Отвечала щука человечьим голосом:
«Не дело ты затеял Иван-царевич, горе сам себе на голову кликаешь. Но не могу я тебя ослушаться – жизнь мою ты спас – потому исполню службу недобрую».
Принесла щука острозубая яйцо Ивану-царевичу. Взял он в руки смерть Кощееву, положил в котомочку и отправился искать башню заветную, где томилась в неволе Елена Прекрасная.
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, но пришел урочный день и увидел добрый молодец хоромы Кощеевы. Кликнул он Кощея Бессмертного зычным голосом, и предстал перед ним Кощей в блеске молнии.
«За своим пришел, мне чужого не надобно! Отдавай Кощей Бессмертный Елену Прекрасную! Коли отдашь – помилую тебя злодея бессовестного, коли упорствовать надумаешь – со смертью встретишься. Вот она – в яйце затаилась, тебя дожидается».
Отвечал Кощей Бессмертный Ивану-царевичу:
«Не страшит меня смерть – долго пожил я. Чему быть суждено – не минует нас. Не отдам я тебе, Иван-царевич, Елену Прекрасную. Без нее все равно нету жизни мне!»
Разбил добрый молодец яйцо заветное, достал иглу острую и разломил ее надвое – тут Кощею Бессмертному и смерть пришла. Упал он на плиты узорчатые без дыхания, в тот же миг прогремел гром и ударила молния, зашаталась башня высокая и рассыпалась на мелкие камешки. Увидел Иван-царевич Елену Прекрасную, и увидела его красна девица. Заломила руки белые, залилась слезами горючими, оттолкнула мужа законного и упала на грудь Кощея умершего. Подбежал Иван-царевич к своей суженой, а она его прочь гонит, Кощея оплакивая. Знать случилось на белом свете неладное, красно-солнышко взошло на западе, вода сухою сделалась, снег – горячим, а черное белым обернулось… Ничего не поймет добрый молодец. Тут посмотрела Елена Прекрасная на Ивана-царевича и такие слова молвила:
«Что наделал ты, добрый молодец?! Погубил ты три жизни безвинные, три судьбы поломал, как три жердочки. Почему совета доброго не послушался, почему отправился бродить по свету, меня разыскивая? Или Баба Яга тебе не советчица? А волчица быстрая, орел ясноглазый да щука острозубая – разве они тебя не отговаривали? Не послушал ты их Иван-царевич и меня не спросил, не выслушал. Сильнее жизни любила я Кощея Бессмертного, а теперь мне любить больше некого. Лучше б мне ты пронзил грудь белую – меньше боли было бы, меньше горести! До конца своих дней буду Кощея оплакивать, а на тебя, Иван-царевич, наложу свое проклятие. Как лишил ты меня счастья и радости, так и дети твои и правнуки все потомки до сорокового колена несчастливы в любви окажутся. Пусть теряют они всё, что было ими найдено, губят своих сердец избранников, смерть приносят своим возлюбленным!»
И закончив речь горькую, обернулась Елена Прекрасная горлицей и улетела прочь, в края неведомые. А Ивану-царевичу делать нечего – воротился он ни с чем в дом отеческий. Вскоре умер царь Даниил, и стал Иван-царевич государем-батюшкой. Только так и не довелось ему со счастьем встретиться. И сыновья Ивановы жили несчастливо, и внуки внуков, и внуки правнуков. Ни единого человека из рода Ивана-царевича не обошло стороной проклятье Елены Прекрасной… Вот и сказке пришел конец, сказке про Ивана-царевича, Елену Прекрасную и Кощея Бессмертного.
— Как – конец? А где же свадьба?
— Свадьбы не получилось.
— Нет, мам – это неправильная сказка. Пусть Иван-царевич и Елена Прекрасная помирятся, пожалуйста!
— Ложись спать, сынок. Чему быть суждено, не минует нас.
