– Твои родители, значит… – пробормотал незнакомец.
– Да, мои родители. – Я дерзко пожала плечами, стараясь при этом не разлить воду. – Можешь прислать нам открытку на Рождество, как выберешься отсюда.
Мой сарказм пленный воспринял с пренебрежительным фырканьем. Но что-то изменилось в том, как он смотрел на меня. Мне был знаком этот взгляд. Как правило, так смотрели взрослые, для которых я была всего лишь ребенком, а не равным им собеседником. Ничего так не выводило меня из себя, как это. В конце концов, я была в несколько раз старше, чем большинство взрослых, с которыми мне доводилось пересекаться. И, хотя я уже успела к этому привыкнуть, по каким-то причинам меня нервировало то, что этот незнакомец, закованный в цепи, не воспринимал меня серьезно.
– Так ты хочешь пить или нет? – спросила его я. Уголки его рта приподнялись, но в его глазах сияла жесткость, заставившая меня содрогнуться.
– Сначала ты, – попросил он тихо.
Я нахмурилась:
– Думаешь, я ее отравила?
Ноль эмоций. Только холодный блеск в его глазах. Он, должно быть, обладал чудовищным самоконтролем, раз смог спустя целую неделю без воды устоять и не припасть тут же губами к прохладной жидкости.
Покачав головой, я сделала то, что он просил, и демонстративно сделала большой глоток.
– Доволен?
Он улыбнулся и кивнул с таким милосердным видом, будто сделал мне одолжение. Я поборола желание просто выплеснуть ему воду в лицо и поднесла кружку к его губам. Незнакомец отпил. Без спешки или жадности. И все это время он смотрел на меня. С каждым глотком я чувствовала себя все более неуютно. Но почему вдруг? Незнакомец был связан, беспомощен и зависел от моей благосклонности.
«Может быть, все совсем не так…»
Его слова…
Мои инстинкты будто с ума посходили и били тревогу так громко, что мне захотелось тут же сбежать. Как только он закончил, я удрала к своей сумке.
– Еще я принесла тебе поесть, – пробормотала я, выискивая крекеры, которые упаковала ранее.
– Не стоит. Воды достаточно.
В ошеломлении я обернулась. Почти готова поклясться, что увидела тень отвращения на его лице. И правда! Да, это были всего лишь крекеры, но если бы я несколько дней ничего не ела, то съела бы даже картонную коробку за милую душу. Но если ему так хочется голодать – на здоровье.
– Для человека в столь затруднительном положении, как у тебя, ты слишком придирчив, – сказала я обидчиво неблагодарному типу.
Он рассмеялся:
– Откуда тебе знать, что я не как раз там, где хочу быть?
Да, определенно! Его высокомерие зверски выводило меня из себя, и я была близка к тому, чтобы дать ему оплеуху подходящим ответом. Но кое-что сдерживало меня. Тихий голосок в моей голове предупреждал о том, что его слова могли быть не просто надменным блефом. Он намеренно позволил взять себя в плен? Не может быть… или?
Раздраженная собственной неуверенностью, я бросила на стол набор первой помощи, который в последний момент засунула в свою сумку перед уходом. Обычно я использовала его для того, чтобы обработать раны братьев. Благодаря нашим родителям каждый из нас знал основы оказания первой помощи. Кроме того, Адам и Ник почти всегда приходили ко мне, когда они снова разбивали друг об дружку себе головы. Они оправдывали свои визиты тем, что после моей работы оставались самые незаметные шрамы. Хотя, возможно, мои братья просто ценили то, что я была не такая, как Дженни или наши родители, – я не высмеивала их за нытье.
Незнакомец следил за каждым моим движением. Когда я приблизилась к нему с дезинфицирущим спреем и парой компрессов, в его глазах впервые читалось что-то в духе вполне искреннего удивления.
Я указала на его лоб:
– Можно?
– Они узнают, что ты была здесь, – подметил он.
Я сразу поняла, кого он имел в виду. И в самом деле, мои родители пришли бы в бешенство, узнай они о моей самаритянской вылазке. Но навряд ли дезинфицирующее средство могло сделать положение дел еще хуже.
