Третье правило диверсанта - Бычков Михаил Владимирович "bmvcher" 20 стр.


Эх! Где же чёрт его подери Монах!

Я услышал тихий тройной посвист. Для меня он прозвучал подобно грому среди ясного неба и в то же время волшебной побуждающей к жизни мелодией. Сначала я испуганно встрепенулся и напрягся, прислушался, свист повторился.

— Монах, — одними гудами прошептал я, и только после того догадался ответить на условный сигнал.

Монах тут же вышел из-за плиты, некоторое время постоял, издалека посматривая на спящего Андрея. Затем быстрым шагом подошел ко мне и, не говоря ни слова, уселся рядом, прислонился затылком к прохладному бетону и закрыл глаза. Было видно, что он сильно устал — осунулся и посерел. Его острый грязный кадык, так резко выпирал из под пыльной всклоченной бороды, что казалось ещё чуть-чуть, и он прорвёт кожу. Веки на глазах и кончики пальцев на цевье и прикладе автомата нервно подрагивали. Губы заветрелись, будто он отсутствовал не семь часов, а как минимум пару дней бродил по руинам города без воды и пищи.

Я отстегнул от пояса фляжку и протянул ему. Он никак не реагировал, тогда я толкнул его локтём. Монах открыл глаза, оскалил жёлтые зубы то ли в усмешке, то ли желая вцепиться мне в горло. Понятно, что это только мне показалось, но всё равно стало как-то неуютно. Он взял фляжку и стал шумно пить.

— Чего так долго? — Спросил я.

— Жрать охота, — игнорировал он мой вопрос.

— Суп из кошки будешь?

— Я буду суп хоть из старого ботинка.

— Только он холодный.

— Всё равно.

Я поднялся с места взял котелок и протянул его Монаху. Он зажал его между колен, ловко вытащил из рукава ложку и принялся жадно хлебать жижу, мясо он брал свободной рукой, отрывал зубами куски и со скрипом жевал.

Ждать пока он, наконец, насытится, и приступит к рассказу, было мучительно, но я предпочёл придерживаться именно этой тактики, не понаслышке зная крутой нрав Монаха. За едой он был подобен здоровенному цепному псу и не то что, отвлекать, его разговорами, но и смотреть в рот было себе дороже. Кусать бы конечно не стал, но запустить в голову ложкой мог запросто.

Смяв всё подчистую, Монах облизал ложку и спрятал её обратно в рукав, сыто отрыгнул, заметно потеплев при этом чертами. Он подмигнул мне и не замедлил вставить фитиля.

— А костерок-то зря запалил. Мало ли что? — Сказал он, впрочем, вполне равнодушно.

— Как бы ты тогда супчику порубал?

— Это так, это верно. Был бы горяченький, цены бы ему не было, но четыре с плюсом ты заработал честно. Спасибо.

— Приходить нужно вовремя. — Буркнул я польщённый высокой оценкой своего скромного кулинарного труда.

— Ты прям как баба, ещё немного и пилить начнёшь. А может, я тебя пялить? Не приголубишь с дороги? А?

— Не лезь, — беззлобно обрубил я, несмотря на то, что он переходил допустимые рамки.

— Как Андрюха?

— Сам не видишь? Спит, иногда просыпается и тут же опять засыпает. Тяжело будет дойти до «Водоканала».

— Как часто ослабляешь ремень?

— Раз в тридцать-сорок минут.

— Нормально.

— Да чего хорошего-то?

— Он парень крепкий. Дойдём куда надо, но тяжело будет.

Я не утерпел и высказал свои старые сомнения:

— Послушай Монах, я вот чего понять не могу. Почему мы потеряли столько времени и пропустили их вперёд. Не проще было бы встретить всю эту шайку в «Водоканале», там, в бомбоубежище целый арсенал, даже пушка авиационная есть. Я видел! Вместо этого придётся брать штурмом здание. Какие у нас шансы? Они ведь тоже не сопляки, и хоть Андрюха режет им пальцы, глупо идти втроём с криками ура и голым задом.