— Но мама…
У него в глазах блестят слезы – сейчас он сморщит носик и расплачется. Но нет – «мужчины не плачут» – он всегда говорит эти слова, если приходит обида и боль. «Когда я вырасту, стану таким, как папа» – бедный малыш так никогда и не видел своего отца…
Еще пару минут назад я была уверена в правильности своего поступка и, только произнеся вслух проклятье Елены Прекрасной, почувствовала, что совершила неверный шаг и усомнилась, стоило ли вообще рассказывать эту сказку. Прежде мои рассуждения выглядели несколько иначе – представлялось, что в будущем, когда для моего сына наступит время любви, слова забытой сказки всплывут в его сознании и смягчат боль прозрения. Он окажется готов принять свой жребий. Разве я могла думать иначе, если и моя жизнь прошла в рамках этой схемы? Когда-то я целую ночь прорыдала, скорбя о нескладных судьбах Ивана-царевича и Елены прекрасной, а потом позабыла странную сказку, похоронив ее в кладовых
памяти вместе с иными образами раннего детства. Забыла, пока не пришлось вспомнить о ней…
Тогда мне исполнилось девятнадцать. Тогда я полюбила. В нашем институте училось мало парней и потому на каждого из них приходилось едва ли не по дюжине девчонок. Я не слишком высоко оценивала свои достоинства, робела, терялась при встрече с сокурсниками и не смела рассчитывать на успех в том, что называют «личной жизнью». Пожалуй, я была весьма закомплексованной особой. А он… Когда я училась на втором курсе, он перешел на четвертый… Всегда на виду – красавец, отличник, спортсмен. Мне ли, неказистой девчонке со смешной челкой и веснушками было мечтать о нем? Я и не мечтала. Но он почему-то выбрал меня.
Весна и любовь захлестнули меня лавиной. Ту весну не удастся забыть никогда. Буйство пробудившейся от зимнего оцепенения природы перекликалось с чувствами, бушевавшими в моей груди. В памяти сияют яркие осколки сгинувших дней. Они похожи на узор в калейдоскопе – изменчивый, неповторимый, завораживающий. Сияющие алым огнем тюльпаны, пронизанные солнцем, сиреневые сумерки первого свидания, упругие травинки, пробившиеся сквозь корку прошлогодней листвы, последние островки льда, звенящие ручьи, его глаза…
А потом грянуло предупреждение – напоминание об иллюзорности счастья. Он ждал с букетом алых тюльпанов в руках. Я миновала угол дома, он увидел меня и устремился навстречу. Вывернувшийся из подворотни автомобиль швырнул моего возлюбленного на асфальт тротуара. Я закричала. Перед глазами были раздавленные шинами хрупкие цветы… Тогда все обошлось, тот, кого я любила, почти не пострадал – легкие ушибы и испуг – репетиция катастрофы. Смерть грозила издалека. Она еще не подошла близко, но ее тень осенила лицо того, кто был обречен. Досадное происшествие с автомобилем стало предвестником роковой развязки. Тогда-то я и восстало из памяти проклятье Елены Прекрасной. Возможно, оно не заслуживало бы внимания, но история моей семьи поневоле заставляет верить в таинственные совпадения и предначертанные заранее события.
Вереница безвременных смертей, уходящая в глубины прошлого – наглядное подтверждение самых безумных предположений и идей. Отец погиб, когда мне было четыре года. Он умер от переохлаждения, спасая детей из ушедшего под лед автобуса. Бабушка погибла в 1944 году, во время бомбежки, оставив деду трехлетнего ребенка – мою маму. Прадед сгинул в смуте двадцатых, едва успев дать жизнь своему сыну… Вторая половина девятнадцатого века так же отмечена чредой безвременных смертей. Потом след моей
семьи теряется, но я почти уверена, что проклятье преследует нас не одно столетье. Сказка, услышанная в детстве, помогла объединить разрозненные осколки подозрений. Сомнения рассеялись, я поняла, что всякий, кто любит человека из проклятого рода, неважно мужчина то был или женщина, погибал, едва успев дать жизнь ребенку, несущему в себе проклятие для нового поколения.
В то лето слова Елены Прекрасной не оставляли меня, преследуя, как кошмар. Днем и ночью звучали они в моих ушах, и губы, против воли повторяли: «Пусть теряют они всё, что было ими найдено, губят своих сердец избранников, смерть приносят своим возлюбленным!». И тогда я решила спасти любимого человека, отказавшись от него. Я бежала в другой город и полтора года жила в странном душевном оцепенении, не уверенная в том, сплю я или бодрствую. Он сумел разыскать меня, и между нами произошло то, что было неизбежно. Несколько коротких дней, полных сумасшедшего счастья… Я оказалась столь наивна, что продолжала надеяться на чудо, веря, что Рок еще может пощадить моего возлюбленного, если мы расстанемся навсегда. Я не догадывалась – новая жизнь уже зародилась во мне, жизнь, отравленная проклятием. Род нашел свое продолжение, и было поздно менять судьбу. Но я так боялась за любимого человека, что упорно не желала признать очевидного. Мы расстались. Оказалось – навечно. Смерть
явилась за моим мужем в Бендерах знойным июньским днем 1992 года, направив в его голову пулю снайпера.
