Впереди уже был виден большой лесной массив, из которого всё шли и шли немецкие войска. Добравшись до опушки, где находился регулировщик, ну молодцы, даже они у них были, я свернул на малоезженую дорогу и через метров триста углубился в лес. Ушёл на полкилометра, потом оставив велосипед прислонённым к первому попавшемуся дереву, пробежался вокруг, мне нужно было место для лагеря неподалёку от воды. Нашёл километрах в двух. Сначала ручей, а поднявшись по нему, и родник что питал его, а рядом в ста метрах ельник. Вернувшись за велосипедом, я стал в ельнике организовывать лагерь. Это было не сложно, выбрал самую большую с густыми ветвями, висевшими до самой земли, подрубил нижние ветви, стараясь не проредить их, главное чтобы там можно было стоять на коленях, и сделал шалаш. Лапник на землю, натянул плащ-палатку и готово. Велосипед я спрятал под соседней ёлкой.
Потом ещё бегал собирая сухостой и рубил его на дрова, сложив поленницей у велосипеда и только закончив с этими приготовлениями, проверил одежду. Капли крови были только на сапогах, я был аккуратен, помыл их в ручье и только уж потом направился к дороге. Мне нужен был язык и лучше всего, если бы он был из жандармов.
Шагая по лесу, я пропустил мимо крупную группу окруженцев, там было человек триста не меньше, некоторых несли на носилках, потом продолжил путь, размышляя о планах на будущее. Ну то, что на ближайшую неделю у меня в планах уничтожить личный состав двух бомбардировочных подразделений, искать тот экипаж борта под номером тридцать семь мне было лень, всех уничтожу, это и так понятно, уже не раз говорил об том. Нет, я подумывал о том, что пора устроить большую стирку, одежда не раз пропитывалась потом и попахивала, так что вернусь из поиска и будет у меня большая стирка. Вторая причина, почему я иду к дороге заключалась в том, что продовольствия у меня было мало, и я планировал его пополнить за счёт немцев.
Кстати, пока шёл, поглядывал на следы вокруг, для простого человека вокруг всё покрывает сплошным ковром прошлогодняя листва и трава что проросла между ней, однако для меня следы как открытая книга. Было такое впечатление как будто взяли одну дивизию и погоняли её от одной опушки до противоположной, причём несколько раз. Встречались следы лошадей, а так же колеи от телег и пушек. Много тут по лесу людей шастало, ох много.
Встретив ещё две группы окруженцев, одна к некоторому моему удивлению катила прямо по лесу небольшую пушечку, уже не однажды виденную мной «сорокапятку». В постромках была уставшая лошадь, да и бойцы помогали ей, толкая. Всего в этой группе было двадцать семь человек при двух командирах, это если судить по фуражкам и форме. Так вот встретив эти группы я, наконец, добрался до опушки лесной дороги, по которой непрерывным потоком двигалась боевая техника Вермахта. Даже перерывов не было. Как языка брать? Вспомнив о регулировщике при выезде из леса, главное что у того была бляха на груди, двигаясь рядом с дорогой, метрах в пятидесяти от неё в глубине леса, я направился к опушке. Скоро обед, время одиннадцать часов, а у немцев порядок. Значит, движение на дороге стихнет, что позволит мне взять языка.
Всё же я не ошибся. И бляху приметил на груди регулировщика, и замаскированный на опушке мотоцикл был, а то я уж думал, мне показалось. У мотоцикла находилось ещё двое немцев, один спал, другой на небольшом костерке, в двух солдатских котелках готовил обед. Принюхавшись, я понял, что тот варил гороховую похлёбку, что во втором котелке, было непонятно, похоже, каша. Тот как раз помешал там и по следам на ложке я определил это с большой точностью. Подумав, я решил не брать эту группу сразу. Пусть сначала закончат приготовление пищи, они поесть не успеют, умрут, а мне будет в радость.
Сложив кулаки друг на друга, я положил на верхний подбородок и, играя бровями, лёжа, из-под куста, наблюдал за тем как устроилось подразделение дорожной полиции Вермахта. В каждой дивизии есть взвод фельджандармов, какой части принадлежат именно эти, я пока не знал, но ничего ещё не вечер. Мельком посмотрев на солнце, мысленно добавил, обед ещё.
Колонны всё шли и шли и тот регулировщик, свериваясь со списком, что у него был, или направлял подразделения прямо, или приказывал поворачивать. Большинство шло прямо, налево всего две колонны он отправил, направо семь.
