— Я слышал о вас… — после недолгого молчания сказал Гиляровский. — Во Владивостоке ходили слухи, что кто-то воевал на Сахалине после заключения мирного договора, а потом вывел на японском крейсере людей на материк. Я даже сам видел этот крейсер и пытался навести справки, но, увы, не преуспел — прямых свидетелей не оказалось, а слухи, сами понимаете, разные ходили.
— Эсминца, не кресер! Кресера потопили, — влез Тайто, — еще напиши, как япона людя жег, как насильничал и как мы япона вешать.
Но тут же заткнулся, после того, как Лука показал ему кулачище.
— Тут кто хошь озвереет… — пробурчал Мудищев. — А что вешали — да, вешали извергов, иха мать. Но за дело.
Гиляровский согласно кивнул ему и поинтересовался у меня.
— И как вас встретили наши?
— В тюрьму запроторили, падлы… — зло пробурчал Лука.
Но тоже замолчал, уже под укоризненным взглядом айна.
— Было дело, — подтвердил я. — А в тюрьме пытались убить. Но в итоге выпнули из страны под другим именем. А остальной мой отряд разогнали по России, под строжайшую подписку о неразглашении.
— Что-то я не удивлен, все как всегда у нас… — Гиляровский ожесточенно дернул себя за ус и выматерился. — Скоты, вашу мать так растак. Хорошо, что не упекли обратно на каторгу. Наши дуболомы могли. А что, сильно японы зверствовали?
— Словами не описать, не сомлевайся — есть карточки, где все эти измывательства японов… — зло пробурчал Лука. — Там такое, что в жисть не поверишь…
Дядя Гиляй вопросительно посмотрел на меня, и я кивнул Тайто. Айн вышел и через несколько минут принес конверт из плотной бумаги.
Просмотрев несколько фотографий Гиляровский не скрываясь заплакал. Мы же просто молчали. А что тут скажешь? Со временем ожесточение притупилось, но я все равно не мог смотреть на эти фотографии.
Наконец, он зло утер слезы рукавом тужурки и осипшим голосом заявил.
— Люди должны знать, Александр Христианович. Как есть должны знать. Нельзя такое скрывать. И вас нельзя скрывать. Но как это сделать? Власти же на дыбы станут, ни за что не допустят. Это же для них конец, люд подымется…
— В свое время все узнают, — пообещал я. — Обязательно, даю слово, но в свое время.
На самом деле, я не зря дал интервью Гиляровскому. Информационный вброс у нас давно запланирован, и мнение известного, можно сказать, народного писателя будет совсем нелишним для того, чтобы всколыхнуть народ. Но время для этого еще не пришло.
Гиляровский было наладился задавать еще вопросы, но тут заявилась Майя и погнала всех из комнаты обедать, а мне притащила только мисочку крепкого бульончика с половинкой вареного яйца, да ломтик подсушенного хлеба.
— Да от такой кормежки меня ветром сносить будет! — бурно возмутился я. — А мне еще завтра ехать на демонстрацию катеров.
— Пил? — Майя покрутила носом, несколько раз втянула в себя в воздух, и, безошибочно нырнула рукой мне под подушку, куда Гиляровский успел засунуть свою фляжку. — Это что такое, Сашка?
— Побойся бога супружница! Это лекарство…
— Вот не любишь ты меня, — Майя всхлипнула.
— Еще как люблю… — сконфуженно пробурчал я.
— Не ври…
— Все, хватит выть. Люблю, сказал. Слезы на меня не действуют, только злят.
— Правда? — Майя лукаво улыбнулась.
— Правда. Быстро организуй мне… скажем… ростбиф средней прожарки, эдак с фунт весом, да картошечки толченой к нему и маслица, маслица пошехонского в толченку побольше. Огурчиков и миног, маринованных не забудь. А еще…
— Нет и еще раз нет, — холодно покачала головой Майя. — Тебе нельзя переедать. Обильная пища благоприятствует повышению кровяного давления, что категорически противопоказано при контузиях. Так уж и быть, добавлю немного отварного куриного мяса, на этом все. И не проси…
— Да ты что, голодом меня уморить хочешь?