— Эй, эй, эй! — Пресёк на корню мои упаднические настроения Монах. — Именно потому, что нас всего трое и не с сопляками имеем дело, мы пропускаем их вперёд. Во первых как бы мы держали оборону, даже имея всё то замечательное оружие, что есть по твоим словам в бомбоубежище? Положить всех разом просто нереально. И тогда им достаточно отправить одного за подмогой, а остальным просто не давать нам выйти. Как ты сам понимаешь выбраться из здания незамеченными, гораздо сложнее, чем в него проникнуть. Во вторых у нас несколько важных преимуществ. Мы о них прекрасно знаем, они о нас нет. Мы будем для них как снег наголову или вернее тень из-за угла, перережем по одному как свиней. И наконец, у нас как минимум неделя времени в запасе пока к ним не подтянуться свежие бойцы обеспокоенные отсутствием вестей. Хвосты мы подчистили. Андрей убрал тех двоих, что выдвинулись к своей базе, и парочку что поджидала твоего возможного возвращения, на месте где ты похоронил одного из «заводских».

— Не, знаю, не знаю. — Задумчиво покусывая губу, протянул я. — Уж слишком кудряво получается. А, откуда ты знаешь, что у нас есть неделя? Насколько я помню, мы никогда даже приблизительно не знали о месте расположения ни одной базы наёмников.

— Оттуда же откуда папочка с рапортом и отрывком допроса и та фотография, которую ты всё время рассматриваешь украдкой? — воскликнул, теряя терпение. — И можешь думать, что тебе угодно, только старший пока что я, и мои приказы не рассматриваются, ни в каком разрезе! Я сказал! — Он прихлопнул кулаком по колену, и зверски зыркнул на меня своими глазищами. Не двусмысленно давая понять что его слово последнее.

Меня мало задели его претензии на единовластие, тем более что в этой части я, скорее готов был с ним согласиться, поскольку не претендовал на пост главнокомандующего. Я всего лишь задал один единственный вопрос последнее время волновавший меня всё больше и больше:

— Тебе сливает сведения человек из руководства ГГО?

Монах некоторое время молчал, раздумывая над моим вопросом, видимо понимая, что и так в запале сболтнул лишнего, но и отступать назад было бессмысленно, поэтому сделал мне неглубокий книксен подбородком и неохотно с видимым усилием выдавил из себя три слова, точно сплюнул сквозь зубы:

— Верно. Он самый.

— Кто он? — Без особой надежды на ответ спросил я. Монах и так изменил своему основному принципу: не открывать масть до очередной сдачи — по совести он был бы отличным игроком в покер. Однако партия в этот раз складывалась куда как серьёзная и играть приходилось не на интерес. Но больше слабины Монах не дал.

— Лёха давай с тобой договоримся. Ты всё узнаешь в своё время, не нужно пытаться откусить больше чем можешь. К тому же помимо того что в первых и во вторых есть кое-что и на третье. Подожди немного. — Успокаивающе как ему показалось, ответил он, но вместо этого лишь вновь возбудил моё любопытство.

Меня неожиданно осенила одна догадка правильность, которой я решил проверить незамедлительно, не осознавая, что лучше оставить подозрения при себе.

— Тебя так долго не было, потому что ты с ним встречался?! — Выплеснул я из себя на одном дыхании.

Монах настороженно посмотрел на меня и с железной ноткой в голосе отчётливо проговорил:

— А вот это Алёшенька не твоё собачье дело.

Всё разговор был закончен.

Ничего, по сути, не изменилось. Мною, как и прежде помыкали и принуждали плясать под свою дудку, причем кто именно дул в эту дудку так и осталось для меня загадкой. Я не стал спорить с Монахом. Незачем его злить раньше времени. Пусть себе держит меня за дурака, так и ему и мне спокойнее будет.

— Ты всё понял? — Спросил он.

— Да понял, понял. Что с Андрюхой делать будем? — Спросил я, переведя разговор с неудобной для него темы. Но узелок на память завязал.

Монах успокоился, стрельнул у меня табаку и, закурив, ответил:

— Минутку посидим и перетащим его. Тут недалеко есть одно подходящее местечко — Гранд-Отель. Переночуем и двинемся вперёд. Если до утра не придёт в себя — придётся его бросить.

Мне оставалось промолчать и на это.

Я думал по поводу Гранд-Отеля, это своеобразная шутка оказалось Монах и не думал шутить. В полу квартале в уцелевшем девятиэтажном доме, мимо которого, я в своё время неоднократно проходил на пятом этаже (подъём с обмякшим на руках Андреем составил определённые трудности) в одной из квартир и впрямь размещался настоящий пятизвёздочный отель. Монах открыл дверь своим ключом, и я понял, что это его собственная конура (место возвращения и отдыха) примерно такая же, как и моя собственная в заброшенном двухэтажном здании, только не в пример моей, более просторная светлая и… как бы подобрать поточнее слово… комфортабельная что ли.