– Я это понимаю, – ответила я сухо и стала осматривать его лоб, не ожидая больше его разрешения. По иронии судьбы, то, что он стоял на коленях, было идеальным положением для того, чтобы лечить незнакомца. Я осторожно убрала его волосы из раны. Они были почти такого же цвета, что и запекшаяся на них кровь. Незнакомец ни на секунду не спускал с меня глаз.
– А еще они найдут твое тайное убежище.
Это звучало как предупреждение из лучших побуждений, хотя его тон был слишком безучастный, чтобы сойти за заботу.
На этот раз я не позволила себе угодить в ловушку и умолчала информацию о том, что убежище принадлежало вовсе не мне. С Ником и Адамом незнакомец был уже знаком, так что я не хотела втягивать сюда еще и Мо. Вместо этого я крайне наигранно стала сокрушаться:
– О нет! Об этом я не подумала! Как же мне теперь дальше жить без ежедневных вылазок через пыльный подвал?!
Этим я заставила своего пациента рассмеяться.
– Понял. Так ты просто случайно пробегала мимо, словно маленький котенок, ищущий приключений?
Я фыркнула. Серьезно? Что это было за дурацкое сравнение такое?
Покачав головой, я принялась оттирать кровь с его лба и затем продезинфицировала рану. Она была относительно длинной, но не особо глубокой. На его месте мои братья уже начали бы ныть. Незнакомец же и глазом не моргнул. И снова маленькая деталь, которой я могла пополнить исследовательский лист. Точно как и его возраст. По внешним признакам незнакомцу можно было бы дать чуть за двадцать. Но если он был действительно как мы и я правильно подсчитала, то, значит, ему было уже далеко за двести лет. Также в мой список попал узкий шрам, что я обнаружила, смыв всю кровь.
Он проходил диагональю через бровь незнакомца и немного продолжался на его скулах. Должно быть, когда-то это было тяжелым ранением, и едва можно было поверить, что причиной его возникновения стал несчастный случай…
Сквозь мои пальцы я видела блестящие темные глаза. Золотые крапинки в них были вблизи еще более завораживающими. Это и правда выглядело так, словно его глаза светились изнутри.
– У тебя есть имя? – спросила его я. Настало время идти в наступление. В конце концов, не могла же я вечно оставаться здесь внизу.
– У меня много имен.
Это безумие. Его самодовольное поведение медленно начинало меня бесить. Если он не хотел мне ничего рассказывать, он мог бы просто помолчать, не так ли?
– Речь не об оскорбительных прозвищах, – пробормотала я надменно, пока осматривала его голову на предмет наличия переломов. Поскольку он, похоже, снова издевался надо мной, я завершила осмотр несколько грубее, чем делала это обычно. Мой пациент отреагировал тихим шипением. Ага, значит, он был в состоянии чувствовать что-то такое, как боль. Удивительно, незнакомец не стал сыпать на меня обвинениями.
Совсем наоборот, он выглядел так, словно моя импульсивность ему даже понравилась – словно ему бросили вызов.
– В таком случае тебе можно называть меня Ноаром.
Значит, Ноар…
Погодите-ка! Мне… можно было называть его Ноаром?! Я потрясенно пялилась на него. Связанный и раненный тип вел себя как хозяин дома. Это чертовски злило и в то же время заставляло меня чувствовать такое смущение, которое я никогда не испытывала до этого. Он заставлял меня чувствовать себя невероятно наивной в его присутствии. И это чувство очень мне не нравилось.
Чтобы снова прийти в себя, я сконцентрировалась на своем задании. Так что я достала из своего набора для первой помощи пару стягивающих пластырей и начала соединять ими края его раны.
– Ладно, Ноар, – его имя я выделила особым ударением, ведь я не знала, действительно ли так его звали. – Ты здесь, потому что ты хочешь быть здесь. И ты ждешь чего-то, о чем я узнаю, когда придет время. И все это потому, что кто-то потерпел неудачу, а кто-то другой преследует нас.
Краткое обобщение того потока информации, которым он любезно одарил меня.
Ноар выглядел абсолютно непроницаемо:
– Совершенно верно.
– Ага. А цепи и пытки тоже являются частью твоего плана? – спросила я язвительно.
Он пожал плечами – по крайней мере настолько, насколько позволяли ему цепи:
– Необходимое зло, если хочется занять место в первом ряду.