Таково послесловие к сказке об Иване-царевиче и Елене Прекрасной. Когда наш род обзавелся страшным наследием проклятия, я не знаю. Кто выдумал эту сказку и первым рассказал ее своему ребенку? Существовала ли реально женщина, проклявшая потомков своего недруга или эта сказка – попытка втиснуть в рамки человеческих понятий непостижимую закономерность, с которой гибнут близкие моей семье люди? Вопросы, вопросы… Ни я, ни мои дети, ни дети их детей не узнают разгадки этой тайны. Или…
Неприятный холодок ползет по моей спине. Или… В комнате очень тихо – почти неуловимое для слуха щелканье кварцевых часов и дыхание моего сына. Или… я боюсь развивать неожиданно пришедшую мысль. Она пугает. Она делает меня преступницей, сломавшей жизнь собственному ребенку. Неужели только что, случайно, я разгадала тайну нашего рода, постигла механизм проклятия?! Но это случилось слишком поздно… Ах, если бы я поняла это чуть раньше, когда еще не были произнесены роковые слова! Если бы…
Сама сказка и есть проклятье нашего рода. Она не объясняет причину беды, она создает ее. Нельзя забывать о силе слов. Эта сила огромна. Сколько несчастий произошло на Земле только потому, что кто-то неосторожно предрек их!
Люди верят в слова и как марионетки начинают разыгрывать нелепый спектакль только потому, что, якобы, их будущее предрешено. Люди не могут противостоять словам.
Если бы не злая сказка, занозой сидевшая в моем мозгу, разве отважилась бы я оттолкнуть любимого человека, расстаться с ним навсегда?! Это из-за меня он отправился воевать в Приднестровье и там нашел свою смерть. Из-за меня… Сказка искалечила судьбы всех, кто знал ее. Повторяя сюжет нелепой выдумки, мы из поколения в поколения мучили себя и убивали тех, кого любим. Мы верили в слова, и они обретали силу.
Да, это подлинное проклятие, и спасти от него может только забвение. Надо забыть эту сказку. Но понимание роковой ошибки пришло ко мне слишком поздно. Я только что сама, добровольно бросила семя зла в невинную душу ребенка. Отныне мой сын знает о проклятье Елены Прекрасной, и это знание приведет его к катастрофе. Почему я не распознала ловушку? Зачем рассказала сказку?
Дверь
На краю деревни дорога сделала резкий поворот, свернув влево. Пейзаж за окнами машины сменился внезапно и быстро, как театральная декорация. Вместо вереницы невзрачных домишек, вытянувшихся вдоль пропыленной деревенской улицы, взорам открылся невысокий холм, увенчанный одиноко стоявшим домом. Серебристый от старости, добротный, он возвышался среди яблоневых деревьев и кустов еще не отцветшей сирени. Вдали, за холмом угадывалась река.
— А это была неплохая идея – выбраться сюда… — произнесла Люба и отвела от лица прядь светлых легких волос, растрепанных беспечным ветерком.
— Во всяком случае, дешевле, чем куда-либо ехать или снимать дачу, — отозвался сидящий за рулем мужчина. — И, вообще, этот дом – уже давно наша собственность.
— Твоего дяди, Игорь.
— Теперь наш. Твой и мой, Сережкин, Маргариткин. Дядя умер, а других наследников, кроме меня у него не осталось.
— Надеюсь, этим воскресеньем удастся перевезти сюда всех.
— Ты оптимистка, Любаша. Скорее всего, мне к этому времени просто не удастся раздобыть на работе микроавтобус. Но даже не в этом дело. Дом стоял заколоченным три с лишним года, и вряд ли приобрел от этого дополнительный комфорт. Нам предстоит масса работы, прежде чем он приобретет приличный вид.
— Нам же не круглый год здесь жить! Наверняка крыша подтекает, половицы рассохлись, рамы перекосило – и только. Сад, конечно, очень запущен. Но это мелочи – был бы кров над головой.
