— За что это ты так её не любишь? — удивилась я. — Она же всей душой за возвращение Кругов. За их восстановление в прежнем виде, если её слова мне не переврали.
— Вот-вот. К чему привело существование Кругов в прежнем виде? А если дать волю таким, как она, всё станет ещё хуже. И вообще ненавижу, — с неожиданной злобой прибавил он. Я присмотрелась к нему: бледность, слабость, испарина на лбу и над верхней губой, лёгкий тремор, немотивированная агрессия… Последствия приёма лириума? Не в темнице ли с редклифскими пленниками у него был пост? — Лживая двуличная сука. К сожалению, слишком умная. К ещё большему сожалению, очень сильный маг.
— Думаешь, ты бы не справился с нею?
— Не знаю.
— Ты давно знаешь сэра Каллена? — В ответ на его недоумённый взгляд я пояснила: — Тебя так легко пустили к нему во время нашего разговора.
— Я служил в Киркволле под его началом.
— Лейтенантом?
— Заметно? Меня разжаловали после очередного группового побега. На моё счастье, рыцарь-командор не подозревала меня в соучастии — тогда бы я разжалованием не отделался. Я просто не справился со своими должностными обязанностями: недостаточно тщательно обыскивал спальни и не озаботился внедрением достаточного количества осведомителей в группы подозрительных магов. А потом я уже не захотел заново совать голову в эту петлю. Отвечать за себя одного всё-таки намного проще. А почему ты спросила про капитана? То есть, коммандера, конечно.
— Ну… — я склонила голову набок, старательно похлопала глазами и с придыханием произнесла: — Он же такой лапочка! Кудрявый блондин, такой высокий, мускулистый, такой мужественный…
— Я могу перекрасить волосы и завиться, — предложил Мартин с немного натянутым смешком. — Если тебе так уж нравятся блондины, да ещё и кудрявые.
— Не уверена, что стою таких жертв.
— Ты и не таких стоишь.
Он словно решился наконец — встал, подошёл вплотную, обнял меня и прижался щекой к моей макушке. Его дыхание щекотало мне шею, но никакого отклика близость мужского тела во мне не вызывало. То ли перегорело всё давным-давно, то ли просто скопилась такая усталость, что не хотелось ничего. Вообще ничего.
— Если ты потерпишь ещё полчаса, — сказала я, деликатно отстраняя его, чтобы не испачкать ему форму, — я здесь приберу и можно будет идти.
— Хорошо, — сказал он, но рук не разжал.
— Мартин! Я устала, я хочу спать, а ты мне не даёшь закончить работу.
— Прости, — он вздохнул и с откровенной неохотой отпустил меня. — Впору подозревать тебя в магии крови, монна формари, хотя это такая чушь, что самому смешно. Но я даже сопливым рекрутом твёрдо знал, что у храмовника и мага не выйдет ничего хорошего, а теперь смотрю на тебя и думаю: «Да гори оно огнём, мне в лучшем случае лет десять осталось — могу я хоть что-то от этой жизни получить?»
— Да-да, гори огнём, ебись конём, — проворчала я. — А мнение мага вас хоть немного интересует, сэр храмовник?
— А что, незаметно?
— Нет. Вот сядь опять где сидел, а я сложу всё в воду и протру стол. Так и быть, можешь задать мне какой-нибудь неприличный вопрос, у меня руки и язык работают независимо друг от друга.
— Тот парень, которого ты любила… он погиб?
— Был убит кем-то из Драконьих культистов, — ровным голосом ответила я, только рука, посыпа’вшая содой мраморную столешницу, дрогнула. — И судя по тому, что я видела в Хасмале, это было лучшее, что могло с ним случиться. У него была какая-то особенно острая и тяжёлая зависимость от лириума, — пояснила я, размазывая соду мокрой тряпкой по мокрому столу. Белёсые разводы быстро таяли, терялись на слоистом фоне. — Я потому и начала подбирать составы для облегчения его состояния, что ему не хватало выданного лириума, а между приёмами ему было совсем плохо и становилось всё хуже.
— Как Самсону, — пробормотал Мартин. — Создатель, он этот лириум чуть ли не столовыми ложками жрал, клянчил у тех, кто мог без него обойтись, пытался вымогать у новичков… Я сначала поверить не мог, что именно он возглавил красных храмовников: он же видел, что происходило со Станнард, и знал, что с нею стало в конце концов. Она была уже абсолютно невменяема, когда объявляла Право Уничтожения, это даже до капитана наконец дошло, хотя он всё пытался её оправдать. Но опять-таки… Самсона могло ломать так, что ему было уже всё равно, голубой, красный или зелёный в крапинку — лишь бы лириум.
