Я обошла вокруг тела и поняла, что солдат был убит попаданием в голову, причем сверху. Похоже, это работа Люфтваффе. Убили между делом и улетели себе как ни в чем не бывало дальше. Велосипед был цел, винтовку с солдата никто не снял, и вообще было похоже, что я первая его обнаружила. И что теперь мне с этой находкой делать? Если мы в тылу у себя, то стоило бы попробовать отвести письма или что там есть в ящике, в ближнюю деревню. Если же мы уже в тылу у немцев, лучше бы их или спрятать, или вообще сжечь.
Я вздохнул или вздохнула, и впервые подумала о том, что мне пожалуй пора бы уже привыкать говорить о себе в женском роде, а то где ни будь забудусь, и ляпну, а зачем лишние мне сложности?
Кстати, о надежде на скорое возвращение обратно в себя? С этим похоже тоже облом. Да что там мечтать, скорее всего, на это можно даже не рассчитывать. Вдруг я там в будущем, сейчас уже давно мёртвый лежу, в кого возвращаться? Родителей правда жалко.
Нет, надо отвлечься. Как говорит папа, чтобы не думать о чем-то, нужно загрузить себя работой. Значит, для начала мне нужно похоронить погибшего солдата, как раз вон под той берёзкой и естественная ямка есть.
Я сняла с солдата винтовку, ремень с коробочками под патроны и саперной лопаткой. Потом вытащила из карманов его гимнастёрки личные документы, а из брюк спички. С руки сняла остановившиеся часы. Завела и поставила стрелки на 18.00. Полдень похоже давно минул, пока и так сойдет, а потом может мне удастся узнать точное время, я поправлю.
Да, я забрала себе часы. А что? Никакое это не мародёрство! Во всех книгах о войне говорится, что это правильно. Мёртвому, эти вещи уже не нужны, а мне они точно пригодятся. Отстегнув с ремня сапёрную лопатку, я пошла и принялась ею углублять ямку. Вскоре готовая, правда не очень-то и глубокая могила приняла в себя молодое солдатское тело. Я закидала солдатика землёй и набросав поверх небольшой земляной холмик, прихлопала её лопаткой со всех сторон. Не придумав из чего можно сделать обелиск, я решила поступить проще. Потом поверх насыпи можно будет поставить снятый с велосипеда почтовый ящик, благо тот отстёгивается, а поверх положить пилотку.
Тем временем в свои права уже вступил вечер, и мне надо было задуматься о ночлеге. Была правда мысль, о том, что если я хочу спалить на костре почту, то было бы неплохо заодно согреться в его огне, но меня опять остановила подсказка наших маститых авторов, пишущих про такие вот ночевки в прифронтовом лесу.
Например, там были слова о том, что искры от огня в ночном не очень-то и густом лесу видны ой как издалека. Дым костра ветром разносится тоже хорошо, а уж бросить бомбу на непонятный огонёк посреди леса некоторым фашистским лётчикам сам бог велел. Так что лучше потерпим. Я забралась в ящик, благо его это размеры это позволяли, подогнула под себя ноги и зарывшись в письма, вскоре заснула.
Утро разбудило меня щебетом птиц и невнятными звуками, рядом точно кто-то храпел. Я, стараясь особо не шелестеть письмами, встала на колени, и чуть-чуть приподняв головой крышку, выглянула из ящика наружу. Там уже рассвело, и моим глазам открылась моя полянка.
Вот тебе и на. Ночью, вокруг моего велосипеда, на который я уже, откровенно говоря, положила глаз, на ночлег устроилось куча солдат в нашей русской форме. Многие были ранены. Бинты пропитались кровью, в руках были винтовки и немецкие автоматы. Даже во сне спящие не выпускали из рук оружия.
Убедившись, что вокруг вроде свои, я стараясь не шуметь открыла крышку ящика и стала потихоньку из него выбираться.
- А ну стоять, руки вверх. Не шевелись! – это откуда-то из-за моей спины раздался громкий мужской голос.
Лежащий напротив моего ящика человек мгновенно проснулся, и открыв глаза, посмотрел прямо на меня. Представляю, как он удивился, увидев девчонку одной ногой остававшуюся в ящике, а другой стоящую на траве, с задравшимся до трусов платьем и похожую на чертика вылезающего из табакерки, да ещё с поднятыми руками.
Как я поняла, это был их командир, он понял момент и скомандовал обнаружившему меня часовому, - Сидорчук, помоги-ка девочке пока не упала, из ящика выбраться.