Приклеивая последний стягивающий пластырь к ране, я обдумала его ответ и пришла к выводу, что он лжет. У меня все еще не было ни малейшего понятия о том, как именно работала сила слова или все эти штуки с подчинением воли, но, вне всяких сомнений, он мог меня принудить освободить его.
– Почему бы тебе просто не приказать мне снять твои оковы? Тогда ты бы мог расслабиться на диване в ожидании… чего угодно.
Ноар долго рассматривал меня своими глазами, сияющими, словно звезды. Он не велся на провокации, и ущемить его гордость тоже было нельзя. Вместо этого на его полных губах заиграла скользкая улыбка:
– Потому что у тебя нет ключа.
Я подавила раздраженный стон. Казалось, что просто невозможно вытянуть из него хоть что-нибудь полезное. Ну, по крайней мере, он не отрицал свои способности…
Пока я складывала мои вещи обратно в сумку, я почувствовала, как моя решимость одержала верх. Если бы родители узнали, чем их дочь занималась в этом подвале, я бы отхватила взбучку по полной программе. В этом случае сожаление не должно меня обременять – даже если при этом мне придется показать свою слабую сторону. Задав этот вопрос, я больше выдала бы информации о себе, нежели узнала бы о нем.
– Ладно, Ноар. – Я скрестила руки на груди и посмотрела на него решительно. – Я знаю, что для тебя это, скорее всего, прозвучит нелепо, но теперь я тебя спрошу о чем-то, что для меня очень важно, и прошу тебя искренне ответить.
Брови Ноара медленно поднялись:
– Хмм… – этим задумчивым и приятным звуком он, казалось, заставил меня растаять. Затем последовали едва заметное движение головой и, наконец, его вердикт:
– Они тебя на куски порвут.
Я растерянно заморгала:
– Кто?
Но Ноар потерял интерес к разговору. Он закрылся, стал отталкивающим, холодным.
– Оставь свой вопрос при себе и наслаждайся временем, что тебе еще осталось, – сказал он жестко и опустил свой взгляд, словно отнял у меня таким образом право допрашивать его.
– Но я не хочу оставлять мой вопрос при себе, – прокричала я расстроенно. – Я хочу, наконец, получить ответ! – паника охватила мое сердце своими ледяными пальцами. Я не просто хотела получить ответ, я нуждалась в нем. Было невозможно теперь просто вернуться в мою комнату и продолжать себя вести как прежде. – СКАЖИ МНЕ, ЧТО Я ТАКОЕ?
Глаза Ноара расширились. Он открыл рот и тут же закрыл его. Его челюсти работали в то время, как он пытался вернуть себе контроль. И вдруг он стал так же закрыт, как раньше.
– Что ты такое? – его голос звучал отстраненно. На самом деле складывалось впечатление, что он говорил сам с собой. – Беспомощный котенок в пещере шендаи.
– Что?
По дому пронесся крик. Это был голос Дженни. Я услышала, как разбилось стекло. Что-то там было очень и очень не в порядке. Я подбежала к двери, но она была заперта с другой стороны. Сквозь массивную древесину послышался скрип. Быстрые шаги. Тяжелые шаги. Снова крики, на этот раз каких-то мужчин.
– Отойди от двери, – велел Ноар спокойно.
– Ты знаешь, что там происходит?
Тень пала на его лицо.
– Я же тебе говорил – ты поймешь, когда все случится.
Мои мысли перемешались. На нас напали. Что-то врезалось в дверь снаружи. Кто-то засунул ключ в замок. Пытаться бежать через потайной ход было уже слишком поздно. В панике я осмотрелась вокруг в поисках чего-либо, чем я смогла бы обороняться, и нашла только старый штопор. Когда я сжала деревянную ручку в кулаке, металлическая спираль торчала между моими пальцами. Получился видоизмененный кастет. Ник бы гордился мной.
– Отойди от двери! – повторил Ноар, на этот раз более настойчиво.