Нет всё-таки, это не может быть квартирой Монаха, на этот счет меня сразу посетили некоторые сомнения после первой неудачной догадки. Почему Монах с Андреем сидели в загаженном подвале, когда под боком имелось такое шикарное место? Скорее всего, эта квартира принадлежит кому-то более значимому.

— Ты не думай это не моя хата. — Подтвердил Монах мою догадку. Мне хотелось ему верить, и я поверил.

— А ключик, откуда? Значит, всё-таки встречался с кем надо. — Не удержался я и вставил замечание.

— Мы же, кажется, договорились, что ты больше не задаёшь вопросов, на которые я не могу ответить. — Спокойно ответил он. Сил злиться и огрызаться не осталось, ни у него, ни у меня.

Тьма под насупленным небом наступила молниеносно. Монах опустил на всех окнах жалюзи. По тому, как он путался в расположении квартиры, я окончательно убедился, что он сам в ней в первый раз. Я подсвечивал ему своим «шмелём». На кухне он залил солярки из имеющейся тут же канистры в бак небольшого установленного на специальных противовибрационных подушках генератора и запустил его. Выхлопная труба выходила в вентиляционное отверстие. Я смотрел на все эти чудеса с раскрытым ртом, хотя новинкой для меня ничего не являлось. Во всей квартире загорелся ослепительный свет.

Это стало для нас маленьким рождественским утренником. Мы оба принялись рыскать по ящикам в кухне, но как оказалось, каждый искал своё.

Концентратов тушёнки и сухпая я нашел на полгода вперёд, однако Монах, не переставая копошился то в одном углу, то в другом.

— Монах, — позвал я его.

Он только отмахнулся и продолжил поиски, с удвоенной энергией вываливая прямо на пол всё новые и новые драгоценные находки.

И тут я услышал его приглушенный радостный вскрик. Из потайной ниши в стене он извлёк небольшой пластмассовый ящик с двумя желтыми мигающими индикаторами на боку, обозначающими уровень заряда батареи. Я тут же узнал что это такое. Портативный холодильник со встроенным аккумулятором, рассчитанным на сто с лишним лет беспрерывной работы. И это именно мой кейс, на его крышке была выдавлена цифра четыре. Мой порядковый номер. Всё так неожиданно вспыхнуло в мозгу, что я не успел ни удивиться, ни испугаться.

Но мысль тут же, заработала как хорошо смазанный часовой механизм. Я отстранил Монаха, сорвал на кейсе предохранительные клапаны и поднял крышку. Столб обжигающе-холодного пара на несколько секунд ослепил меня.

Я знал, что найду внутри и поэтому нисколько не удивился ни блеску металла, ни изморози лежащей на рабочей поверхности инструмента.

— Как этим пользоваться? — Спросил Монах.

— Я же не спрашиваю, откуда вы это взяли, — ответил я.

Он только мотнул головой. Я и сам знал, где помещался раньше кейс с метаболическим модулятором. Там же где Монах меня нашел. Рядом с моей «капсулой времени» — названной так дураком ассистентом, за неимением фантазии.

Я вставил руку в ледяную крагу, сенсорные зажимы моментально сработали на мою ДНК, и плотно обхватили кисть. Я зарядил в приёмник одну из двух оставшихся ампул и вышел в коридор.

Андрей лежал на разобранной постели, разметавшись в бреду. Выглядел он плохо, у него сильно поднялась температура. Мелкая дрожь пробегала по его телу. Он замерзал и непроизвольно пытался натянуть на себя несуществующее одеяло. Уже тогда я знал, что укол сыворотки не прошедшему предварительной подготовки человеку может стать фатальным, однако выбора у меня не было. Тянуть дальше — лишить Андрея последней возможности. Я надеялся на его крепкую конституцию богатырское здоровье молодость и ту составляющую, что обычно отделяет скучного покойника от забавного дегенерата.

— Сними повязку, — приказал я Монаху. Он ловко срезал ножом бинты, обнажив страшную рану с торчащими наружу костями и сухожилиями.

— Ремень. — Коротко сказал я. Монах снял портупею, и отошел в сторону, давая мне простор для действий.

