Увеличить сундук, без магии аккуратно поместить в него возможное количество маховиков времени, бережно заворачивая каждый в бумажные салфетки, закрыть сундук, отрезая следилки и обеспечивая герметичность и защищенность содержимого от внешней магии, уменьшить его и поместить обратно в мешок, взять следующий... Я работала быстро и четко, так как счет шел на минуты. Один из маховиков все время был под рукой, чтобы в случае провала успеть метнуться в прошлое и получить дополнительный шанс на разруливание ситуации.
Помимо маховиков, в комнате находились всевозможные часы, сейчас на разные голоса аккомпанирующие моим действиям тревожным, подстегивающим тиканьем. Это немного сбивало с толку: требовалось несколько секунд, чтобы определить, что именно перед тобой и стоит ли брать это или оставить на месте. Пространство в каждом сундуке и количество сундуков было ограничено, и к концу я даже засомневалась, влезет ли все, или придется оставить самый большой маховик (вместе с постаментом, на который он был установлен, он был размером с напольные часы, но оказалось, что их можно разъединить). Этот гигант один занял целый сундук, и укладывала я его в последнюю очередь. Уже собираясь уходить, заметила книжный стеллаж, скромно спрятавшийся в тени между двумя выступающими постаментами, и, пролистав одну из книг, стоящих на нем, выяснила, что это дневник наблюдений экспериментов со временем. Сейчас времени просматривать записи не было, так что я просто смела все содержимое в мешок и, уменьшив его и запихнув в карман (тот экстренный маховик тоже пришлось убрать, чтобы не всполошить охрану раньше времени), вышла из Комнаты в общий зал, прошла по коридору и лифтом переместилась на седьмой этаж. Дошла до туалетов и посмотрела на время. Пять минут десятого. Замечательно. Я зашла в мужскую уборную, убедилась, что никого здесь нет, переоделась в черную мантию, наложила на себя чары Хамелеона и Отвлечения внимания, после чего, заняв стратегически выгодное положение под раковинами, оперативно извлекла «экстренный» маховик и пять раз провернула часы. Когда перед глазами перестало вращаться, я заметила, что ощутимо посветлело. Маховик снова оказался в сундуке, уменьшенный сундук в мешке, а чары обнаружения присутствия показали, что в данный момент в уборной находится всего один человек. Я выпрямилась, сняла с себя уже ненужные чары, лифтом переместилась в Атриум и спокойно прошла камином в «Дырявый Котел», чтобы чуть позже затеряться в маггловском мире. Инструктор по аппарации, когда мы были с ним на свидании, показал мне несколько крайне занимательных трюков, часть из которых позволяла стряхнуть с себя хвост и усложнить жизнь преследователям. Теперь, располагая должным количеством времени (к Северусу я все равно вернусь не раньше, чем кончится действие Оборотного, а до этого счастливого момента мне еще часа три), я развлекалась тем, что упражнялась в аппарировании. Петляла, как заяц, хотя смысл в этом был лишь в том случае, если у гипотетических противников будет хотя бы один маховик времени на руках (что весьма вероятно, как ни посмотри). Как только действие Оборотного рассеялось, мужская одежда повисла на мне мешком, а штаны упали на землю, как в глупой американской комедии. Хорошо еще, что я в этот момент находилась в безлюдной сельской местности, так что насладиться зрелищем все равно было некому.
Переодевшись, аппарировала в Дувр и вскоре уже заходила в нашу палатку. Северус отвлекся от разговора с Малфоем, одарив меня широкой улыбкой и, свернув беседу, отключил зеркало.
— Ты быстро, — довольно заключил он. — Что, инструктор был настолько плох?
— Северус, — возмутилась я. — Откуда ты только такого нахватался!
— От Люциуса, — хмыкнул сын. — Он поддерживал меня морально все это время, как только узнал, что моя мама бросила меня и ушла на свидание.
— Очень любезно с его стороны, — пробурчала я. — Но ты не прав: все прошло более чем чудесно. А теперь, если мы хотим успеть на ближайший паром, нужно переместиться в кабину и выдвигаться.
Я развернулась, чтобы первой подать пример, но на выходе запнулась о порожек и буквально вывалилась наружу.
— У-у-у… — послышалось насмешливое сверху. — Пить надо меньше.