— Интересный списочек, надо позаимствовать, — пробормотал я себе под нос.
К обеду поток транспорта действительно начал ослабевать, с этим я не ошибся, однако после очередной колонны послышался звук мотоциклетного мотора и на перекрёсток выехал ефрейтор на лёгком одиночке. Тот подъехал к регулировщику и что-то ему сказав, из-за не заглушённого движка я не расслышал что именно, достал из планшета лист, забрав при этом старый, со списком. Жандарм после каждой проходившей колонны делал отметку на этом листе, так что, скорее всего этот список отправиться в штаб корпуса, что шёл тут и попадёт на стол офицера отвечающего за передвижение войск. Споро работают, и профессионально, ничего не скажешь.
— Вот гад, — пробормотал я, зло посмотрев на весело попрощавшегося с регулировщиком ефрейтора. Тот увозил от меня этот довольно интересный список.
Одиночка скрылся, а регулировщик, пропустив две колонны, сделав отметки в новом списке и убедившись, что больше никого нет, направился к мотоциклу, где у них был разбит лагерь. Обед кстати уже минут пятнадцать был готов, повар поднял соню и пару раз сигнализировал тому, что работал на перекрёстке. Без него они не начинали.
Мне-то честно говоря на них начхать было, однако и язык требовался и пообедать хотелось. Судя по запаху, тот жандарм что готовил, делал это очень даже хорошо. По-пластунски подобравшись ближе, до этого я залегал метрах в сорока, метнул с обеих рук ножи, поразив повара и соню. Причём при броске воспользовался тем, что регулировщик, а у него было звание обер-ефрейтора, отвернулся, снимая каску и положив на люльку личное оружие, автомат. Так что он не заметил потери товарищей, а тут уж и я подскочил к нему и нанёс рукояткой ножа удар по затылку. Быстро связав немца, обыскал, так же обыскал тела его товарищей и утащил их вглубь леса. Топорно конечно от ног борозды на листве остались, но ничего, я тут задерживаться не собирался.
Когда оглушённый ефрейтор очнулся, я с видом кота лопающего сливки уже доедал гороховый суп. Ну как доедал, тут литра полтора было, почти всё съел, но вот остаток не лезло. На кашу у меня уже не было сил, поэтому я закрыл её крышкой, возьму с собой на ужин, да и этот котелок неплох, тоже заберу. Да и всё имущество немцев. Я уже обыскал мотоцикл, там был запас провизии на троих на два дня, да ещё приличный шмат сала завёрнутый в холстину и пол каравая. А оружие и всё лишнее можно окруженцам отдать, два пистолета, три автомата и пулемёт думаю, им пригодятся, ну и сапоги со всех трёх снял, на войне ценная вещь.
Так под взглядом немца, в его глазах было много чувств, но больше всего преобладало бешенство, я и доел суп. Последнее вычерпал куском хлеба. Убрав посуду в люльку, я взял стоявший рядом с костром чайник и налив в кружку тот божественный напиток, запах которого разносился по округе, сделал первый глоток.
— Настоящий, — с удовольствием сделав ещё один глоток пробормотал я. — Откуда у вас настоящий аргентинский кофе, гады?
Больше всего меня радовало, что едва початая жестяная банка с кофе наличествовала среди моих трофеев. Да и трофеи были приличные, про оружие и продовольствие сказал, ещё стоит помянуть три плаща, очки, амуницию и про всякую мелочёвку, собранную по карманам, сигареты и зажигалки. Среди них была советская плащ-палатка. Её я тоже решил затрофеить. Для организации лагеря пригодится. Одна для лапника, другая для навеса.
Закончив с обедом, я погрузи все трофеи, немца сунул в люльку, хотя он и пытался сопротивляться, но не на того напал, и надев плащ, каску и очки, запустил двигатель. Потом сел в седло и покатил вдоль опушки в сторону моего лагеря. Брошу мотоцикл километрах в трёх от места стоянки, но сначала оставлю в приметном месте трофеи. Прикинув, что в одном месте от опушки до лагеря было километра полтора, я снял с мотоцикла все трофеи, на это всё понадобилось десять минут, и спрятал их в кустарнике, в глубине леса, потом вернувшись и снова запустив двигатель, поехал дальше. Километра через два дорогу пересекал овраг, я спустился в него и поехал по дну на восток, пока не убедился что места тут глухие. Заглушив мотор, скинул с себя плащ, жарко было, тем более после такого плотного обеда, сейчас бы самое время отдохнуть и, вытащил из люльки «тушу» немца. Хорошо что тот был невысоким и худощавым, потом выдернул кляп и задал первый вопрос, показав ему список, что держал в правой руке:
— Что означают эти короткие пометки? Вы так шифруете подразделения, что проходили мимо вашего поста?..