К счастью, назревающий скандал прекратило явление курьера из Царского села, прибывшего с просьбой лейб-медиков к Майе немедленно явиться к государыне.
Я облегченно вздохнул, накинул халат и побрел на кухню. Но присоединится к трапезничавшим сотоварищам не успел, так как явились директор Департамента полиции Максимилиан Иванович Трусевич вместе с начальником Охранного отделения Карповым Сергеем Георгиевичем. Вслед за ними, буквально через минуту, пожаловали Свиньин и Стерлигов.
То бишь, почти полностью все руководство партии «Отчество»
Пришлось из кухни ретироваться и переместится в кабинет. Немедленно последовавшие вопросы о моем здоровье, я мягко оборвал.
— Жив, здоров. К делу, господа.
Гости переглянулись, после секундной заминки первым заговорил Карпов.
— Александр Христианович, нами получены данные, что государь, возможно, в самое ближайшее время, откажет в своем визировании договору по аренде Сахалина.
Сдержать ругательства удалось с трудом. Нет, я прекрасно понимал, что такое развитие событий вполне имеет место быть, но все-таки оказался не готов к этому, потому что очень надеялся на благоприятный результат.
— Источники?
— Самые надежные, ближайшее окружение государя, — коротко отрапортовал Карпов. — Привожу переданные нам его буквальные слова, высказанные в беседе с императрицей: «…сей договор выгоден для государства, однако же, не всегда нам приходится руководствоваться выгодой, Аликс…».
Наступило молчание, которое прервал Свиньин.
— Александр Христианович, есть мнение, что самое время начинать.
Я обвел взглядом присутствующих.
— Поддерживаю! — четко кивнул Трусевич.
— Да, пришло время, — в голосе Свиньина не было никаких сомнений.
— Время пришло, Александр Христианович, — подытожил Стерлигов. — У нас все готово.
Я задумался. Все-таки «Смута». Так я назвал наш план. Этот план в финальной стадии имеет два варианта развития — первый, резкое ограничение власти царя и превращение российского политического строя в конституционную монархию. Второй вариант — смещение Николая с трона и замены его регентом, до вступления в возраст совершеннолетия цесаревича Алексея.
— Господа, доклад о готовности. Максимилиан Иванович, прошу…
Трусевич встал.
— Тайные циркуляры по местам уже разосланы и приняты исполнителями. По сигналу они будут вскрыты, после чего в течении двадцати четырех часов все находящие в России фигуранты будут арестованы и изолированы…
Если вкратце, план подразумевал следующие действия.
По сигналу, в российскую и зарубежную прессу масштабно вбрасываются материалы о казнокрадстве в России и непосредственной причастности властей к этому.
Сразу после этого, полиция и охранное отделение производит аресты фигурантов из банковской и промышленной среды. Одновременно, специально подобранные операторы мнений активно стимулируют возмущения в народе.
Дума инициирует проверки и запросы, которые подтверждаются.
Через небольшой промежуток времени, проводится следующий информационный вброс — в прессу поступают материалы о сокрытии властями героического сопротивления японцам на Сахалине, а также документальные доказательства зверств оккупантов над местным населением.
Народ выходит на улицы на мирный протест, который инициирует общественная патриотическая организация «Отечество», к которой присоединяется большинство думских партий и войска петербургского гарнизона, следом за ними полиция и жандармерия.
Протест поддержат многие члены императорской фамилии, великий князь Николай Николаевич младший, возьмет на себя роль посредника между народом и монархией.
А дальше…а вот дальше, когда градус накала достигнет своего пика, придется делать выбор, по какому пути идти.
Все этапы плана тщательно проработаны, каждое действия срежиссированно, исполнители готовы, остается только дать сигнал.
И сигнал этот должен дать я.
Черт, страшно до чертиков, аж мурашки по спине бегают. Все дело в том, что в наших родных пенатах, все и всегда имеет постоянное свойство идти не по плану. Учесть всего невозможно, как не старайся. И последствия даже страшно представить. Кровь, кровь и еще раз кровь. В России по-другому не бывает.
