– Био… чё? – вскинул брови контрабандист, вновь вылезая на козлы и устраиваясь рядом со мной. – А, неважно. Это почти точная копия божественного мандата, который имеется у каждого жителя нашего мира. Выглядят они, конечно, по-разному, но тот, что у тебя в руках – приписывает к низкорожденному воинскому сословию. То бишь разномастным наёмникам и авантюристам.
– И зачем он нужен? Мне его нужно кому-то показывать?
– Ну… – эльф смотал с головы свою чалму и с видимым удовольствием почесал пятернёй свой затылок, в то время как почти золотые длинные волосы водопадом просыпались на плечи. – Раз ты иномирянин, вполне логично, что ты не знаешь, что это такое. Сейчас попробую объяснить…
– Погоди, ушастый. Про ксиву расскажешь, конечно. Но меня другое интересует, – повесив вожжи на специальный крюк, я всем телом повернулся к своему попутчику, уже скрутившему волосы в тугой клубок и сейчас активно наматывавшему поверх них свою тряпку. – Ты так спокойно принял тот факт, что я из другого мира? Ладно я сам. У меня-то всего два варианта: в панике нарезать круги по пустыне с воплем: «Мы все умрём!» или делать вид, что ничего такого не произошло и шляться туда-сюда между мирами – вполне естественное для меня занятие. Но ты-то! Местный. Закостенелый в традициях средневековой фэнтезятины дуболом…
– Слушай, Игорь, я вот не понял половину из того, что ты сказал, и подозреваю, должен бы обидеться на дуболома. Но ты серьёзно ошибаешься в одном.
– В чём же?
– Я не местный, – произнёс он и тут же поправился: – Точнее сказать, я родился в этом мире, но народ эльфов в нём такие же гости, как и ты. Когда-то давным давно народ Эльматэрацу пришёл в эти земли, чтобы править ими. С тех пор прошло много лун, отцы наши благополучно проср… все мэллорны, но тем не менее мы помним о наших корнях.
– Знакомая история. Значит, и у вас с полимерами беда…
– В общем, если тебе с детства уже два века вдалбливают, что ты потомок переселенцев-завоевателей, стоит ли удивляться, встретив ещё одного гостя. Пусть ты и не Эльматэрацу, а нечто похожее на местных аборигенов?
– Не знаю, – честно ответил я.
Наверное, встретив где-нибудь в Подмосковье гостя из другого мира, я бы всё-таки удивился.
– Тоды вопрос намба ту…
– Не понял.
– Говорю, вопрос номер два, – поправился я. – Как мы с тобой друг друга понимаем? Откуда ты русский-то знаешь? И как я понимаю её…
Я мягко постучал пальцем по оплетающей шею цепочке.
– Не знаю я твоего руксзкехемского, – тряхнул свежезамотанной чалмой эльф. – Ты говоришь на серентийском. На языке Королевства людей, в которое мы едем.
– Ты же понимаешь, что я дома даже слышать о подобном гособразовании не слыхивал?
– Понимаю, – очень серьёзно, как будто издеваясь, подтвердил Гуэнь. – Просто на тебя наложили лингвистическое заклинание.
– Ваша работа?
– Вот ещё. На какого-то голозадого чужака такие деньги и ресурсы тратить. Да и не было в таборе Барсона магов подобной направленности и достаточной квалификации. Сам я так – только видеть могу, по основному роду занятий полагается. Мои наёмные умбры и святоши с предтронья – дешёвка, те ещё рукожопы, а карлы так и вовсе магические импотенты. Ну а она – так я эту партию именно в Серентию на продажу вёз. Их из-под полы на пятьдесят весов в золоте продать можно, так что вполне может быть, что им вбили в голову язык будущих хозяев.
– В общих чертах – понятно, – задумчиво произнёс я, поглаживая сложновитые звенья цепочки и чувствуя, как медленно зашевелились обхватывающие шею кольца. – Заклинание, значит.
– К тому же ты слишком хорошо и витиевато говоришь на серенти, чтобы это было делом рук какого-нибудь провинциального колдунишки. Обычно неучи, да и бакалавры, способны привить лингву в простейших вариациях, как, например, моим умбрам. Для того чтобы эти идиоты были мне хоть как-то полезны, я заплатил по золотому кесарину за рыло, и всё, что им смогли насадить – это деревенский говорок, с минимумом словарного запаса.
– В моём мире магии нет как таковой, – отрезал я, – не завезли.
– Значит, ты приобрёл лингву уже здесь, – пожал плечами Гуэнь. – Ты точно ничего не помнишь?
– Нет. Я очнулся в вашей арбе и думал, что меня взяли в плен Саиды из моего мира.