Немец молчал. Разговорить мне его удалось не сразу, минуты три потребовалось, что меня изрядно удивило, крепким орешком оказался. Обычно не больше минуты и клиент готов рассказать всё, что я пожелаю, а этот мычал, вращал глазами, бледнел и краснел, но отказывался говорить. Так что пока я его не сломал, тот ни сказал ни слова. Ну а дальше я получил ту информацию, которую желал услышать, то есть всё об авиационных частях, что находятся в округе. Знал он о пяти подразделениях, и одно как раз было бомбардировочным. Карта у жандармов имелась, и пометка там была с координатами полевого аэродрома. Летуны туда как раз сегодня утром перебазировались, едва успевая за движением мотопехотных подразделений. Так же допросив его по другим частям Люфтваффе, я узнал, что скоро одна из штурмовых частей будет перебазирована на тридцать километров ближе к войскам, что подходили к Минску.
Закончив с допросом, это всё заняло у меня полчаса, я добил его, как и обещал безболезненно, после чего оставив всё как есть, мотоцикл мне было не нужен, поднялся по склону и, осмотревшись, по полю неторопливо зашагал к опушке леса, тут до неё метров четыреста было.
Сбегав за трофеями, я нагрузился так нагрузился. Все естественно я утащить за раз не мог, но забрал всю посуду, продовольствие, два автомата с боезапасом и оба пистолета с ремнями и кобурами. До лагеря я дошёл благополучно, хотя однажды мне и встретилась группа окруженцев, пришлось сложить трофеи в стороне и выйти к ним на встречу. Играя местного, я ответил на несколько вопросов, поделился хлебом и салом, всё отдал, так же сообщил, что немцев вокруг видимо невидимо, поэтому лучше идти ночью, ну или оврагом, он в стороне находится. Добавил ещё, что видел, как какие-то окруженцы прятали оружие и другое имущество в кустарнике и уходили. Вооружены восемь красноармейцев были действительно плохо, так что узнав где точно спрятано оружие, там на опушке приметная берёза была, ушли, а я забрав трофеи так и дотопал до лагеря. Потом чуть позже сбегав, убедился, что пулемёт, сапоги и два плаща с тремя ранцами исчезли. Те всё забрали. Это правильно, тучи вон над головой, как бы дождь не хлынул.
Дождь если и был то прошёл стороной. После возвращения я закончил отбирать из трофеев то, что заберу, а что каким-нибудь окруженцам отдам, сложив последнее отдельной кучей. Потом я сел за карту, время было третий час, так что думаю, успею за световой день пройти половину пути до того района где расположились бомбардировщики. А они, совершенно спокойно перелетев границу, устроились со всеми своими наземными службами на одном из наших военных аэродромов имеющих бетонную полосу для взлёта, причём вроде как даже не одну. Воронки от бомб там уже заделали, так что это подразделение начало работать по заявкам от штаба армии. В общем чтобы добраться до этого аэродрома, мне нужно было проехать порядка семидесяти километров по оккупированным территориям, где уже вроде как начала работать оккупационная администрация. В общем, посмотрим, до темноты кровь из носу мне нужно проехать хотя бы километров двадцать пять-тридцать.
Быстро собравшись, я нагрузился трофеями, что мне были не нужны и направился на поиски хоть какой-то группы окруженцев. Двадцать минут потратил, пока не обнаружил двенадцать человек, судя по петлицам девять артиллеристов, трое стрелки. Им я и передал все трофеи, включая часть продовольствия. Я себе ещё добуду, а им надо. Так же отдал медпакеты повязочных материалов для раненого, все три штуки снятые с жандармов. Я уж собрался уходить, когда замер и вернулся обратно.
— Что-то забыл? — с интересом спросил командир этой группы, старший сержант Валиков.
Он долго благодарил меня за помощь и сейчас его бойцы разжигали костёр, чтобы в двух солдатских котелках, что я им передал вместе с посудой и продовольствием, приготовить себе обед. Фляги и термосы я тоже им отдал, они свастику имеют, а палиться я не хотел. Конечно, если будут обыскивать, много что найдут, однако всё же поостережёмся.
