— Чего же тут страшного?
— Ты не понимаешь.
— Нет.
— Так ведь кто-то рисовал краской номера на спинках хрюшек.
— Бросим эту дурь. Что дальше?
— Ничего.
— А холодильник?
— Какой холодильник?
— Ну, тот кейс, который ты откопал вон в том углу, — я махнул рукой в ту сторону, откуда Монах извлёк холодильник.
— А-а, этот. Нет, ничего там больше не было. Я увидел этот чемодан первый раз здесь в квартире. Мне было передано, где его искать и что нужно моментально передать тебе, это всё. А что?
— Так мелочи. Рассказывай.
— Пять лет почти ничего не происходило. Он появлялся раз в пару месяцев и подробно расспрашивал о тебе. Что ты говоришь, о чём думаешь, не вспомнил ли чего, но как ты и сам прекрасно знаешь ничего нового, я сообщить не мог. Память у тебя словно кирпичом отшибло, но вот что интересно ты был в полной уверенности, что родился и вырос в общине «заводских». Свободно рассказывал о своём детстве, и все кроме меня были в полной уверенности, что так оно и есть. Даже у меня порой возникали сомнения на твой счёт. Я очень часто разговаривал с «ним» на эту тему, «он» что-то объяснял, иногда убеждал меня, иногда мне стоило огромных усилий верить ему. Всё равно я никак не мог взять в толк как ты после стольких лет сна и забвения мог придумать себе такую детальную биографию. Разговоры о замещении памяти как о предохранительном механизме хороши ровно до тех пор, пока сам не столкнёшься с этим. Ты в деталях описывал быт общины, людей среди которых рос, чем занимался, как взрослел, словом всё в красках, всё в подробностях. Хотя как я узнал позже, находился в общине всего пару месяцев и не мог набраться за такое короткое время всего того о чём говорил. К тому же ты напрочь, позабыл о саркофаге, о графике который начертил в первые часы и о самом городе, вот что было странно — этого я понять не мог. Короче время шло и никаких изменений. Я пытался тебя в разговорах подводить к нужной теме — впустую. И тогда он…
— Он, он у него имя хотя бы есть? — Не выдержал я.
— Его зовут Сергей. — Больше не ломаясь, ответил Монах.
— Просто Сергей?
— Просто Сергей. — Подтвердил он. — Только вот парень он далеко не простой. Кроме того могу добавить, что он подвизается по медицинской части и с момента нашего первого знакомства сильно поднялся по служебной лестнице. Теперь он с майорской нашивкой и серебряным колосом в петлице и тремя жестяными орденскими планками. Два ордена Поперечника Оси Мира и орден Платинового Ядра, не считая второстепенных знаков отличия. Большая шишка. Вхож в близкий круг самого Пресвитера. Так что думай сам.
— Я и думаю. — В моём мозгу действительно кипело — бурлило и лопалось, многое становилось на свои места. Но большая часть по-прежнему была спрятана в тени забвения.
— Короче он придумал, как подхлестнуть твою память.
— Кажется, я начинаю понимать как.
— Ну, да. Мы организовали нападение на тебя, и тем самым подтолкнули к действиям.
— Я видимо должен сказать за это спасибо? — Возмущение переполняло меня, ещё немного и я стал бы бить Монаху морду — в кровь, вдребезги. Тот видимо этого не понимал, что ситуация накалилась до предела и потому беспечно ответил:
— Да не за что.
— Значит, он натравил на меня «заводских» и устроил травлю? — Спросил я, еле себя сдерживаясь.
— Не совсем так. Он предложил устроить на тебя засаду, а всю операцию, сценарий, время, место, проработку деталей, подбор исполнителей я взял на себя. И мне кажется, не плохо всё устроил. С пацанёнком мы два дня репетировали, прежде чем приступили к основному действию. Ну а команду фас наёмникам действительно дал Сергей и ордер на твой арест тоже выхлопотал он.
— Но зачем?! — Взорвался я. На мой вскрик в кухню загляну Андрей. Монах замахал на него рукам, и он вновь пропал и плотно прикрыл за собой дверь.
