимы, но в одном уверился наверняка – если бы ангелы существовали, то даже им и близко бы не удалось приблизиться к ее великолепию. Такой невиданной красоты прежде он не встречал. Ее идеальное тело, глядя на которое, в голову, невольно закрадывались мысли о некоем мастере, столетиями вытачивающем каждый дюйм ее превосходных изгибов, доводя их до абсолютного совершенства. Длинные, стройные ноги, узкая талия, грудь бросавшая вызов силе притяжения, лебединая шейка. Мысленно "выдохнул" Гавриил в момент, когда глаза его, наконец, встретились с прекрасным лицом Катерины. Любоваться непередаваемой красотой ее лица можно было бесконечно долго, прыгая взглядом то к прекрасным пухленьким и аккуратненьким губам, то к небольшому, тоненькому и остренькому носику, длинным, распахнутым точно крылья бабочки ресницам, ровным белоснежным зубкам, клыкам, которые хоть и выглядели, не столь привлекательно, но все-таки придавали ей необъяснимый шарм. Глаза ее были, точь-в-точь, как у Виктора – беспросветно черные, совершенно нечитаемые, но до ужаса завораживающие. Видимо, полностью черные, без малейшей белизны глаза являлись особой отличительной чертой Бессмертных и прочитать в них даже самую отчетливую эмоцию было весьма непростой задачей. Однако это с лихвой компенсировалось их мимикой. Движения мышц их лиц были настолько выразительными, что каждая их эмоция становилась понятной и без выражения глаз. Впрочем, и мимикой своего лица Бессмертные владели в совершенстве, и без их согласия прочесть эмоции с гладкого камня, который они называли лицом, было так же практически невозможно.