Пока я вылезала, опираясь на протянутую солдатом руку, командир встал, поправил на себе форму и загнав складки гимнастёрки назад, одел фуражку со звездой. Я разглядела на его черных петлицах пушки, артиллерист. Было этому лейтенанту на мой взгляд, лет двадцать или двадцать два, никак не более.
- Подъём! – не очень громко, но уверено скомандовал он остальному уже разбуженному народу. – Тридцать минут всем на завтрак, проверку оружия и прочие дела, скоро выступаем.
Потом он повернулся ко мне и простым, уже вовсе не командным голосом, представился.
- Я командир сборной группы бойцов идущей к фронту, лейтенант Киров. Ты я вижу, человек гражданский и поэтому можешь обращаться ко мне проще. Командир, товарищ Киров или Семён Павлович. Ясно?
- Да. Я поняла командир товарищ Киров.
- А теперь девочка расскажи, кто ты, откуда шла, и куда далее направляешься, ну и почему в ящике спала?
Ну, вот тебе Пелагея и первый допрос. Лейтенант вроде не из НКВД, и поэтому цепляться к словам особо не должен. Нет, всю правду никому говорить не стоит. Поэтому мой рассказ пошёл по укороченному варианту.
Сначала я назвалась, потом приврала, как потеряла родных в разбегающейся толпе при бомбёжке, затем как очнулась в лесу одна одинёшенька. Далее рассказала, как шла по лесу, и про свою страшную находку. Я провела командира к могиле и отдала ему документы почтальона, ну и винтовку с патронами тоже. Умолчала только про часы и спички, и про мысли сжечь письма. Теперь уже лейтенант пусть решает, что с ними делать. Жечь или с собой нести.
Командир, хоть и молодой, но оказался человеком решительным, просмотрев основную массу почты, он приказал разжечь костёр и уничтожить бумаги. Из всего, он отложил три или четыре пакета залитых сургучом. На велосипед с ящиком уселся солдат. В опустевший ящик были сложены некоторые вещи и пара вещевых мешков, которые до этого несли солдаты. Винтовка, и ремень почтальона быстро обрели новых хозяев, а вот лопатку я прибрала себе в сумку, хоть какое-то оружие.
- Что же нам с тобой делать Пелагея? - сказал мне лейтенант, - придётся тебе пока с нами идти. Вот выйдем на село или какой другой населённый пункт, глядишь, может там ты и останешься. А мы дальше, через фронт пойдём. Но помни, мы ещё вернёмся. Скоро вернёмся.
- Боюсь, долго ждать придётся ….
- Что?
- Да нет, ничего. Наверно я лучше с вами за фронт пойду. У меня в Ленинграде тётка живёт, - ответила я ему и мысленно добавила, что той сейчас как раз целых два месяца стукнуло.
Минут через десять мы выдвинулись. Однако, пройдя пару километров, я притормозила и отошла в кусты. Меня просто замучили комары. Пришлось доставать чулки и учиться закреплять их резинками. Блин, а они оказывается тугие, как медицинские жгуты. Жмут, может малы? Одевшись, я бегом догнала отряд и стала присматриваться к людям. Лес сам по себе был не такой плотный и народ, двигаясь далеко не караваном, растянулся, приняв форму чернильного пятна непонятной формы.
И тут мне опять вспомнилось о мелочах, про которые писал в своих книгах тот же Конторович как о знаниях солдата-разведчика передвигающегося по лесу и вообще по неизвестной местности. Командир как артиллерист наверно был на высоте, но вот о передвижении не строем, да ещё по лесу, похоже знал мало. Как бы ему про это дело половчее объяснить, не обижая и не привлекая к себе особого внимания?
Кстати, а лицо у лейтенанта волевое какое, симпатичное и волосы смешные, рыжеватые, ёжиком торчат когда он без своей фуражки … елки зелёные, что это со мной? Про что же это я уже думаю, не рано?
И вот, дождавшись привала на очередной полянке, я как бы невзначай подсела к нему и завела разговор про трудности армейской жизни. Лейтенант в ответ поинтересовался моими родными, и вот тут я и придумала, как объяснить ему свои познания в уставе и прочих тонкостях военного дела.
- Семен Павлович, а сколько нас в этом отряде?
- Сколько? Ну, вместе с ранеными где-то за 80 человек.
- А вы что, единственный кадровый командир, остальные просто рядовые солдаты?
- Гм, солдаты? Уж очень это слово царскими временами отдаёт. Бойцы Пелагея, бойцы Красной Армии они. А я выходит их командир. Есть правда ещё трое старшин.
- И все-все красноармейцы вам обязаны подчиняться?
- Все-все Поля, это армия.
- Тогда можно я как не военнослужащая задам вам трудные вопросы, а вы мне на них честно ответите.
- Хм. Ну, давай, задавай.
- Вас ведь учили командовать людьми на параде и в бою?
- Конечно.
- Тогда почему вы тут в лесу пустили всё на самотёк?
- Оп-па. Это как так, на самотёк? Что за упрёк?
- У меня Семён Павлович есть дядя, он тоже военный, так вот он мне часто рассказывал, как надо руководить отрядом при движении по местности возможно занятой противником. Особый порядок должен быть. У нас в отряде этого порядка нет. Причем совсем!
Киров резко повернулся к девочке, и видимо даже чуток оторопев от такого упрёка идущего от пигалицы женского пола, и попросил разъяснить, - Ну и как надо, давай, просвети меня.
- Хорошо Семён Павлович. Только раз настоящих военных слов я не знаю, поэтому буду называть вещи своими словами.
- Хорошо, поправку принимаю. Говори.
- Наш отряд Семён Павлович плетётся вразнобой, кто и как. Нет возможности отследить, на сколько он растянулся, кто отстал по усталости или кому вообще вдруг решилось отколоться, и плюнув на войну просто уйти в сторону. Нет постов, идущих позади и по сторонам, готовых предупредить при появлении преследования или опасности. Самое главное, нет разведки, идущей впереди нас хотя бы на километр. Кто там, что там, неизвестно, карты-то я вижу, ни у вас и ни у кого другого нет. Ну, а бредя таким табором вслепую, мы запросто можем выйти скажем прямо, на немцев лоб в лоб, и в результате попасть под их обстрел. Они хоть и гады, а воевать умеют хорошо. Многие наши потери именно из-за нашего неумения организоваться и управлять. Скольких мы потеряем в такой случайной стычке? А не дай бог ещё появятся раненые? Подумать страшно. Да и списки людей неплохо было бы составить, я вон вижу у нас в отряде у всех петлицы разные. Даже один лётчик есть. Порядок в этом деле тоже нужен. Выйдем мы потом к своим, им меньше мороки будет, ну и на вас как на командира уже другой взгляд будет.
- Ох, Пелагея, я гляжу умный у тебя дядя, и опыт у него видать не малый. Нам бы его сюда. Ты права, и я прямо сейчас постараюсь исправить это дело. Да и ты сама я вижу, во многом разбираешься, даром, что не пацан. Молодец. А потому, вот что, пойду-ка я, и прямо сейчас Пелагея Батьковна начну правильно нашими боевыми орлами командовать. А ты пока посиди. Время на отдых ещё есть, задержимся мы тут немного. Посчитаемся и так далее.
Вскоре раздалась команда на построение. Дядя Семён разбил отряд на взводы и назначил в них командиров. Те занялись переписью народа, и организовали охрану вокруг лагеря. Пока то, да сё, наступил полдень. И двинулись мы далее уже во второй половине дня. В разведку был назначен те, кто моложе, и пошустрее. Что вскоре дало свой результат, от постов стали поступать разные сведения. Как оказалось, по параллельно идущей дороге, что лежала в километре справа, двигаются немецкие колонны различного состава. Танки, машины с пушками, и разные машины полные солдат.
У многих руки зачесались попытаться пощипать их, но как командир объяснил людям свой отказ обстрелять колонны, тем что не с нашими запасами оружия и боеприпасов это делать. Нет, обстрелять колонны, мы можем, но что делать потом, когда те обозлятся, и кучей сядут нам на хвост? А если ещё и по радио предупредят остальных, а те создадут на нашем пути ловушки? Пять патронов на винтовку и восемь гранат тут нас не спасут. Сначала нужно искать боеприпасы.
Что интересно, я не знаю почему, но после первых подсказок командир стал разрешать мне неглсно присутствовать на совещаниях и потом внимательно выслушивал мои советы. Мне же оставалось тихонько сидеть в углу и сдерживать себя, чтобы не ляпнуть какую ни будь военную идею раньше времени.
На очередном привале, уже сам командир подсел ко мне и посетовал на малое количество боеприпасов.
На что я выдала ему пару очередных советов.