Игорь затормозил у малоприметной калитки. Свесившиеся из-за штакетника ветви яблонь зашуршали по крыше машины, будто пытаясь задержать ее. Оба вышли наружу, разминая уставшие от неподвижности тела. Люба отворила незапертую калитку. Узкая заросшая гусиной травкой и крапивой тропинка уводила вглубь сада, к дому. Не дожидаясь мужа, возившегося с машиной, Люба пошла вперед, желая как можно скорее увидеть вблизи полюбившийся ей с первого взгляда дом. Вскоре ее красный сарафан исчез за кустами.
Негромкий женский вскрик заставил Игоря со всех ног броситься в глубину сада. Люба стояла на открытой веранде дома и виновато улыбалась:
— Прости. Я не хотела тебя пугать. Просто это так мерзко и неожиданно… Я сама испугалась. Интересно, от чего он умер?
Игорь наклонился над похожим на грязный меховой воротник предметом. Поморщился – кошачий трупик был набит сотнями копошащихся жирных личинок.
— Какая разница? Что бы ни служило тому причиной, ему не стоило, в качестве места последнего упокоения избирать крыльцо нашего дома.
— Бедный котик!
— Хорошо, что детей не взяли. Зароем бедолагу по ту сторону забора. Где ключи?
— Вот… — Люба открыла сумочку, болтавшуюся на плече, извлекла связку увесистых старинных ключей, нанизанных на бронзовое узорчатое кольцо. — А скважина здесь только одна. Попробую угадать…
Первый, наугад выбранный ключ, сразу подошел к замку. Люба открыла замок. Легкий порыв ветра качнул дверь, и она отворилась, протяжным скрипом приветствуя новых владельцев. Двое вступили в сумрачную прохладу давно опустевшего жилья. Увиденное стало приятным сюрпризом –
казалось, дом покинули совсем недавно – так аккуратно и чисто было под его крышей. Отсутствовали даже ожидаемые занавеси паутины, и только ровный, будто просеянный через мельчайшее сито слой пыли, покрывавший стены и предметы, выдавал одиночество осиротевшего дома. Довольный Игорь не преминул поделиться своими впечатлениями с женой:
— Ты была права, угадала – здесь неплохо. Дядюшка был отменным хозяином. А крыша все же наверняка рассохлась, готов поспорить. Двери скрипят, но это и вовсе не проблема. Маленький косметический ремонт и хорошая уборка – вот что здесь необходимо. Теперь же, мадам, прошу следовать за мной…
Игорь, в детстве не раз гостивший у дядюшки, вызвался исполнять роль экскурсовода, знакомя жену с расположением комнат:
— Налево, сударыня, вы видите дверь, ведущую в кухню. Там есть ход в небольшой чулан. Отсюда можно войти еще в две комнаты, кои можно использовать, как спальни.
— Здорово! — Люба была в восторге от увиденного. Она нетерпеливо перебила Игоря. — Это тебе ни какая-нибудь избушка на курьих ножках. Куда ведет лестница?
— В мансарду.
— Класс! Настоящий графский особняк. А потолки какие высокие! Теперь за дело. Надо выкинуть всю рухлядь. Дом
хорош, но эти допотопные диванчики, комодики, этажерочки! Здесь все утопает в пыли!
— Не торопись, Любаша. Уберем мебель наверх – и все. Какой толк в том, что она будет валяться у дома? Сжечь ее – так мы погрязнем в этом деле. Мансарда нам, скорее всего не потребуется. Трех комнат и кухни будет вполне достаточно для нормальной жизни.
— Как скажешь. Наверх, так наверх. Скорей бы сбить эти противные доски, распахнуть ставни! Я просто жажду перемыть здесь все окна. Пустим солнце в дом!
Любу переполняло желание работать, убирать, наводить порядок. Заразившись ее энтузиазмом, Игорь не без труда начал затаскивать тяжелую деревянную мебель наверх, в мансарду.
В город они вернулись только в одиннадцатом часу вечера.
Несмотря на то, что спать легли после полуночи, дел наутро осталось предостаточно. Сборы шли полным ходом.
— Бабушка, деда – это и есть великое переселение народов? — вертелась под ногами, не давая никому прохода, радостно возбужденная Маргаритка. — Так… Постельку для куклы взяли, мячик взяли, прыгалки взяли… А где Пусик? Он
мой сторожевой пес. Будет нас охранять от волков и разбойников – гав-гав! Деда, давай построим для него игрушечную будочку!
— Арина, ты готова? — послышалось из кухни.
— Нет, тетя Люба, чемодан не стягивается.
— Тебе, сестричка, необходима мужская рука. Мы его коленом… А ты затягивай… Раз!