Но надо решаться…
— Господа…
Взгляды всех присутствующих как клинки рапир скрестились на мне.
Забилась предательская мысль.
«Зачем? Зачем тебе это надо? На тебе и так крови — на сто чистилищ хватит. Беги, не лезь, ведь сам не знаешь, к чему эти художества приведут. Это ведь не партия в преферанс, на кону миллионы человеческих жизней. Хватит, не дури…»
Голову пронзила резкая острая боль, словно в мозги вонзили ледяную игру, я стиснул зубы, помедлил несколько секунд… и вместо того, чтобы отдать приказ начинать, сказал:
— Мне необходимо провести еще несколько консультаций, на что потребуется пару дней. Однако, всем быть в полной готовности, приказ о начале операции может последовать в любой момент.
Было видно, что мой ответ разочаровал офицеров. Однако, ни один из них не высказал возражений.
Почему я отложил выступление? Нет, не испугался. Да, я живой человек и мне частенько бывает страшно, но я уже давно научился преодолевать страх, в противном случае, — уже давно бы гнил в земле. Просто каким-то звериным чутьем почувствовал, что еще не время и интуитивно решил потянуть время. А своей интуиции я всегда доверяю.
Дальше, я еще раз обсудил с офицерами все этапы плана, после чего отпустил их, а сам вернулся в постель — есть и пить резко перехотелось.
Поздно вечером вернулась Майя.
— Что-то ты неважно выглядишь? — жена обеспокоенно положила мне руку на лоб. — Тебе не хуже?
— Нет, не хуже. Рассказывай, что там опять случилось с государыней? Тебя уже на придворное жалование ставить пора.
— Обойдусь, — спокойно, с легким оттенком пренебрежения, ответила Майя. — У меня есть ты. Что случилось? Распутина хоронили и Александре Федоровне стало худо на похоронах — но ничего страшного — обычный нервный срыв. А вот государь, как мне показалось, совсем наоборот, чувствовал себя просто прекрасно — видимо, трагически усопший сильно его тяготил. Хотя и государыня, после того как пришла в себя, мне призналась, что со смертью Распутина с нее словно наваждение сняли. Понимай как хочешь. Я всегда подозревала, что этот варнак обладал даром внушения.
— Да и черт с ним… — я обнял Майю и опрокинул ее в постель.
— Подожди… — жена со смехом оттолкнула меня. — Да подожди же, вот неуемный. Я еще не все сказала…
— Что еще?
— Мад, кажется, заинтересовалась одним гвардейским поручиком. А он ей стихи свои читал.
— Вот же стерва малолетняя. Ее же жених во Франции ждет. Да пусть ее, дело молодое. Так, на чем мы остановились?
— Да подожди ты! Есть еще кое-что. Александра Федоровна намекнула, что государь в самое ближайшее время хочет встретится с тобой?
— И зачем это? — я про себя выматерил оного государя самыми последними словами.
— Увы, не знаю.
— Да и черт с ним…
К утру, я уже совершенно забыл о намерении Николая со мной встретится, но об этом напомнил мне прибывший лейб-курьер.
Пришлось лезть в присланные роскошные сани и под личным конвоем ея императорского величества убыть в Царское село. Вместе с Майей и Мадиной, которых тоже затребовали.
Император принял меня исключительно тепло, представил жену. дочерей и сына, а после чего увел к себе в кабинет, где после короткого благодарственного спича в адрес Майи и меня самого, устроил настоящий допрос по договору аренды. Чем, честно говоря, сильно удивил — так как в процессе, показал себя очень даже неплохим экспертом международного права, неуступчивым переговорщиком, к тому же, уж совершенно неожиданно, крепким хозяйственником.
Договор мы разобрали едва ли не по каждому пункту, я прямо диву давался, нахрена царю это надо, тем более, учитывая его намерение мне отказать.
Но еще больше, меня удивило завершение разговора. Да что там, оно меня вообще ошарашило.
Николай внимательно на меня посмотрел и после недолгой паузы спокойно сказал.