— Да я вообще не… — начала я и осеклась.
Опа! А ведь он прав. «Однако это чудесное зелье нельзя пить слишком часто, так как оно очень токсично, а чрезмерное употребление приводит к головокружению и очень сильной самоуверенности, что, в свою очередь, притупляет чувство самосохранения…» — сами собой всплыли в сознании строки из книги зелий. Почему-то ни когда я готовила Феликс, ни когда решилась проверить его действие, о них не вспомнилось. Только теперь. Сейчас, когда я знала, что с вероятностью в девяносто процентов у меня передозировка, многие вещи, которые я совершила за последние сутки, уже не казались такими гениальными и логичными. Похоже, улучшенный рецепт Феликса, описанный Баджем, изначально предполагал другие дозировки, а это подводит нас к выводу, что на авантюру украсть у невыразимцев маховики меня подтолкнуло коварное зелье, лишив критичности восприятия и трезвости ума. В данный момент я уже не могла сказать, зачем, собственно, мне это было нужно: денег у нас и так более чем достаточно, а рисковать будущим, своим и Северуса, ради пусть и полезных, но не необходимых вещей? Радует еще, что мы заранее планировали переехать, потому что после такой драматичной эскапады эмиграция — единственный способ хоть как-то поправить положение.
— Мам? — тревожно спросил Северус, оказываясь рядом и пытаясь помочь застывшей мне встать. — Ты в порядке? Ушиблась? Или нога?
— Голова, — тяжело вздохнув, самокритично признала я. — Но уже все хорошо, не нужно волноваться.
— Может, тогда на завтра переезд отложим? — обеспокоенно спросил он.
Поджав губы, я помотала головой. Нет, даже несмотря на легкое головокружение, медлить было нельзя ни минуты. Только во Франции я почувствую себя в относительной безопасности. А потому я заняла водительское место и выехала со стоянки. Нас ждал паром Дувр-Кале.
Комментарий к Глава 14 * (в переносном значении): не подлежащий проверке, контролю и критике со стороны общественности.
====== Глава 15 ======
Когда на пароме, припарковавшись, я вылезала из кабины Студебеккера, меня догнало головокружение. От пережитого адреналинового шока слегка потряхивало, и зуб на зуб не попадал.
— Мам? — громко позвал меня Северус, бросаясь вперед, чтобы поддержать под руку. — Что с тобой? Ты такая бледная…
— Все хорошо, Северус, — чувствуя давящую пульсацию крови в голове, слабо улыбнулась я. — Что-то голова закружилась.
Я глубоко вздохнула, силой воли заставив себя не сосредотачиваться на пугающих ощущениях, и самовнушение помогло.
— Итак, — немного придя в себя, я посмотрела на обеспокоенного сына. — Что будем делать? Нам плыть два часа, так что можем пойти осмотреть паром и заодно найти корабельный ресторан, чтобы перекусить, или просидим все время в машине.
— Ты себя как чувствуешь?
— Нормально. Не развалюсь от небольшой прогулки. Может даже наоборот, морской воздух вернет мне хорошее самочувствие.
— А это не морская болезнь?
Я задумалась, всерьез рассмотрев эту возможность, а потом помотала головой:
— Нет: меня не тошнит, а там это главный симптом. И мне, правда, уже лучше, не волнуйся.
Повеселев, Северус выразил горячее желание осмотреться. Действительно, когда еще мы окажемся на настоящем пароме? Думаю, не ошибусь, предположив, что уже вечером на Люциуса выльется поток очередной крайне занимательной информации о пароме, корабельной кухне, Ла-Манше, морских путешествиях и всем остальном, что Северус сочтет достойным упоминания. Паром качнулся и начал величественно отчаливать. Засмотревшись на удаляющийся берег причала, я вздрогнула, когда на меня сверху с клекотом спикировал комок перьев. Черт, мы опять забыли про Мерзавчика! Представить боюсь, какой скандал бы он нам закатил, если бы ему пришлось лететь через пролив. Вроде как магические совы куда быстрее и выносливее своих маггловских собратьев (и носят письма по всему миру), но обиду за наше бегство никто не отменял, а с его характером, во что могла вылиться эта обида, я даже предположить боюсь.
