— А мне без разницы, — пожимает плечами тот. — Мне ситуация на моём уровне ясна, лично мне ты здесь не нужен.
Отхожу в сторону и припоминаю, что как минимум одно знакомство, с кем можно посоветоваться предметно, у меня всё-таки есть. Полицейский капитан Слава периодически шлёт мне в ватсаппе какие-то смешные картинки и видео в режиме одностороннего сеанса связи. Некоторые бывают даже интересными. Я периодически машу ему в чате рукой в ответ.
Я, кстати, спрашивал Лену, к чему это он. Попутно пересказав историю нашего знакомства (когда мы с сержантом полиции вечером пошли по квартирам, поймав в итоге какого-то странного типа. Кинувшегося на нас из квартиры с монтировкой). Особо меня удивляло то, что у полицейского опера Славы явно не так много времени, чтоб тратить его на тупые переписки с не пойми кем.
Лена, не продумав и секунды, ответила:
— Это он с тобой отношения поддерживает. Чтоб иметь возможность обратиться, если что. Он о тебе что-то знает?
— Ну, кое о чём в курсе, — уклончиво ответил я.
— Ну вот; то, что он делает, самый дешёвый, наименее затратный по времени, но очень эффективный эмоционально способ поддержания отношений с тем, чьи услуги тебе могут понадобиться в любой момент. А поддерживать отношения на условиях абонентской платы ты не можешь, — засмеялась Лена. — Так многие делают, не только полицейские опера…
Сейчас, пользуясь тем, что отношения со Славой у меня поддерживаются регулярно (пусть и не по моей инициативе), отхожу чуть в сторону и набираю его.
— Привет, неожиданно, — звучит в трубке сосредоточенный голос Славы. — Узнал. Не представляйся.
— У меня вопрос по твоему профилю, — сразу перехожу к делу. Попутно отмечая, что Слава, вероятно, забил мой номер в контакты. Интересно, а как он моментально ориентируется в сотнях таких вот случайных знакомых, если они позвонят? — Мы сейчас тренируемся на спорткомплексе Университета, у нас же ремонт. Сегодня такой случай…
Далее быстро пересказываю Славе суть противоречий с южными джигитами и завершаю вопросом:
— Мой куратор в СОПе говорит, что они, теоретически, могут приняться ещё на меня жаловаться. Но то уже за рамками его ответственности. Можешь посоветовать, как лучше поступить сейчас, с учётом этого?
— Без проблем, — отстранённо бормочет в трубку Слава. — Ты там рядом сейчас? Вернее, они рядом?
— Да.
— Можешь сфотать их лица крупным планом и прислать мне на ватсапп? Для начала.
Дисциплинированно делаю то, что говорит Слава, отмечая, что джигиты обеспокоенно ворочаются (отворачиваясь от меня). Как будто стараются не дать мне их сфотографировать.
Отправляю фотографии Славе, после чего тут же перезваниваю:
— Вот их лица. Но нечётко. Они, когда я их фотографировал, отвернуться норовили. Или рожу скорчить такую, чтоб исказить естественное выражение лица.
— Что и требовалось, — флегматично бормочет в трубку Слава. — Доказать. В общем, спи спокойно.
— Всё же буду благодарен за подробности, — смеюсь в трубку. — Знаешь, какой самый лучший способ привести жену в состоянии истерики?
— Понятия не имею, — неожиданно заинтересовывается Слава. — Я не женат. И не был. Говори, вдруг понадобится.
— Достаточно сказать волшебную фразу: «Ты только не нервничай! Успокойся, не переживай и не нервничай!..». А потом ничего не объяснить толком. Отделываясь уклончивыми общими фразами.
Слава на том конце неприлично ржёт, потом говорит:
— Да понял я… Тут кое-что делаю, новый комп, новая операционка, всё не как у людей, бл… Концентрацию не хотел терять… Ладно. — В трубке раздаётся звук с силой захлопываемой крышки лэптопа, затем гораздо более бодрый и менее отстранённый голос Славы поясняет. — Тут несколько моментов. Когда ты их фотал сейчас, они отворачивались. Долго пояснять, тут скорее чувствовать надо… В общем такие к нам не ходят. Это раз. Во-вторых, они явно из *******стана. Судя по лицам. А те к нам не ходят вообще, у нас с их диаспорой очень определённые отношения. Я сейчас про полицию в целом. Ну и третье, главное. Ты можешь сейчас просто уйти?