– «Сай-иды»? Вы что, там со своей Землёй Знаний воюете? Ну да ладно. Я могу только предполагать, но вполне возможно, что тот, кто выдернул тебя из твоего мира, и наложил это заклятие. Мы нашли тебя в тени придорожного валуна. Борсон сразу объявил находку своей законной собственностью, намеревался продать в Землях Знаний, а я не возражал – сам понимаешь, заступаться за будущего раба перед карлой – себе дороже.
– Не понимаю, – хмуро ответил я.
– Наверное, и не должен, – буркнул себе под нос эльф. – Не злись. Эти коротышки те ещё гады. Мне ссориться с ними было не с руки.
– Я чего понять не могу, – задумчиво произнёс я, – так это почему они меня нормально не скрутили. Связали бы руки за спиной – я бы в жизнь не освободился…
– Да дикие они! Большинство в таборе совсем недавно из цвергов вышли. Ни хрена не знают, а спросить слишком гордые. Под себя вязали.
– В смысле под себя? Подожди, ты же их карлами звал? А самоназвание цверги?
– Нет. Народ этот раньше называл сам себя дворфами, но теперь так могут называть себя лишь самые достойные и уважаемые. Вообще, всем скопом их величают карликами. Гнилое племя. Большая часть – дикие и необразованные. Живут в горах, именуют себя цвергами. Такие как Борсон – карлы. Презренные изгои или беженцы, покинувшие своё племя ради лучшей доли. Они не имеют права носить волосы на голове и бороды, а также иметь при себе боевое оружие. Кочуют в таборах по всему миру, воруют лошадей, гадают и никогда не оседают в человеческих поселениях. Потому как в городах живут карлики, именуемые гномами, и именно из их среды выделяются настоящие дворфы. Назвать городских карлами или предложить сбрить бороду – значит, нанести смертельное оскорбление.
– А те панки?
– Кто?
– Ну – крашеные коротышки, которые были среди тех, кто напал на ваш караван.
– А… эти-то. Это краснолюды – конченые ублюдки. Боевые мужеложцы, нашедшие пристанище в Святой Земле. Престол Предтеча пускает к своему подножью только мужчин-карликов, не позволяя им заниматься ремёслами и прикасаться к женщинам. Если цверг или карла пожелает остаться в благой стране, ему придётся ещё на границе либо принести в жертву одну из женщин своего племени, либо оскопить самого себя. Как ты понимаешь, чаще всего выбирается первое, крадётся ребёнок, девица или старуха, чик и… ну, а там уж новоявленные святоземельцы развлекаются, как умеют. В конце концов, кастратам вообще всё равно, за кого их считают новые соплеменники.
– Гномики-гомики… – меня аж передёрнуло, а цепь на шее, видимо уловив мои мысли, опять зашевелилась. – И что – неужели кто-то, в здравом уме и твёрдой памяти, пойдёт на такое?
– Находятся желающие, и немало. Преступники, которым никуда более хода нет, мразь разная, да и те есть, кто просто пахать всю свою жизнь не хочет, а железом помахать не против. Я ж говорю – дикие они!
– М-да.
– И то, как тебя связали – в этом все карлы! Что с них взять, – отмахнулся Гуэнь. – Они, видать, тебя скрутили как «своего». По привычке. У карликов-то руки за спиной не сводятся, да и порвёт он обычные путы – вот и вяжут их с петлями через шею, чтобы, если дёргаться начнёт, узел его сразу удушил.
– Понятно, – я повертел выданную мне металлическую пластинку в пальцах. – Так что мне с этим-то делать?
– Капнуть кровью на вот эту сторону и подождать минут пять, – эльф, протянув руку, постучал по одной из сторон карты. – Инсигния, конечно, фальшивая, но сработана неплохо. Сойдёт для сельской местности. Нож дать?
– Обойдусь, – ответил я, не желая экспериментировать с чужим, далеко не стерильным, а то и вовсе отравленным оружием, и поднес палец к своей цепочке. – Эй, Юна, ты слышала? Ну-ка куси.
Маленькие острые зубки почти безболезненно прошили кожу, и на подушечке выступила крупная рубиновая капля. Я надавил вокруг ранки, словно врач, берущий анализы, выжимая из себя побольше крови, и крупные капли упали на серый металл карты. Без особых стеснений запихнув пораненный палец в рот, я принялся наблюдать за тем, как алая жидкость вначале без остатка впиталась в поверхность, а затем словно серая мгла заклубилась внутри металла, и на нём медленно начал проступать некий рисунок.
– Зря ты не отдал мне её, – покачал головой эльф, и в его глазах сверкнул нехороший огонёк. – Тебе она без интереса, а я и так потерял такие деньги, какие ты никогда в жизни не видел!