— Зачем? — Повторил я в сердцах, и так прекрасно зная ответ. Тем не менее, Монах ответил:
— Хочешь ты того или нет но в твоей голове содержится информация способная вернуть оставленных богом людей к жизни. И для того чтобы её заполучить все средства хороши. Ты мне искренне нравишься Лёша, правда, но если для этого бы потребовалось вскрыть твой череп, я, ни на минуту бы не задумался. Ты слишком важен и ценен для человечества, чтобы оглядываться на твои чувства. Извини, но это так.
— И поэтому вы бросили меня без еды воды и оружия одного в городе?! Не очень-то вяжется с понятием о ценности. — Усмехнулся я.
— Шоковая терапия. И потом мы тебя с Сергеем всё время вели, ну и Андрюха ещё помогал. Он, правда, всего не знает, да и не нужно ему. Он парень молодой, немного туговатый, зато безоговорочно преданный и исполнительный — единственный кому я доверился. Кто тебе еды принёс в трансформаторную будку, когда ты петлял, а кто тебя на здание «Водоканала» вывел? Незаменимый человек. Поэтому будь с ним не так откровенно груб. Кстати, весь наш клан считает тебя ренегатом и активно ищет, согласно свежей директиве живым тебя брать не то, что необязательно — ненужно.
— Это что тоже стратегия такая? — Глаза полезли на лоб.
— Видишь ли, отчасти нападение на тебя было крайней необходимостью, вроде как ход на опережение. Превентивная мера. Понимаешь? Нет? Ладно, объясню подробнее и доходчивее, для дураков. И не надо губу надувать, не надо. Письмо, которое ты нес в своей вализе и вызубрил наизусть, было подлинным, в отличие от фотографии и дурацких часов, что мы тебе подбросили, чтобы подтолкнуть к поискам. Уж очень часто ты возвращался к этому образу и во снах и в частных разговорах. Тебя за ненадобностью решили утилизировать.
— Как?
— Ты что и вправду, ещё до конца не очухался? Как свиной навоз — в землю! На удобрение! И вся недолга. Конечно, сначала бы тебя как следует, выпотрошили в кабинете доброго доктора, а уж потом — пуля в затылок и в приямочек.
— Понятно. — С трудом выдавил я из себя.
— Такое трудно понять. Ты должен, всё как следует обдумать, и сам принять решение. Знай, что мы полностью на твоей стороне и поддержим любое твоё решение.
— Я уже всё решил. — Твёрдо сказал я. — Последнее, что хочу узнать, это где вы меня нашли и зачем газом в «Водоканале» отравили сволочи! Ведь это вы там изображали интеллектуальный агрегат! Такие рассудительные были гады!
Пришла очередь Монаха усмехнуться.
— Начну со второго. Я и Сергей следили за тобой через видеокамеры у центрального пульта, это верно, а газ пустили, чтобы ты не разнёс здание в щебень, забавляясь со своей новой игрушкой, и поменьше привлекал внимания, хотя я и был против.
— Говори теперь. — Буркнул я, прекрасно понимая, что вёл себя тогда точно как ребёнок и по рукам шлёпнуть стоило. Но газ! Да, ладно. Переживу не смертельно.
— Говорю как есть. А нашли мы тебя…. Может, сам догадаешься?
— В подвале градирни? — Высказал я первое пришедшее на ум предположение.
— Точно!
Глава 19
Ситуация выглядела почти безнадёжной. Да какое там почти! Фигово обстояли наши дела. И думать нечего!
Тьфу!
Вот же гадство!
С противоположной стороны улицы, распластавшись на брюхе, я следил из-за кирпичной стены за входом в здание «Водоканала» и не мог найти ни малейшей лазейки. Фигура часового неустанно перемещалась от одной стены к другой под обширным навесом крыльца парадного входа, по которому я совсем недавно поднимался сам в поисках еды и оружия. Через час двадцать происходила смена караула, и следующий часовой принимал вахту и был не менее бдителен, чем предыдущий. Возможность лобовой атаки представлялась полным сумасшествием. Оставалось надеяться на то, что Монах и Андрей придут из разведки с более обнадёживающими новостями. На что я признаться не слишком рассчитывал.
Оба ушли с самого утра, почти сразу как мы достигли конечного пункта. Мы лишь наскоро перекусили обусловились о главном и распределили между собой задачи. Я остался следить за парадным входом, а они отправились узнать, есть ли возможность проникнуть в здание как-то ещё.