Он посмотрел на меня, намывавшую стол с таким усердием, будто на нём предполагалось оперировать кого-то.
— Парню правда повезло, что его убили, Лисс, — тихо, но очень твёрдо сказал он. — Ты бы знала, сколько народу вот так сгорело у меня на глазах. Честное слово, не раз и не два уже думал, что когда начну сходить с ума, просто уеду в Орзаммар и попрошусь в Легион Мёртвых. Нажрусь перед смертью лириума до крылатых радужных нагов в глазах и погибну геройской смертью в неравном бою с порождениями Тьмы.
Я без улыбки кивнула. Это точно было лучше, чем пускать блаженные слюни или, наоборот, кидаться на фрески в часовне с мечом в руке. Обожравшийся лириума до радужных нагов рыцарь-лейтенант наверняка даже эмиссара способен размазать Святой Карой. А гномы народ практичный и слегка свихнувшегося храмовника, скорее всего, действительно примут в свой Легион. Храмовничьи умения на них не действуют; оглушить его и связать, если начнёт чудить, у них вполне хватит сил, бойцы они свирепые; а с лириумом, необходимым для Благословенных Клинков или Очищения, на Глубинных Тропах куда проще, чем наверху.
— Я слышала от гномов, что Серые Стражи в конце концов рано или поздно уходят с Легионом Мёртвых, — сказала я. — А то, что случилось в Адаманте… Какие-то неясные слухи про ложный Зов, которым их заманили. Если этот Зов так же сводит их с ума, как вас — лириум, удивительно, что кто-то вообще вступает в их орден.
— Что находятся желающие стать храмовниками, хотя возле любой часовни непременно болтаются двое-трое ветеранов, забывших собственные имена, тебя не удивляет?
— Когда в таверне к тебе подсаживается пьянчужка и начинает вдохновенно врать о том, каким искусным мастером или удачливым торговцем он был, пока злой рок, подлый соперник или змеюка-жена не разрушили его жизнь, никто ведь не думает, что любого лавочника или кузнеца ждёт в конце концов такая же судьба, — возразила я.
Я сняла фартук и перчатки, бросила их в корыто, чтобы подёнщицы отмыли их утром, проверила, все ли горелки погашены.
— Лисс, — сказал Мартин, ничего не ответив на мои слова, — ты меня к себе не подпускаешь, потому что я храмовник? Дело ведь не только в том парне, с которым тебя разлучили, правда? Было что-то ещё?
Я привычно запустила рой светляков, чтобы погасив лампы, не остаться в темноте.
— Нет, — сказала я слегка озадаченно. — Не насиловали и даже принуждать не пытались. Во-первых, сэр Брайсен не позволял ничего такого, а во-вторых, у меня самой репутация была… Думаешь, за что меня Виверной прозвали? За кроткий нрав и недолгую память на обиды? А уж когда поставки лириума стали полностью зависеть от того, смогу ли я договориться с контрабандистами, то дураков, желающих со мной поссориться, и вовсе не осталось.
— Ну, не краситься же мне в блондина в самом деле?
Я рассмеялась.
— Боюсь, коммандер не оценит твоих попыток стать похожим на него, — сказала я. — Нет, Мартин, дело вообще не в тебе. Слишком много было… всего. У меня теперь на душе мозоли, как на пятках — ороговело всё; что-то можно почувствовать, только поранившись до крови.
— Именно поэтому, — саркастически отозвался он, — ты, как я понимаю, фактически содержала остатки Круга, нанявшись к бандюгам. И свои кровные заплатила ушлому мерзавцу, чтобы переправил в безопасное место девчонку, и до сих пор не можешь простить себя за то, что не отправила туда же и мальчишку. Чёрствая, бездушная, глухая к чужим бедам ферелденская сука, да-да. Создатель! А кто в лаборатории пропадает чуть ли не до полуночи, готовя лекарства? Не смеши меня, Лисс. Ты просто боишься, верно? Новых отношений, новых потерь, новой боли. И Вернона поэтому не хочешь брать учеником — а вдруг ты и его не сможешь защитить?
Он вглядывался в моё закаменевшее лицо, но я молчала. Молчала, честно говоря, потому что просто боялась открыть рот. Куда меня понесёт, чего я наговорю, сорвусь ли в истерику или просто разревусь, как девчонка — предсказать было невозможно, поэтому я просто помалкивала.