Я проигнорировала его и встала в стойку рядом со входом, когда дверь распахнулась и через нее протиснулись две переплетенные фигуры. Я узнала блондинистый конский хвост моей матери, которая боролась за свою жизнь, словно фурия. Не колеблясь, я бросилась на нападавшего. Он был огромный и носил темную шерстяную шапку. Я воткнула штопор ему в спину. Но зимнее пальто нападавшего было слишком плотным, чтоб серьезно ранить его. С яростным рычанием он бросил меня через всю комнату. Старая бочка затормозила мое приземление. При падении воздух вышибло из легких. Боль пронзила позвоночник. Я услышала крик моей матери. Размыто я увидела, как ко мне приближались грязные сапоги. Разум понимал, что мне нужно подняться, но мышцы отказывались меня слушаться. Я попыталась подняться, опираясь на бочку, и мне потребовалось две попытки, прежде чем это удалось. Затем я увидела, как нападающий перевернулся. В его спине торчал кухонный нож. Над ним стояла моя мать. Ее темно-синяя пижама была вся в крови, но не вся эта кровь принадлежала мужчине на полу.
– О боже… – прошептала я и бросилась к ней. Ее колени подкосились. Я осторожно уложила ее на пол. Она держалась за живот. Сквозь ее пальцы сочилась ярко-красная кровь. О нет! Мне нужны были компрессы, жгут, что угодно! Но мама схватила мои руки так сильно, что это даже причиняло боль.
– Они… твоего отца…
– Нет! – я вырвалась из ее хватки и попыталась остановить кровотечение. Но мама нащупала мое лицо, так что мне пришлось посмотреть ей в глаза. В них отчетливо читался факт, что сдавил мне горло.
Она умирала.
– Не скорби… по мне… – ее голос был слабым, словно это были не ее слова. Я почувствовала неприятный скрежет под кожей. Она подчиняла меня своей воле. Зачем она делала это? – Или по твоему отцу. Мы умрем… гордясь… вами. – Что?! Мой отец тоже… – Не нужно скорбеть!
Противное чувство стало невыносимым. Я не знала, что со мной происходит, и, прежде чем я смогла противостоять ее воле, она вложила что-то холодное мне в руку. Мама тяжело хватала воздух. Ее взгляд стал умоляющим. Она хотела сказать что-то еще, но ей не хватало сил. Я нагнулась к ней так, чтобы мое ухо было достаточно близко к ее рту. Мама прошептала два слова. Два слова, которым я не могла поверить. Затем ее тело безжизненно обмякло. Мне следовало плакать, мне следовало кричать, но голос моей матери все еще звучал эхом в моей голове. Она не разрешила мне горевать, потому что я должна была кое-что для нее сделать. Я посмотрела на свою ладонь. В ней лежала окровавленная связка ключей.
Два слова…
«Освободи его!»
Любимое амплуа Ноара
В отчаянии я пристально смотрела на свою мертвую мать и ничего не чувствовала. Этого же не могло быть… Или?
Пульс гремел у меня в ушах. Шум становился все громче по мере того, как под ее телом разрасталась лужа крови. До меня донесся приглушенный голос. Я моргнула пару раз. Снова послышался голос. Это был Ноар. Его взгляд был устремлен на вход. Там кто-то с грохотом спускался по лестнице. О боже! Злоумышленники еще не закончили с нами.
Я сжала в кулаке связку ключей моей матери и подбежала к Ноару. «Освободи его», – сказала она. Поэтому мама и пришла в подвал. Она не могла знать, что я была тут, и сама хотела освободить его. И это могло означать только то, что Ноар был нашей последней надеждой. Шаги на лестнице становились все громче. Мои руки дрожали. Какой ключ был подходящим? С виду по крайней мере пять из них могли открыть замки на этих железных цепях.
Первый не подошел. Второй у меня не получилось даже пропихнуть в замок. Затем я чуть не уронила связку ключей на пол.
– Эй… – я вдруг подняла взгляд и утонула в черных глазах, полных звезд. – Сделай глубокий вдох, – сказал Ноар мягко. Спокойствие в его голосе передалось мне. Я подавила приступ паники и сконцентрировалась на моем задании. Третий ключ тоже не подошел, но четвертый проскользнул в замок. Но его заклинило. В тот самый момент у подвальной двери возник коренастый мужчина. Темные усы покоились над его злобной ухмылкой, а в руке мужчины блеснуло что-то, напоминающее мачете. Я застыла.