— Да. Гэбээровцы говорят, могу топать.
— Кто такие гэбээровцы? — вскидывается Слава.
— Ну, группа быстрого реагирования. То подразделение кузета, которое на мою тревожную кнопку приезжает.
— А-а-а-а-а, понятно… — успокаивается Слава. — Вот если ты сейчас уйдёшь, то сам подумай, на два шага вперёд. Что будет? А то твой куратор что-то какой-то далёкий от жизни человек, если он тебе такого насоветовал…
— Ну, что будет, что будет… Кузет передаст вашим, кто приедет на вызов, этих пятерых. Видимо, составят какие-то документы в планшетах: я уже заметил, что у вас у всех планшеты в какой-то единой информационной системе. Вероятно, этот обмен информацией будет подтверждаться электронными цифровыми подписями каждого участника разговора, и с вашей стороны, и у КУЗЕТа…
— Стой-стой-стой. Не туда понесло, — явно морщится Слава (чувствую даже по телефону). — Не в ту сторону думай! О пятерых думай!
— Кузет передаст их вашим, — дисциплинированно делаю вторую попытку. — Ваши, видимо, их повезут к себе, да?
— Да. А зачем?
— э-э-э… м-м-м…
— Установить личности, — просвещает меня Слава. — Зафиксировать факт задержания. Заполнить в базе обстоятельства. По процедуре, пробить уже установленные личности, а не мелькали ли где-то раньше, в связи с чем-нибудь интересным.
— Ну-у, это надо ваши процедуры изнутри знать. Чтоб вот так соображать, — начинаю сомневаться вслух. Поскольку Слава явно переоценивает мою способность ориентироваться в реалиях взаимодействия с государственными органами. С которыми я, к тому же, дела раньше не имел.
— Это здравый смысл и просто элементарщина, — не соглашается Слава. — Но погнали дальше. Допустим, в полиции твои деятели решат тебе что-то предъявить. Сразу оговорюсь: ЭТОГО НЕ БУДЕТ! Не те люди, видно же… Вот что они должны сделать, чтоб тебе что-то предъявить?
— Письменно зафиксировать у вас заявление? С указанием моих личных данных? — доходит до меня с запозданием.
— Гениально, — бурчит в трубку Слава. — Не прошло и года. Вот теперь думай дальше. Что будет после этого?
— Видимо, спросят у вас, как меня обозвать в заявлении? — бросаю наугад.
— И снова бинго. А наши что им ответят? — тон Славы всё больше напоминает учительские интонации Жанны Маратовны.
— Понятия не имею. Я сейчас уйду, собственно, уже ушёл, — я и правда уже ушёл, кивнув ребятам из КУЗЕТа и получив в ответ два кивка от них. — И с вашими не контактирую же.
— Вот именно это наши и ответят. Устно. Что личность, то есть ты, нами не устанавливалась, поскольку находится под охраной КУЗЕТа. — Веселится Слава. — Дальше два варианта. Я уже понял, что заставлять тебя думать бесполезно: ты в наших реалиях не ориентируешься…
— Я с самого начала это говорил.
— … вот далее два варианта. Первый, наши, под огромным давлением этих пятерых (ну вдруг?) начинают писать в охраняющую тебя организацию: «Скажите нам, а кто был тот парень? А то нам на него заяву принять надо, вот чтоб имя указать?». Что ответят твои кураторы?
— На три буквы пошлют, — до меня доходит вторая часть ситуации. — Имена ж охраняемых персон СОПом не разглашаются. У СОПа же свой устав. — Саматов и Араб в своё время очень подробно просвещали меня на эту тему, в рамках «подготовки» на их базе (к не понятно чему). — Теоретически, это возможно по решению суда, но..
— Вот мне не объясняй, — неприкрыто ржёт в трубку Слава. — Это нереальная ветвь событий, юный падаван. Хотя б даже потому, что судьи иногда сами запрашивают охрану от СОПа; бывают, знаешь ли, моменты…
— А если судья вынесет решение раскрыть имя охраняемого объекта… — меня посещает третья эврика за минуту.
Надо же. Никогда не думал, что столько нового можно узнать от обычного полицейского.