Прошло уже чёрт его знает, сколько времени, но ни тот ни другой не объявились. Я не особенно волновался, поскольку всё было тихо и никакой возни или повышенной активности у здания тоже не наблюдалось. Смена часовых происходила строго по графику, иногда только кто-нибудь из наёмников выходил на крыльцо, обменивался с часовым парой слов, курил и снова скрывался за массивной стеклянной дверью. Но, как известно, ждать и догонять хуже некуда.
Я вздохнул, отер со лба пот, хотелось пить и, несмотря на адскую жару курить. Перевернувшись на бок, отцепил от пояса фляжку, напился и вновь углубился в наблюдение. От статичности картины и размеренного, словно маятник часов перемещения часового, клонило в сон. Я клевал носом тут же просыпался и принимался поносить, почём зря Монаха и Андрея. Это было проявлением чистейшей воды эгоизма. Навряд ли, им сейчас лучше чем мне, только и комфортнее от осознания данного факта ничуть не становилось. Как не старался я проявить сострадание к своим братьям, себя было жальче.
Солнце свирепствовало. Я запекался как саранча в лютый полдень на противне, излюбленное лакомство детворы и ценителей кислой браги, что подают в любом подвале на центральной улице общины. Редкие нерассеянные пока ветром облака иногда застили свет, и тогда становилось немного легче, но не настолько, чтобы забыть, как выглядят запечённые на солнце насекомые. Я выпил ещё воды и плеснул немного за шиворот. На пару минут меня это освежило, а после стало только хуже, и пока влага полностью не испарилась, я чувствовал, как по спине между лопатками перекатывается ком разогретого до температуры кипения кукурузного масла.
Неожиданно на кирпич, на котором лежал ствол моего автомата, вылез из своей норки большой белый скорпион. Я лежал неподвижно, и он не обратил на меня ни малейшего внимания, видимо принимая за неотъемлемую часть ландшафта. Скорпион покрутился на месте, раскрыл клешни, и замер, нацелив жало в мой глаз, словно хотел ужалить. Но я знал — он не видит меня и совершенно не опасался атаки. Скорпион присел на свои членистые лапки, практически коснувшись брюшком раскалённого кирпича, резко развернулся и засеменил прочь. Неуловимым движением я выбросил правую руку вдогонку и ухватил его большим и указательным пальцами за ядовитую железу на кончике хвоста. Скорпион засучил лапками в воздухе и пытался ухватить клешнями за пальцы. Я оторвал жало, и стал поедать его живьём, начиная с хвоста. Не скажу что скорпион это какое-то ни с чем несравнимое лакомство. Тут важна привычка и если она выработана, то отказать себе в сомнительном удовольствие съесть нечто копошащееся под ногами бывает очень трудно. Иначе как объяснить, зачем я съел это несчастное глупое и смертельно опасное насекомое, ведь недостатка в пище я не испытывал, да и вообще не был голоден, просто сработал рефлекс — увидел, поймал, съел. Не то что бы меня как-то особенно волновала судьба съеденного скорпиона, скорее я задумался над своей собственной долей. В сущности, я такое же звено в пищевой цепочке и вчерашнее нападение пумы лишнее тому доказательство. Всегда найдётся тот, кто захочет тебя проглотить зверь ли человек — неважно. Слабенький вывод. Но я и не претендую на лавры мыслителя. Хотя может быть, я просто не умею правильно выразить то, что чувствую. Только что-то убийственно тоскливое и чудовищно бессмысленное разом придавило меня к земле и как будто даже расхотелось жить. Точно то, что раньше составляло мою неотъемлемую часть, вдруг перестало мне принадлежать, не то что бы пропало совсем, а именно перешло кому-то другому или повисло в воздухе в виде бесформенного бесплотного облака. И даже если бы я знал, где и что именно искать никак бы не вернул этого назад, потому что потеря была необратимой, и я навсегда останусь калекой — нельзя нажать на реверс или заново выбросить кости из чашки на стол, чтобы переиграть кон.
Это долго объяснять в тот момент все мои переживания слились в одну точку, что вспыхнула отлетевшей от костра искрой и мгновенно погасла на фоне ночного неба. Я даже зажмурился, чтобы прогнать наваждение и убедиться в том, что не сплю. И точно опять клюнул носом!