С трудом успокоив взбудораженного и возмущенного до глубины души нашим предательством Мерзавчика, я подсадила его на его любимое место — мое плечо — и мы двинулись к выходу из автомобильного отсека на главную палубу.
Два часа пути пролетели мгновенно. Ну, здравствуй, Франция! Достав карту этой страны, на которой уже были отмечены зоны нашего интереса и несколько красных точек, я передала ее Северусу. Теперь, после месяцев путешествия, он освоился и неизменно работал моим навигатором, отслеживая маршрут и указывая повороты.
На этой карте, помимо уже привычных нам точек, добавились новые. Виноградники. В свое время на волне увлечения Ганнибалом я читала про правильный выбор вин и просматривала таблицы миллезимов по странам, так что Омут памяти помог и сейчас. Итак, я знала, что по винам Франции существует двадцатибальная шкала оценки, и меня интересуют исключительно вина премиум-класса, то есть 19-20 баллов. Дальше внимание обращается на примечания. Например, символы, сопровождающие численную оценку качества вина, в таблице Паркера, следующие:
C — Внимание, может быть слишком старым (Caution, may be too old)
E — Рано созревшее и открывшееся (Early maturing and accessible)
I — Нестабильное, даже среди лучших вин (Irregular, even among the best wines)
T — Остаточные танины, молодое, или недозревшее (Still Tannic, youthful, or slow to mature)
R — Можно пить уже сейчас (Ready to drink)
А вот винный фонд Berry Bros & Rudd распределяет вина по шкале от 1 до 10, сопровождая свои оценки рекомендациями по своевременности употребления вина — от «пить сейчас» до «хранить».
Правда, информации по шестидесятым у меня было на порядок меньше, хотя и по ним кое-что найти удалось. Так, например, лучшее качество винограда, выращенного во Франции, для красных вин Бордо было в 1899, 1900, 1904(?), 1918, 1920(?), 1921, 1928, 1929, 1934(?), 1937(?), 1945, 1947, 1949(?), 1953(?), 1955, 1959 и 1961 летах, для сотернов и барсаков — 1893, 1896, 1900, 1904, 1906, 1921, 1929, 1937, 1942, 1945, 1947, 1949, 1950, 1953, 1955 и 1961; для красных бургундских — 1864, 1865, 1893(?), 1904(?), 1906, 1911, 1915, 1919, 1920, 1921, 1928, 1929, 1934, 1937, 1943, 1945, 1947, 1949,1959 и 1961; для красных вин Роны — 1904, 1911, 1923, 1924, 1928, 1929, 1934, 1937, 1943, 1945, 1947, 1949, 1952, 1953, 1955 и 1961; для вин Эльзаса (из винограда позднего сбора) — 1921, 1928, 1929, 1937, 1945, 1947, 1949, 1952, 1953, 1955, 1959, 1961, 1964 и 1966. Лучшими годами для миллезимных шампанских вин были 1945, 1947, 1949, 1952, 1953, 1955, 1959, 1962, 1964 и 1966.
Еще важным фактором является срок хранения вин разного типа. Большинство божоле живут всего год-два, да и для долгоживущих типов вин нет единого стандарта. В частности, для Эльзаса срок жизни сухих вин вряд ли превышает 30 лет, но лучшие десертные вина из винограда позднего сбора (ванданж тардив и селексьон де грэн нобль) могут жить значительно дольше. Но для меня данный вопрос сейчас почти не стоит: когда можно убрать вина под чары консервации, беспокоиться об их сохранности не стоит.
Итак, наше путешествие по Франции прошло под заглавной темой «Вино и замки», что не удивительно, ведь большинство виноградников в этой стране сосредоточено вокруг замков, которые являются основным местом производства вин. Даже сейчас, в середине зимы, замки смотрелись величественно-романтично. Несмотря на то, что я опасалась преследования из Англии, их красота и безмятежность благотворно влияли на мое настроение и самочувствие. С каждым прожитым без происшествий днем напряжение все больше отпускало, а тугой комок, в который, казалось, превратились внутренности, понемногу распутывался. А взгляд на аккуратно составленные и уменьшенные винные стеллажи буквально заставлял мурчать от удовольствия. Мне не нужно было даже их пить, одно любование прекрасным (как и в случае с пребыванием в библиотеке), уже вызывало ощущение тихого счастья. Моя заначка!