— То СОП на нём сто процентов отыграется. Либо на любом его коллеге, из этого района, ну, райсуда, — продолжает смеяться Слава. — Потому что есть неписаные правила игры. Помнишь, ты про «Один для всех закон» говорил? Вот неписаные правила — это как раз тот самый закон, который один для всех. ЭТО соблюдается гораздо серьёзнее, чем любой кодекс.
— Спасибо, обрадовал и помог. Буду должен, — киваю в трубку.
— Погодь… это ещё не всё… Второй вариант, но это уже окончательно. Наши ещё могут им ответить, что побои им были нанесены неустановленным лицом. А тут, поверь, никто и пальцем двигать не будет. Нам что, делать больше нечего, кроме как по городу носиться, таких людей искать? — пренебрежительно фыркает на том конце трубки Слава. — С учётом загрузки района… А какой там, кстати, район? Это где всё было?
— Аллея у спорткомплекса Университета.
— А-а-а-а, соседи… Спи спокойно. Если вдруг случится что-то неожиданное типа камней с неба, я там ребят знаю. — Слава явно намекает тоном на что-то, о чём не хочет говорит вслух. — Там новенькие почти все, в общем, разведём. Не парься. И то, повторяю, это вообще нереальный сценарий.
— А если они у тренера будут выяснять? Я недавно область выигрывал. Не то чтоб звезда, но… Правда, именно они от бокса далеки. Судя по технике.
— Хм. А ты ж, да, звезда, — загружается на секунду Славик, но потом отмахивается. — Ну вот самый худший вариант. Поступает заява в соседний райотдел. Дальше они её под сукно, потом в архив по истечении срока, просто поверь… никто такой фигнёй заниматься не будет, когда по реальным делам висяки. Вот соседний райотдел с твоим СОПом точно бодаться не будет, там все новенькие и перепуганные. А если вдруг кто-то талантливый и дотошный попадётся, кто «додумается» принять в производство, то тебя уведомят. А ты скажешь мне.
— А ты знаешь, как развести, — продолжаю его мысль.
— Точно. И это… там меньше стоимости одного лагмана. Будет. Если что. Именно за этот эпизод. Так что ты не парься.
На совместный обед (хотя, уже скорее ужин) моих и Лениных родителей прихожу в чуть потрёпанной одежде, на которой можно заметить пятна крови, оставшиеся ещё с утра (Кеше его рубашку отдал сразу после совещания). Порез на лбу чуть напух. При этом, помахиваю в воздухе полиэтиленовым пакетом с «формой», выданной Сергеевичем и состоящей из единственной деликатной части одежды. Скорее даже белья.
Глава 13
Пока шагал к проезжей части, быстро просмотрел историю сообщений «родительского» чата.
Вначале родители Лены звали моих к себе. Мой отец, судя по истории, даже и не возражал. Но потом к чату присоединилась моя мать, и «…их приоритеты резко изменились».
В итоге, родители встречаются в пафосном месте в верхней части города, имеющем название «НАРОД». На самом деле, ходят слухи, что заведение построено специально под первого президента (вроде даже есть специальный зал, в который никого, кроме него, есть не пускают). И чек чуть не самый дорогой в городе. Но когда это кого-то останавливало? Если верить рассказам о родителях жениха и невесты, имеющих целью произвести друг на друга неизгладимое впечатление.
Охрана «НАРОДа», встречающая всех входящих у резных ворот входа на территорию, поначалу не хочет меня пускать внутрь:
— Парень, иди дальше, — вежливо и внешне миролюбиво говорит огромный мужик лет тридцати, ростом за два метра, имеющий в наружном кармане чёрного костюма торчащую антенну радиостанции. — Мест нет.
— Меня ждут, — сдержанно возражаю в ответ, впечатляясь габаритами местного персонала. — Хотите, можете проводить. Вторая терраса, пятьдесят четвёртый стол.
Местный гулливер задумывается на секунду, потом что-то с минуту бормочет в радиостанцию на государственном языке. После чего, явно загрузившись, кивает на вход:
— Проходите!
Стол с родителями удаётся найти не сразу. Во-первых, пока нашёл нужную террасу. Во-вторых, нумерация почему-то идет справа налево.
Когда я, чуть раздражённый поисками, подхожу к нужному столу (спасибо проводившему меня администратору второй террасы), помахивая пакетом (о содержимом которого я банально забыл за сегодняшними перипетиями), отцы только мельком мажут по мне взглядом и говорят «Привет».
Зоя Андреевна задумчиво кивает вслед за ними, и указывает на свободный стул рядом с собой.