Приблизившись к кровати я, приложив облачённые в хром костяшки кисти, к плечу Андрея и резко сжал кулак. Полый стилет врезался в мясо, пропуская сквозь себя живительную смесь. Вены распрямились, кости соприкоснулись рваными краями и срослись прямо на глазах, плоть мягко обернула их и через минуту образовалась свежая прозрачная розовая кожа. Андрей забился в конвульсиях, выгнулся дугой и заскрипел челюстями, кроша зубную эмаль. Если это не убьёт его прямо сейчас у него появиться шанс.

— Как же так, как же так, как… как… — Беспомощно лепетал Монах глядя на чудо исцеления и пытаясь прижать тело Андрея к кровати.

Возможно, на короткое время я стал для него кем-то вроде бога. Пока он прибывал в метафизическом трансе, борясь с только недавно безвольным телом нашего друга, я перезарядил инъектор и впрыснул себе в ногу прямо через штанину содержимое второй, последней ампулы. Изначально их было двенадцать штук заряженных в окружающий инъектор барабан — десять штук бесследно исчезли, и куда именно разбираться было некогда, поскольку меня накрыло.

Глава 18

Я зажмурился.

Сознание закрутилось огненным вихрем: сначала перед глазами начали мелькать какие-то яркие-яркие картинки, похожие на широкие свежие мазки краски или на фосфены только более насыщенные цветом и резко очерченные. В голове зазвучали обрывки ничего незначащих, но до боли знакомых фраз, сопровождаемые неприятным фоном из тысячи нудных колокольчиков, звенящих на разные лады, будто поблизости кто-то неумеючи играл на миниатюрном карильоне. Звук становился то тише, то громче, то поднимался до верхней нотной строки, то ударял в басы.

Открыл глаза.

Мир раскачивался передо мной, будто я смотрел на него с борта утлой лодки в трёхбалльный шторм. Я инстинктивно расставил руки, чтобы ухватиться за вёсельные уключины и не вывалиться за борт в самую пучину, но внезапно всё встало на свои места. Море успокоилось и вместо шаткого дна лодки, я ощутил под ногами пол, на котором вполне твёрдо стоял. Вскоре исчезли и назойливые голоса, смолкли и колокольчики, уступив место тонкому на уровни слышимости писку. Я склонил голову и попытался вытрясти его как воду из ушей. Но не проходящий навязчивый писк не самое страшное, что случилось со мной.

Кое-что похуже ожидало впереди.

Я не говорю о боли. Хотя больно было. Боль можно вытерпеть и я вытерпел — почти. Только упал на колени, скинул с руки инъектор, и плотно стиснул виски ладонями, пытаясь не дать себе закричать.

Всё тот же злой гений который до того самозабвенно изводил меня нудной игрой на поганых колокольчиках одним точным движением прямо через кисти рук вогнал в голову железный прут и стал медленно его вращать сначала по часовой стрелке потом против. Всё тело от кончиков пальцев ног до макушки сначала бросило в жар, точно вся кровь разом вскипела, или через темечко залили под завязку ядрёной перцовой настойки, после жар отпустил, и прямо под рёбра протиснулись чьи-то ледяные руки и попытались разорвать грудную клетку изнутри. Затем вновь обдало кипятком и в каждый нервный отросток вонзилось по оголённому проводу под высоким напряжением…

Опрокинулся на спину. После инъекции всегда случается эпилептический припадок. Я вспомнил это, и вскипел пеной.

Успел только закусить пропитанный потом воротник куртки и почувствовать на языке солоноватый привкус крови или всё того же пота и…

…отключился.

Некоторое время я словно пуховое птичье перо кружился в темноте, ещё хоть как-то осознавая себя, но скоро прекратилось и моё безвольное парение. Всё прекратилось. Не осталось ничего кроме, полного ничем не нарушаемого покоя. Больше волноваться было не о чем. Я просто растворился, как и не было вовсе.

НИКОГДА.

ПУХ. ПРОСТО ПАДАЛ ПУХ. С ВЫСОКИХ ЗЕЛЁНЫХ ДЕРЕВЬЕВ. МЕДЛЕННО, И КАК ВОДИТСЯ НЕОТВРАТИМО. ПОЭЗИЯ! МАТЬ ЕЁ РАСТАК!

Я не говорю о боли — боль можно вытерпеть. Даже самую сильную боль можно вытерпеть, нужно просто на время стать ею, и перестать осознавать — как ток крови, как движение ресниц, как дыхание.

Назад Дальше