— Лисс, — Мартин взял меня за руку и легонько сжал пальцы, царапая мозолями свежий ожог, — просто знай, что я рядом, ладно? И лириум тут вовсе ни при чём.
========== Глава восьмая ==========
«Магия призвана служить людям, а не править ими.
Злы и испорчены те,
Кто принял дар его
И обратил против детей Его.
Да будут названы они Малефикары, проклятые.
Да не найдут они покоя в мире
И за его пределами.»
— Преображений 1:2
— Ну, и как тебе? — усмехаясь, спросила я. — Учти, это я сегодня в хорошем настроении была. Накануне женских праздников вполне можешь получить черпаком по лбу, а не выслушивать мои гневные вопли о том, какой тупой урод тебя, дурака криворукого, учил нож в руках держать.
Обедали мы в лазарете, вместе с целителями и сиделками — я не хотела терять время на дорогу туда-сюда, а главный целитель не считал лишнюю миску похлёбки таким уж разорением для лазарета. Особенно если взамен формари моего уровня лишний час будет готовить лекарства. Возможного ученика я тоже привела с собой, и ему без единого слова налили рыбного супа и положили тарелку рагу: банка мази от ожогов ещё ни на одной кухне лишней не была.
Вернон посмотрел на свой палец, обмотанный бинтом с жирным жёлтым пятном над местом пореза, и упрямо помотал головой.
— Я Гленна расспрашивал про вас, — сказал он, со второй попытки ухватив кусок хлеба левой рукой с неловко отставленным забинтованным пальцем. — Он мне много всякого рассказал.
Я в сомнении глянула на Гленна, сидевшего в окружении сразу трёх сиделок — целители в большинстве своём были уже не молоды и не особенно привлекательны, и симпатичный парнишка с отлично подвешенным языком выгодно (на взгляд фермерских дочек) выделялся среди них.
— Да уж представляю, что он мог рассказать, — проворчала я. Сама вымотанная и вечно раздражённая своей неспособностью как-то помочь больным и вообще на что-то повлиять, я поддерживать и утешать сопливого целителя, тяжело переживающего свою бездарность и никчёмность, в дороге не могла. Просто сил не хватало. А общаться нам поневоле приходилось часто и подолгу.
Гленн, занятый разговором одновременно со всеми поклонницами, взгляда моего не заметил, зато Вернон хмыкнул:
— Вы у него святая почище самой Пророчицы Андрасте, честное слово. А ещё я после его рассказов и задумался всерьёз о том, что сильный стихийный маг — это колдун проклятый, а средненький целитель — он вроде как и Создателю угоден. Особенно, если денег не берёт, а согласен на вчерашний пирожок и кружку кислого молока. Монна, я вот ещё немножко пальцы себе ножом подрежу, чтобы руки кривыми не были, и надеюсь, что смогу так же заработать себе хотя бы на кружку молока и охапку сена для ночлега, как Родрик. Ну, приятель мой, мы с ним всегда вместе садимся в трапезной. Мы с ним так почти неделю продержались, потому что у него хоть что-то из целительских заклинаний получалось, а я всего раз мяснику разделанную тушу проморозил хорошенько, чтобы не протухла, и нам дали всяких обрезков.
— Какими добрые люди собак кормят, — кивнула я.
— У вас была собака?
— Мои до сих пор держат парочку — с мабари во дворе, знаешь, спокойнее как-то. Я правильно понимаю, ты хочешь знать ремесло, которое тебя сможет прокормить в случае чего?
— Ну, — напряжённо проговорил он. — Да. Я, конечно, могу соврать про то, как сам мечтал стать формари, да вот не вышло, но честно-то говоря, если бы мы не побродили с Родриком, не поголодали неделю, нам бы в жизни в голову не пришло, будто магу даже на чёрствую корку так сложно заработать.
Я кивнула. Я всегда считала, что это и есть главный вред Кругов, а не пресловутое отсутствие свободы — маги не умели (именно потому что их никто никогда этому не учил) ни позаботиться о себе, ни вообще как-то выживать в мире, где еда не появляется на столах трижды в день словно бы сама собой, а несвежие панталоны волшебным образом, ничего общего не имеющим с обычной магией, заменяются чистыми.
— Вы так вдвоём сюда и добирались? — спросила я.