А моя мать окатывает меня многозначительным взглядом. Вначале качая головой, затем поднимая верх брови и прикрывая глаза, потом шумно вдыхая и выдыхая воздух. Сквозь плотно сжатые при этом губы.
— Вам нужно в актрисы! — восхищается такому богатству мимики уже чуть выпивший Роберт Сергеевич (поскольку стол круглый, все видят всех).
— Не то слово, — как-то излишне задумчиво роняет мой отец, рассматривая на свет Courvoisier (судя по бутылке, стоящей на столе) в хрустальном снифтере. — Не то слово…
Мать под столом незаметно нажимает каблуком на ступню отца, от чего он вздрагивает и осекается.
— Ты с тренировки? Давай, садись! — Зоя Андреевна, явно скучавшая до этого момента, начинает ухаживать за мной, опустошая по половине стоящих на столе блюд в мою тарелку (плов, салат, что-то мясное).
— Как успехи? — смеётся Роберт Сергеевич, деликатно не фиксируясь на моём лице.
— Да успехи в порядке, но что-то без приключений не получается, — откровенно сознаюсь, не задумываясь над сказанным.
Чтобы тут же об этом пожалеть: моя мать впивается в меня взглядом белоголового орлана, узревшего добычу:
— Может быть, в жизни вообще лучше не торопиться? — многозначительно роняет она, складывая свои нож и вилку на тарелку и протягивая руку к винному бокалу.
Я уже успел отвыкнуть от регулярного общения с ней (а она, г-хм, весьма в нём своеобразна). Но краснеть перед другими, равно как заставлять нервничать родителей Лены, я не хочу. Потому деликатно пытаюсь обозначить границы:
— Каждый решает только для себя, — говорю ей в ответ. — И собственные рецепты и решения другим людям лучше не навязывать: попахивает неуважением. Согласна?
Мать набирает воздух, снова сжимает губы в тонкую полоску, прикладывается на секунду к винному бокалу, после чего сообщает (с видом истины в последней инстанции):
— Старшим людям порой безальтернативно виднее. В молодости, в силу личной ограниченности, многое кажется не тем, чем является на самом деле. Но полное понимание, к сожалению, приходит только с возрастом. До которого надо ещё добраться.
Роберт Сергеевич и мой отец под эту сентенцию переглядываются, вздевают в воздух снифтеры, чокаются друг с другом и, хихикая каждый про себя, пьют мелкими глотками (но до дна).
Зоя Андреевна смотрит на крышку стола грустными глазами. Вздыхает, набирает воздуха, затем взмахивает рукой и выдыхает, так ничего и не сказав.
— Мам, а сколько лет твоему боссу? — прожевав первую порцию салата, бросаю нейтральный вопрос.
— Какое это имеет отношение? — вскидывается мать, мимикой демонстрируя недовольство.
Под ещё один дружный смешок моего отца и Роберта Сергеевича.
— Что за вопрос в ответ на вопрос? — удивляюсь. — Ну хорошо, не хочешь общаться, давай помолчим. Кстати, плов очень вкусный! — благодарно киваю в сторону отца Лены, поскольку понимаю: в «НАРОДЕ» все оказались только благодаря ему.
Мой отец, допив свой снифтер, видимо, почувствовал что-то типа прилива настроения и энтузиазма, поскольку дальше он, надев на лицо ехидную улыбку, поворачивается к моей матери:
— Да скажи ты сыну, сколько лет Клаусу! — Затем батя с смотрит на меня и говорит. — Двадцать девять или тридцать. Не помню, когда у него день рождения.
Мать окатывает отца многозначительным взглядом, ещё плотнее сжимая губы (как ей это удаётся? Сильнее ведь некуда):
— Благодарю. Я сама могу ответить.
— Мам, так судя по твоему шефу, вернее, по его возрасту…
Дальше договорить у меня не получается, потому что и Роберт Сергеевич, и отец весело смеются, наплевав на любые приличия. Зоя Андреевна пытается сдержаться, но через несколько секунд не выдерживает и тоже присоединяется к ним (правда, совсем беззвучно).
— Ты же был голоден, — медленно цедит мать, сверля меня взглядом.
— Так я и ем, — легкомысленно отмахиваюсь, приступая к баклажанам (заботливо придвинутым Зоей Андреевной). — Но мы остановились на том, что…