И лишь хитиновая скорлупка панциря скорпиона и две высосанные клешни, валяющиеся возле автомата, говорили о том насколько, плотно переплелись сон и реальность, и что ни в чём нельзя ручаться с полной уверенностью. Порою очень трудно не сойти с ума, иногда это даже сложнее чем уверять себя, что ты полностью нормален.
Тихо, тихо парень. Осадил я себя и с силой растёр глаза. Этак, ты хрен его знает до чего можешь додуматься!
Ну-ка смирно егерь! Держать равнение по груди четвёртого стоящего в строю! Замереть как труп на последнем причастии! Глаза в одну точку! Не дышать сукин сын! Не думать! Вот так!
Внутренняя муштра пошла на пользу, и я позволил себе расслабиться.
— Вольно! — Отдал я себе очередной мысленный приказ. — И чтоб никаких посторонних мыслей на посту! Не то будешь доски в сортире две недели от дерьма отскребать! Ясно!
— Так точно! — Отрапортовал я.
Иногда полезно выпороть себя, да так чтобы лоскуты со шкуры сошли и в глазах прояснилось. В моём случае я сделал это очень вовремя. Поскольку только я успокоился и вновь принялся беспристрастно наблюдать за монотонными шагами часового, уже нисколько не раздражаясь бессмысленности его упражнений, как на границе слуха уловил едва распознаваемое шелестение, будто с небольшого склона посыпался песок, позади меня. Я оторвался от мушки прицела, оставил автомат в тщательно замаскированной бойнице, осторожно затаив дыхание перекатился на спину, достал пистолет и приготовил его к бою. Опять раздалось тихое пчелиное жужжание, и рукоятка слегка потеплела, теперь я в этом уже не сомневался, это было очень приятное ощущение — силы и бесконечной уверенности в себе.
Притаился в полной готовности отразить нападение.
Пока тихо.
Но…
Опять посыпался песок на этот раз явственней. Угол обстрела был невелик, и если учесть зону поражения, которую охватывал пистолет, то мне хватило бы двух максимум трёх выстрелов, чтобы превратить возможного нарушителя в пепел. Поехал камень и тихо и мелодично ударился о железо. Раздалась приглушённая брань. Я облегчённо выдохнул и опустил пистолет на живот, узнав голос.
— Монах. — Тихо позвал я.
В ответ тишина.
— Монах.
Ничего.
— Монах. — Не выдержав, я повысил голос.
Он высунул из-за обломка бетона свою прикрытую войлочной панамой сталевара, с выбивающимися из-под её полей свалявшимися седыми патлами, голову, и свирепо зыркнув на меня воспаленными глазами приглушённым басом выругался:
— Какого хера разорался мудак!
— Я не мудак, — обиделся я.
— Да знаю, что с роду так. Чего кричишь, спрашиваю? Иди уж сразу всем расскажи, вот тута мы, кушайте нас с перловкой! Приятного мол аппетита!
Он подполз ко мне и, устроившись у кирпичного бруствера уже миролюбиво спросил:
— Андрюхи не было?
— Нет.
— Должен уже нарисоваться. Мы расстались с ним в ста метрах от восточного крыла часа четыре назад. Там глухо — не пройти. Я отправил его посмотреть подступы у пристройки, там выходят наружу короба вентиляционных шахт бомбоубежища. Думаю, с вентиляцией может получиться. Работы часа на два, всё проверить — должен уже подтянуться. Кстати, что за дрянь ты ему вколол. Он и раньше не был слабаком, а тут в одиночку опрокинул обломок плиты весом килограммов в двести!
— Иммуномодулятор.
— Что за хрень?
— Всё верно эта такая хрень объяснять которую, нет ни времени, ни смысла. — Отмахнулся я от его вопроса.
— А если коротко? — Не унимался он.
— Если коротко это такая штука, которая подстегнула его обменные процессы. Он стал сильнее быстрее и выносливее.
— И умнее?
— Этого у него не отнять.
— Да уж пень редкий. А надолго?
— Часов на семьдесят-сто. Это очень индивидуально, точнее сказать не могу.
— Понятно, а то, что у него рожа покраснела и пальцы трясутся, это как, нормально?