— Нет, — Вернон опять помотал головой. — Мы наткнулись на нескольких храмовников, которые шли в Скайхолд. Это мы подслушали случайно и подумали, что надо тоже идти сюда. Так-то мы просто бродяжничали, когда отстали от своих. Что бы там Генрих ни вещал с горящими глазами про свободу для магов, про новые времена, про мир, который ещё узнает и содрогнётся, нам не хотелось в этом участвовать. Мы, конечно, ушли из Круга с мятежниками, — попробовали бы не уйти! — но участвовать в каком-то безумном эксперименте тевинтерского магистра нам не хотелось. Что ж он в Ферелден-то приехал, а не у себя дома экспериментировал? Такое даже в Тевинтере запрещено? В общем, мы потихоньку смылись ещё во время высадки на берег, побродили там и здесь и сдались храмовникам, когда возможность подвернулась. Храмовники, конечно, не сахар, — сказал он с кривенькой улыбочкой, — но после добрых фермеров… Мы с Родриком решили, что лучше, если тебя разок пырнут мечом, чем переломают все кости и бросят подыхать.
— Или обложат соломой и подожгут для верности, — буркнула я. — Да уж, в результате этой войны выжившим магам очень долго придётся доказывать, что с ними можно вообще иметь дело. Храмовники, впрочем, тоже порядком подпортили свою репутацию защитников простых людей от злобных колдунов… Ладно, говорить о том, какими Круги были и какими они должны были быть, я могу много и с удовольствием. Задание тебе на после обеда, увечный мой: возьмёшь в библиотеке любую книгу по лекарственным травам, хоть то же «Руководство по ботанике» Инес Арансии, выберешь любые три-четыре растения и выпишешь как их полезные качества, так и вред, которые они способны причинить. Потом попробуешь, исходя из этих свойств, прикинуть совместимость данных растений. Илиана Гравира переписывать не надо, я его труды практически наизусть знаю. Свои мысли по поводу совместимости, понятно, да?
— Понятно, — кивнул Вернон. — А про Круги магов можно всё-таки спросить.
— Что именно?
— Какими они, по-вашему, должны быть?
Я взяла ещё кусок хлеба (он лежал в тарелках на столах, как когда-то в трапезной любого Круга магов, но это было такое уже почти забытое чувство — что можно брать сколько угодно), отодвинула пустую суповую тарелку и принялась за рагу.
— Учебные заведения, — сказала я, — они же научные центры с библиотеками, с лабораториями, с преподавателями для детей и молодёжи, с единомышленниками и оппонентами для тех, кто изучает какие-то магические аспекты… С храмовниками обязательно — на случай, если что-то пойдёт не так. Храмовники, кстати, есть даже в Тевинтере, знаешь? И там тоже усмиряют магов… правда, Дориан говорил, что обычно по политическим мотивам, ну так нас этим не удивишь, верно? В Киркволле, даже по словам храмовников, усмиряли всех, кто хоть слово осмеливался вякнуть против рыцаря-командора и её порядков.
— А детей в такие Круги всё-таки забирать принудительно?
— Каких дел способен наворотить не обученный маг, своей силы не знающий, боящийся и ладить с нею не умеющий, никогда не видел? Ты неплохой стихийник, как мне говорили — что ты сжёг или заморозил?
— Ничего. Правда-правда, — заверил он торопливо и слегка обиженно, хотя я никаких сомнений не высказывала. — Я мог хоть свечу зажечь без всякого огнива, хоть плиту растопить. Надо было помалкивать, а я, дурак, похвастался приятелям, и кто-то из соседей донёс храмовникам. — Его лицо нервно передёрнулось: кажется, того предательства он своим приятелям так и не простил.
— Ты откуда-то из Вольной Марки?
— Из Оствика, как Инквизитор. Отец упросил, чтобы меня оставили в тамошнем Круге, взятки, наверное, давал… — Он вздохнул. — Я ещё во время мятежа хотел домой удрать, но потом подумал, что так подведу своих, и вообще… понятно же, что первым делом по родственникам и пойдут искать. В общем, мы с Родриком решили сбежать от мятежников или когда с корабля будем высаживаться, или потом, по дороге к Редклифу. А так, в нашем Круге было терпимо, не как в Киркволле. С родными видеться разрешали, посылки и письма передавали, и учиться мне нравилось. У отца лавочка была, жили не так чтобы богато, но и не голодали, однако на приличное образование денег бы точно не хватило. Если бы не Круг магов, так бы я и сам потом лавочником стал, наверное. Братом Церкви… — он чуть пожал плечами, — нет, точно нет. Матушка-то не особенно любила Песнь Света распевать вместо того, чтобы делами заниматься, а отец с дядькой тем более.