— Мной подписан указ о создании государственной комиссии по имплементации сделки, господин де Лавардан. Однако, не считайте, что договор уже у вас в кармане. Есть несколько моментов, по которым мы подготовили свои возражения и дополнения…
Я от глубокого охренения, чуть не сломал в кармане мундштук, в который была вмонтирована капсула с очередным адским зельем, предназначенным уже для самого Николая.
Да ну нахрен? Неужто отдают Сахалин?
А как же все эти достоверные сведения о том, что царь собрался мне отказать?
Ой-ой, господа соратники, неужто вы решили сыграть свою игру?..
Глава 24
А вот тут я стал перед глубочайшей дилеммой.
Нет, в то, что соратники меня хотели подставить, я не верю, там, скорее всего, всего гораздо проще. Возможно, действительно, произошла накладка по информации: источники где-то недослышали, где-то додумали — тем более, что царь батюшка отличается витиеватостью изложения. А возможно, просто соратникам надоело сидеть без дела, и они решили слегка подстегнуть события. Что, тоже, более чем вероятно.
Так вот, дилемма не в том, казнить либо миловать ближников, она совсем в другом.
С одной стороны, причина убирать Николая отпала, следовательно, претворение в жизнь заговора, вроде, как и не требуется. А с другой стороны, изменения в политическом строе страны, оной стране только на пользу пойдут, особенно пред грядущими страшными вызовами.
Вот и думай, граф божьей милостью, как поступить. Либо ограничиться сиюминутными целями, либо, как говорил один известный персонаж, завертеть дело глыбже и ширее.
А это вам не это…
А еще, дело осложняется тем, что теперь я не смогу возглавить протесты сам, как предполагалось ранее, не особо красиво получится. Тут же скажут: мы тебе вона, Сахалин отдали, а ты дули принялся из-под пальто благодетелям тыкать — ты смотри, экий мудила. Как не крути, имиджевый урон получится.
Н-да, как же в России со всем и всегда сложно. Ну да ладно, еще не из такого выпутывался.
— Первое… — я обвел присутствующих тяжелым взглядом, — ежели, вам кажется, что я без оснований затягиваю дело — свои догадки предлагаю засунуть поглубже в самое темное и потаенное место — то бишь себе в задницу. Это вам не прыщ на носу выдавить, тут поневоле сто раз перекрестишься, ибо чтобы ты не задумал в России, априори пойдет через жопу.
Соратники угрюмо молчали, всем своим видом демонстрируя искреннее раскаяние.
Я сделал внушительную паузу, так сказать, для лучшего драматического момента, и только когда личный состав полностью проникся, продолжил суровым отеческим тоном.
— Второе — накладку с информацией я считаю случайной. А ежели, каким-то образом, она все-таки намеренная — злого умысла в случившемся не вижу. Однако, в дальнейшем прошу свести до минимума подобное, господа офицеры, так как цена ошибки чрезвычайно высока. Надеюсь, я понятно высказался? Не надо трясти покаянными мордами, вопрос был риторический.
Третье — вследствие известных вам обстоятельств, выступление откладывается до полного вступления договора в силу — на это потребуется не более месяца. На всякий случай повторю для самых ретивых — откладывается, но не отменяется.
И четвертое. По тем же причинам, что и в третьем пункте, теперь придется искать новое лицо протеста, являющегося одновременно официальным главой будущей партии «Отчество» — я им стать отныне не могу. Критерии для кандидата простые — активное участие в борьбе с японскими захватчиками на Сахалине, благообразная морда и наличие разума в голове. Предлагайте кандидатуры, господа офицеры.
Свиньин немедля покосился на Стерлигова. Следом за ним на него синхронно уставились Карпов и Трусевич.
— Что? Это невозможно… — бурно возмутился юрист. — Почему я? Да какой из меня политик? Я военный!!! Нет, нет и еще раз нет. Предлагаю Алексей Федотовича. Или… давайте привлечем Петухова или Собакина! Они как раз герои. Или… Максакова! Это он же посудины косоглазых на дно отправил. Как раз достойный кандидат.
— Собакин, Петухов и Максаков — герои, вне сомнения, но они молоды, что недопустимо для такой роли, — веско заявил интендант. — А вы, тем более, в отставку собрались.