— Да, есть пара вопросов, — мельком осмотревшись, присел я рядом с ним. Сержант был командиром гаубицы, которую уничтожили немцы вместе с батареей и вот выходил к своим с остатками расчётов батареи. Выжило после боя мало. — Ты того парня хорошо знаешь, ну с чубом?
— Часа три назад к нам присоединился, — пожал тот плечами.
— Один?
— Один был. Два других стрелка из полка, что мы прикрывали, документы в порядке, а этот из комендатуры Кобрина. Я смотрел у него документы. А что?
— Казачок он засланный.
— Ты уверен? — нахмурился сержант.
— Ты на себя посмотри, на своих бойцов и особенно тех стрелков, что из полка, и сравни их с этим типом.
— Чистенький?
— Именно, и от него мылом пахнет. Не нашим, немецким.
— Проверим?
— Я сам. Из вас поверяльщики как из медведя балерина.
Тот тип, что привлёк моё внимание, сидел в кругу артиллеристов и балагурил с ними, смеясь своим же шуткам вместе с окруженцами, поэтом для многих стало шоком, когда я схватил его за шею заставив подняться, и приёмом закрутил вокруг своей оси, швырнул о дерево. То оказалось крепче, хотя хруст я слышал отчётливо. Многие вскочили, но сержант их успокоил жестом, внимательно наблюдая, что я делаю. А я наступил на горло засланцу и с издёвкой сказал:
— Петь о том, что ты окруженец не стоил. Какое у тебя задание? Какую задачу тебе поставили офицеры Абвера? Разовая акция или долгосрочная? Говори мразь!
— Вот даёт парнишка, — ахнул один из артиллеристов, когда я сломал руку диверсанту. Кость порвав рукав гимнастёрки вышла наружу.
Тот сломался быстро и подошедшие сержант и ещё один младший командир внимательно слушали весь этот поток сознания. Засланец оказался из своих, завербованных в лагере военнопленных. Он попал туда в первый же день войны, на второй согласился сотрудничать. Работа у него проста, выявлять группы окруженцев и наводить на них немцев. Эта у него уже третья группа.
— Вот мразь… — воскликнул сержант, но добавить ничего не успел, я свернул тому шею. — Зачем?!
— А что ему медаль дать за сдачу своих? — хмуро спросил я. — Что заслужил то и получил… ладно, у меня дел полно, поэтому разбегаемся.
— Ты не простой сельский мальчишка, я это ещё когда ты оружие передавал и учил им пользоваться, понял. Кто ты такой? — спросил сержант.
— Артур Александров. То, что я не прост, ты правильно понял. В отличие от тебя у меня несколько десятков лет опыта ведения диверсионных войн и последнее моё звание, майор. Бывай сержант.
Оставив Валикова стоять с открытым ртом, такими же ошарашенными были и те, кто слышал о чём мы говорим, я направился вглубь леса, чуть позже перейдя на бег. Ну а потом забрал велосипед с вещами, при мне вновь остался один короткоствол, но уже в трёх единицах, «ТТ», «Вальтер» и «Парабеллум», стал толкать свою транспортную единицу к дороге. А что? По дороге быстрее и меня как-то мало волновало, что там двигаются немецкие части. Кто обращает внимание на простого русского паренька?
В принципе так и оказалось, мои предположения снова подтвердились. До самого вечера я катил по дорогам всё приближаясь и приближаясь к аэродрому где базировались те нелюди на которых я устроил охоту. Катил до самой темноты, стараясь засветло преодолеть как можно больше километров и мне это удалось. Сверившись с картой, я понял, что проехал чуть больше тридцати километров этих пыльных полевых и лесных дорог, и меня так никто не остановил, поглядывали, конечно, с интересом. Но кого интересовал подросток?
Об ужине я не беспокоился. Немецкие солдатские котелки я, конечно, передал группе окруженцев старшего сержанта Валикова, однако кашу из одного я всё же перевалил в свой котелок. Так что только разогреть и можно поесть, позже побаловав себя или чайком или кофе. Лучше первое, сон у меня должен быть крепкий, взбодриться мне сейчас не требовалось.
Устроившись в небольшом овраге, я развёл костёр. Длинная сухая ветка у меня была привязана к раме велосипеда как раз для такого случая. Нарубив её, я стал разогревать кашу сдобренную мясом и кипятить воду для чая, налив половину литровой кружки. Если пил чай один я всегда столько заваривал, не обпиться же мне было.