Северус часто шутил, что не понимает мою логику. Как соотносятся эти покупки с тремя прикрепленными на видных местах (на ветровом стекле в кабине Студебеккера, над моим спальным гамаком и рядом с кухонным консервационным шкафом (магическим аналогом холодильника) мотивационных плакатах, которые я сделала вечером нашего первого дня пребывания на земле Франции. На белом листе формата А4 крупными буквами было выведено «НЕ ПИТЬ!» (подразумевалось «Не пить Феликс Фелицис», но лично мне для напоминания было достаточно и первых двух слов), а чуть ниже уже более мелко дополнялось «в крайнем случае, уменьшить дозу». В первый раз увидев надписи, Северус довольно кивнул, явно вспомнив пьяные выходки отца, но на следующий день мы посетили первый из многих виноградник, и его надежды на трезвую маму разбились вдребезги. И хотя я объясняла, что часто употреблять это не буду, что это запас, такой же как и с едой, которого хватит на долгие годы, мелкий поборник трезвости лишь скорбно поджимал губы и смотрел укоризненно…
Во время экскурсий и разговоров с продавцами или местными жителями нас очень выручали переговорные амулеты. Услышав слова родной речи от иностранцев, и тем более англичан, все французы сразу становились ужасно приветливыми, радушными и гостеприимными. Нередко нас с Северусом приглашали на чашечку чая или бокал вина, расспрашивали о новостях с островов (я столько раз успела порадоваться, что читала маггловские газеты и могла достойно поддержать беседу), кормили вкуснейшей выпечкой и неизменно звали «заезжать еще». Помимо вин, мы закупились огромным количеством фуа-гра; утиного и гусиного конфи (а также такой экзотикой, как конфи из крольчатины); паштетами и терринами всех видов; черными и зимними трюфелями (их на местных ярмарках в промышленных масштабах закупал мистер Купер, чтобы не вызвать неудобных вопросов о том, откуда у вдовы Снейп столько денег); оливковым маслом, настоянным на трюфеле; лионскими, арльскими, тулузскими колбасками; майенскими, кольмарскими, страсбургскими копчеными окороками; арденскими сосисками; байонской ветчиной; всевозможными сырами (кроме плесневых, их я никогда не понимала); соусами (в том числе тапенадой) и горчицей; прованскими травами и многим, многим другим. Как-то сам собой вспомнился Слагхорн, когда мы посетили аналог Косого переулка в Париже. Через находящиеся здесь международные камины можно было заказать доставку любого груза в любую страну Европы. Так моему бывшему декану отправилось небольшое письмо и корзинка с несколькими бутылями хороших вин и деликатесами под чарами консервации.
Заодно зашли в местный центр колдомедицины: хотелось удостовериться, что Северус действительно здоров (еще по своей прошлой жизни знаю, что многих проблем можно избежать, если диагностировать их на ранних стадиях развития заболевания). Вердикт улыбчивого и крайне любезного колдомедика был хорошим, а, разговорившись, я задала давно интересующий меня вопрос относительно дозировок и возможности постоянного применения Умострильного зелья (помнится, в одном своем рассказе я писала, что из-за сочетания с другим зельем оно стало токсично и вызвало большие проблемы для здоровья главного героя, так неосмотрительно им воспользовавшегося).
— Да, я прекрасно понимаю ваши опасения, миссис Снейп, — закивал француз. — Это так замечательно, что вы ответственно подходите к воспитанию и здоровью сына. Скажу так: если зелье сварено идеально, что, увы, случается нечасто, то никаких проблем от постоянного применения не будет. Оно также не войдет во взаимодействие с другими зельями, так как уже провзаимодействовавшие друг с другом компоненты станут полностью инертны. Но цена на пузырек отличного Умострильного сейчас неоправданно высока, так что у большинства магов просто нет возможности пользоваться данным зельем так часто.
— А вы не могли бы проверить качество данного зелья, — попросила я, достав из сумочки заранее приготовленный пузырек.
Он кивнул и, протянув руку, взял его и повернул к свету. Бормоча какие-то отрывистые замечания, взболтал, потом открыл, капнул чуть-чуть на палец, попробовал и вынес вердикт: