Как же так? В чем секрет?
В транспорте.
Реки и моря объединяли людей. Очень долго расселение происходило преимущественно вдоль этих коммуникаций. На Руси, например, до середины XIII века люди селили практически исключительно вдоль речных террас, не занимая водоразделы. В Западной Европе «взлет на холмы» начался раньше. Однако в IX веке там было тоже самое — в удалении от рек и морского побережья людей жило исчезающе мало. Даже кочевники и те гоняли свои стада от водопоя к водопою. Поэтому их блуждания в степях были не такие уж и произвольные. Велика степь, а дорог в ней немного. Каким-то исключением в этом плане выступала только Римская Империя с ее страстью к строительству дорог…
А как же такие грандиозные восточные державы, вроде различных образований на месте Персии? Ведь ни дорог, ни рек. Но вам все решалось через высочайший уровень автономии. То есть, держава была единой весьма условно и до крайности рыхлой.
Реки и моря были настоящими highway Античности и Средневековья. Да и Нового времени, пожалуй. Только по ним можно было куда-то быстро добраться. Только по ним получалось перевезти в разумные сроки значимые грузы. И те державы, что имели доступ к хорошим речным или морским коммуникациям получали большой, прямо-таки чудовищный бонус в развитии.
Сколько времени занимал путь от Гнезда до Константинополя?
Если пешком — долго. Очень долго.
Две тысячи четыреста километров — это по нормам линейной пехоты конца XIX века[2] «шлепать» порядка ста шестидесяти дней. Это при хорошо организованном тыле, полевых кухнях и прочем. Ежели смотреть на пехоту какого-нибудь XVI века — то, как минимум, вдвое дольше. С кавалерией дела обстояли не лучше, потому как имея решительное превосходство в тактической маневренности, на больших переходах она двигалась не быстрее пехоты. Ведь любой отряд идет со скоростью самого медленного его элемента. А обозы до появления средств механизации редко могли похвастаться скоростями, превышающими обычный человеческий шаг. Если же обозов не было, то все становилось еще хуже — ведь людям требовалось какое-то время потратить на поиск пропитания — рыбы наловить, дичи набить, местных жителей ограбить или еще каким образом выкрутится. А это небыстро.
Кошмар? Кошмар.
А вот по реке и далее каботажем это расстояние можно было проскочить буквально за двадцать пять — двадцать семь дней, а то и быстрее. И это — просто на веслах. Да с учетом преодоления порогов. А если добавить парус, то легко можно уложиться в двадцать дней пути, не напрягаясь. Обратно, конечно, было дольше. Но дней в сорок — сорок пять вполне удавалось уложиться, если строго на веслах идти.
Контраст? Еще какой!
Благодаря этому контрасту те же викинги могли свободно оборачиваться за навигацию в дальнем походе. Например, выйдя откуда-нибудь из Упсалы в современной Швеции, добирались до Константинополя, торговали там, и обратно — домой. И все — за один сезон. А там ведь и волока еще присутствовала. И прочее. Поэтому, да, связанность регионов была очень слабой, это верно, больше массы людей туда-сюда редко блуждали. Но торговые или, например, дипломатические сношения осуществлялись довольно быстро. Если, конечно, шли вдоль водных коммуникаций в период навигации.
Поэтому, выйдя в середине августа из Гнезда, добраться к середине сентября до Константинополя не представлялось сложным от слова вообще. Обратно, конечно, двигаться подольше. Но, после того, как Ярослав был признан Варданом внебрачным сыном Феофила с Гнездом образовалась постоянная и довольно устойчивая связь. Вардан боялся выпускать его из вида. Ведь он сам власть узурпировал и не имел никаких законных оснований на нее. А Ярослав… известный в Константинополе как Василий сын Феофила, имел. Сомнительные, но их было куда больше, чем у Вардана. Да, парень — бастард. Но так и что? Сил недовольных Варданом было много. И их этот момент совершенно не смущал. Потому наиболее оптимальны решением для правящего Василевса было избавиться от нашего героя. Слишком опасен. Не сам по себе, конечно, и не сейчас, а потенциально и как знамя для очередного государственного переворота, на которые так богата была Византия. Но Ярослав сумел Вардана заинтересовать…
— Кто приказал покушаться на жену и детей Василия? — Тяжело вздохнув, поинтересовался Вардан.
— Мы не знаем… — помявшись, произнесли оба визави.
— Или не хотите говорить?
— Это домыслы. Мы не хотим наговаривать на людей.
— И все же сказать придется, — мрачно произнес Патриарх Фотий, который также присутствовал на этой встрече.
— Мы думаем, что его подговорили родственники, — осторожно произнес один из мужчин в рясе.
— Дескать, негоже сыну Василевса брать в жены дикое животное, — поддержал его второй.
— Тем более, что она языческим идолам поклоняется, — добавил первый.
— А кого он должен был взять в жены? — Прищурившись, поинтересовался слегка раздраженный Вардан.
— Евдокию, — вместо опрашиваемых произнес Фотий. И жестом отправил их вон из помещения. Те скосились на Василевса и только после его кивка, удалились.
— Ты думаешь? — Спросил Вардан, когда лишние уши ушли.
— У них в семье только одна девица свободна. Из числа близких родичей к главе дома. Она юна, красива и обладает очень приятным голосом, как говорят. К ней полгода назад сватались, но безуспешно. А предложение было интересным. Вероятно, они уже тогда планировали выдать ее за Василия.
— И зачем она ему? Думаешь, он бы повелся на смазливую девчонку? Говорят, что он свою страсть до баб умеет контролировать.
— Они могут предложить ему поддержку. Большую поддержку. Сначала там, в Гнезде. А потом… мало ли что будет потом?
— Никак не угомонятся… — тяжело вздохнув покачал головой Вардан.
— И не угомонятся. Такой соблазн! — Заметил Фотий, назидательно подняв палец.
— Соблазн… — кивнул Василевс. — И меня настораживает, что Василий на него не поддался. Он молод и должен быть горяч. Может быть люди врут?
— Может и врут. Но о том, что Василий занимается только делами Гнезда, говорят все наши люди, — пожав плечами заметил Фотий. — Он строит крепость. Пытается поставить под свою руку дикие племена.
— Всего одно племя, — поправил Патриарха священник, что стоял рядом с ним. Считай адъютант.
Фотий остро глянул на этого «поправляльщика», повернувшись вполоборота.
— Кривичи, — с трудом, буквально по буквам, произнес этот священник. — Часть одного из племен венедов.
— А про пиктов ты забыл? А про свеев?
— Но… разве он пытается их поставить под свою руку?
— Пытается. Свеев через торговлю. Пиктов — через предложение переселения. Все племя не уедет, но часть — может. А как он работает с теми, кто живет выше и ниже по течению Днепра? Торговля притягивает к нему людей. К нему начинают прислушиваться. И то, что он только среди восточных кривичей пока начал наводить порядки, напоминающие те, что применял еще Диоклетиан, только начало.
— Это правда?
— Что именно?
— Он пытается провести реформы Диоклетиана среди этих дикарей?
— В какой-то мере, — покачав головой, произнес Фотий. — Полностью их не провести. Условия другие. Но, очевидно, он неплохо о них наслышан и пытается их как-то приспособить к жизни местных дикарей. Судя по тому, что я слышал, получается у него не очень хорошо. Но он упорен. И, вероятно, добьется определенного результата. Уже сейчас — он самый сильный вождь в тех краях с огромным авторитетом. Что будет дальше?
— Это пустое, — устало махнул рукой Вардан. — Возня среди этих лесов выглядит какой-то игрой. Он словно отвлекает мое внимание от чего-то куда более важного. И то, что им все больше интересуются здесь, меня настораживает.
— Потому и интересуются, что он интересен, — вновь пожав плечами, сыграл в капитана очевидность Фотий. И почти тут же потупился, встретившись с острым и в известной мере раздраженным взглядом Василевса.
— Я хочу знать, чем он живет. К чему стремится. Ты понимаешь меня? — С нажимом произнес Вардан. — Это все становится слишком опасно…
[1] От Леванта до юга Британии около 6 тысяч километров по морю (поставки олова), а от Египта до современного Калининграда порядка 8 тысяч (поставки янтаря). Поставки олова из Британии началось уже после кризиса Бронзового века (то есть, с наступлением железного), а вот поставки янтаря в Египет шло со времен Бронзового века.
[2] К концу XIX века установилась норма маршевых переходов для линейной пехоты: три дня по 20 км, на четвертый день суточный отдых.
Глава 8
861 год, 17 октября, Гнездо
Ярослав заглянул на сильно разросшееся подворье кузнеца. Нашел его взглядом. И направился к нему. Прямиком…
История его взаимоотношений с Малом была очень странной, запутанной, но крайне интересной. Его племянницу в свое время отдали Ярославу в наложницы. А потом, как ушла — сразу и замуж выдали за кого-то местного. И только года полтора спустя выяснилось — понесла она. И родила. Но от него или от мужа — не ясно. Однако отношение с тех пор у Мала к Ярославу стало другим. Не добрее, не злее, а иным. По-другому, он стал на него смотреть. Тем более, что парень мало-мало иногда Любаве подарки отсылал. Инкогнито. То есть, через кузнеца, дабы ревность супруга не вызвать. А так — Мал ей был не чужим человеком, и его забота выглядела вполне уместной. Хорошие подарки, как по меркам этих мест.
Кроме этой плоскости была и другая — технологическая.
Поначалу Мал и Ярослав едва ли не на смерть поругались. Ведь «пришлый ромей» не оценил совершенства кузницы самого умелого кузнеца всей округи. Еще и кривился, словно увидел какое-то уродство. Обидело это тогда Мала люто. Позже отпустило, конечно. Но не сразу. И пока злился, ему ума хватило натравить на нашего героя шайку залетную. И Ярослава чуть не угробил, и сам едва под раздачу не попал. Но обошлось. А потом, как его попустило, то уступил он сначала одному совету, потому другому. Да так потихоньку и втянулся. А Ярослав стал для него авторитетом таким, что он ему чуть ли не в рот заглядывал.
Сам Ярослав кузнецом не был. Ну так получилось. И ковать не умел совершенно. Но он очень многое видел и понимал. А еще обладал весьма приличными знаниями в физике и химии, в том числе пусть и обрывочным, но и в области теории обработки металлов. Да, Мал был практиком. Но практиком IX века. Притом из довольно глухой окраины весьма условно цивилизованного мира. И он ровным счетом ничего не понимал из того, что делал. Для него весь процесс ковки был колдовством, магией, а потому до предела ритуализован. Он сам так учился, так практиковал и так своим подмастерьям передавал свои знания. А тут пришел человек, который в целом очень неплохо понимал то, что Мал считал волшебством. И не только понимал, но и смог в сжатые сроки сильно облегчить и улучшить его работу.
Так или иначе, но к осени 861 года Мал видел в Ярославе до крайности авторитетного человека. И охотно прислушивался к его словам. А Ярослав считал Мала своим человеком, своей опорой в поселении. И старался прокачивать, дабы поддерживать его авторитет на высоком уровне. Это проявлялось по-разному. Но, прежде всего, в том, что он захаживал к нему за советом не скрываясь. Чтобы все были в курсе, с кем их конунг советуется.
Вот и сейчас — заглянул.
— Дело есть к тебе, — произнес Ярослав и мотнул головой, предлагая отойти.
Тот молча кивнул и распорядившись принести им кваса, отправился с нашим героем под небольшой навес со столиком и скамейками.
— Совет твой нужен.
— Чем смогу, помогу.
— Что на днях было сам знаешь. И мне это не по душе.
— Так такие дела — завсегда так. Каждая лягушка свое болото хвалит…
— Это чуть не закончилось резней этих самых лягушек.
— Но не закончилось же.
— А если бы закончилось? Представляешь, какие бы проблемы получились?
— Ты что-то задумал?
— Хочу судебник предложить людям.
— Судебник — это что?
— Свод писанных правил, которые нужно соблюдать всем. Вошел на территорию Гнезда — изволь следовать этим правилам. А если нарушаешь — то ясно описанное наказание получаешь.
— Да не, — махнул рукой Мал. — Пустое это. Людям это не нужно. Отродясь жили по обычаям дедовским и все было хорошо.
— Но ведь нашлись те, кто посчитали меня неправым в этом споре.
— А ты думаешь, если за писаные слова спрячешься — тебя посчитают правым? — Усмехнулся Мал. — Правота не в правде, а в том, насколько тебя уважают окружающие. Будь ты хоть трижды прав, если веса не имеешь, то и слова говорить не моги. Ибо без толку. Что ветер в ветвях шумит, что твоя речь звучит. Никому нет дела.
— А если я заболею или умру?
— Твое место займет другой, — пожав плечами, заявил Мал.
Ярослав замолчал. Задумался.
Пелагея родила ему ребенка. И ему не хотелось, чтобы он оказался предоставлен сам себе в этом весьма агрессивном и непростом мире бушующего варварства. Но как ему по наследству передать свое положение? Ведь эти люди уважали его и только его. И традиции наследного владения или наследных должностей пока еще не существовало. Да, сын конунга скорее всего становился новым конунгом. Но только потому, что отец с детства его к этому готовил. И он мог это место занять в относительно честной конкурентной борьбе. Но это совершенно не обязательно. Желающих будет много, тем более на занятие столь сытного и хлебного места. Не говоря уже о том, что вряд ли конкуренция будет честной. Не тот приз.
Введение в практику судебника и кое-каких юридических понятий из более современного общества открывало для Ярослава такой механизм как наследование. Но, судя по всему, вопрос это будет долгий. Очень долгий. Придется записывать решения тинга и свои судебные разбирательства, дабы сформировать традицию. И апеллировать к ней при любом случае. Чтобы люди привыкли. А потом, годы спустя, все и оформить. Если успеет.
Сейчас же… сейчас нужно было менять тему, чтобы Мал не подумал, будто он к нему только из-за этого приходил. Это может вызвать лишние пересуды. Ярослав частенько у людей спрашивал мнение о тех или иных идеях. Но редко акцентировал внимание на них, если не видел живого отклика или не желал мысль свою в дело претворять любой ценой. Эту его привычку уже многие заметили. Своего рода «ромейскую манеру».
— Как у тебя поковкой наконечников для копий дела идут? Все ли ладно?
— Все, как мы и задумывали. Все, кто может ковать — все стоят. Даже те троя, что нам сюда ромеи прислали. Хотя с ними сложно. Они по-нашему почти не разумеют. Вечно с ними жрец какой-нибудь вертится и всюду свой нос сует. Но без него ими управляться было бы никак нельзя.
— Значит семь человек у тебя на поковке копейных наконечников стоит.
— Все так. Я сам, трое учеников моих да трое ромейцев.
— А новые ученики, что ты набрал, когда в дело встанут?
— Через год-два не раньше. Слабы еще очень. И навыка нет пока никакого. А чего ты спрашиваешь?
— Есть у меня задумка одна, как силами пареньков необученных пользы много извлекать… — начал говорить Ярослав с хитрым прищуром.
Малу было не принципиально что ковать. Он в этом деле к осени 861 года всецело доверился Ярославу. Тот прекрасно уже себя зарекомендовал как человек понимающий не только в кузнечном ремесле, но и разбирающийся неплохо в торговле. По крайней мере, заметно лучше Мала соображал в таких делах. Просто потому, что варился в XXI веке и многие совершенно очевидные и обыденные для своей эпохи вещи знал, пусть и на базовом уровне. И этот уровень категорически превосходил многие аспекты века IX. Смешно сказать, в эту эпоху не существовало даже приемов ведения бухгалтерии и сведения баланса. Не придумали еще. Про остальное — аналогично. Все на глазок. Все по наитию. А выгода от торговли достигалась за счет категорически чудовищной наценки. Купил за денарий, продал за десять — в лучшем случае, затратив на транспортные издержки хорошо если четвертую часть денария. В общем — дельцы из 90-х умерли бы об завести.