– Ты, ухатый, и представить себе не можешь, какие деньжищи я видел в своей жизни, так что не балаболь о том, о чём не имеешь ни малейшего представления, – не отрываясь от интересного зрелища и не вынимая палец изо рта, отбрил я собеседника.
– И всё же, может, отдашь её мне? Ты даже не представляешь, какие это коварные твари!
– Тема закрыта, – нахмурился я, обрывая нытьё долгожителя.
– Закрыта! – подтвердил мои слова задорный девчачий голосок, от которого эльфа прямо-таки передёрнуло.
– Ну и пёс с вами, – вновь надулся Гуэнь и отвернулся, делая вид, что его очень заинтересовала очередная лесополоса, почти такая же, как и та, в которой мы провели предыдущую ночь.
Поглаживая тоненько попискивающую цепочку на шее, я вновь погрузился в воспоминания, дожидаясь, пока на карте, наконец, сформируется рисунок, и глядя на пышную растительность, мимо которой медленно ползла наша телега.
Среди боевых трофеев, доставшихся мне вместе с телегой, среди множества знакомых средневековых и совершенно непонятных вещей нашлись и еда, и питьё, и даже какие-то восточные сладости, завёрнутые в хрустящую бумагу, очень похожую на чертёжную кальку. Утолив первый голод и проинспектировав свою собственность, я занялся пленниками.
Карлик, так и не пришедший в себя, бессмысленно вращал глазами и пускал ртом кровавые пузыри. Юнец в женских тряпках лопотал что-то на гортанно гыкающем языке, закатывал глаза и трясся, словно осиновый лист на ветру. Я категорически не понимал, что он там бормочет, а он, похоже, готов был упасть в обморок, стоило мне бросить на него косой взгляд.
А вот сарацин спокойно сидел там, где я его положил, разве что был чрезвычайно недоволен тем фактом, что я обыскав его с ног до головы, удалил из многочисленных потайных кармашков все колюще-режущие предметы. Он-то и оказался первым действительно шокировавшим меня объектом в этом мире – эльфом со странным восточным именем Гуэнь, которое в его произношении звучало скорее как «Уэнни». Более того – я действительно мог с ним общаться, но только после того как я нарушил многочисленные конвенции по правам военнопленных, и он наконец-таки соизволил заговорить со мной.
Правда, для начала я всё равно мало что понимал. Он нёс какую-то околесицу, которая на первый взгляд показалась мне латынью, – но постепенно незнакомые слова начали звучать как-то привычно, по-русски, и уже минут через пять я был способен вести с ним осмысленный диалог.
Гуэнь оказался тем ещё типом. Конечно, для начала он дежурно поездил мне по ушам, рассказывая байки о «честном торговце» и прочую лабуду, поверить в которую мне было бы трудно, даже будь я уже знаком с этим миром. Но я-то выспрашивал ориентировки на известные мне объекты, в твёрдой уверенности, что всё ещё нахожусь на Земле, где-то на Ближнем Востоке, всё больше и больше греша на то, что меня каким-то неведомым образом вывезли в Турцию или Палестину. И какая разница, что у моего собеседника длинные уши. Эти земли в последнее время притягивали к себе ещё не таких фриков.
Естественно, меня не устраивали его рассказы об эльфах и прочей ереси. Мы категорически не понимали друг друга, Гуэнь врал, я не верил и начинал уже подумывать о столь любимых ЦРУшниками жёстких методах ведения допроса. Ведь если так рассматривать мою ситуацию – чего мне, собственно, было терять, уже прикончив семерых человек не далее как пару часов назад.
Решив сделать перерыв, почувствовав опять надвигающийся голод, я вернулся к разведённому мною ранее, по всем правилам маскировки, костерку. Хотел было прикончить начатый ранее окорок, когда увидел её, и вот тогда уже понял, что «ж-ж-ж» про эльфов неспроста, а я, скорее всего, совсем не в Турции и даже не в Палестине.
В корзине, где я оставил остатки окорока, сидела девочка. Ну как… не совсем сидела и не совсем обычная девочка. Очередное чудо-юдо. Маленькая розовая змейка сантиметров сорок пять в длину, плавно переходящая в обнаженное тельце красивой, как куколка, девчушки с нежно-розовыми волосами и огромными глазищами. Свившись в несколько колец, деваха упоённо хомячила мой окорок, глядя на мир подёрнутыми поволокой зенками.
Даже когда я в недоумении склонился над этим хвостатым киндер-сюрпризом, а она, задрав голову, посмотрела на меня, змееныш ещё с минуту автоматически уплетал мяско, хлопая глазками с видом эксперта-гедониста, и только потом до неё дошло, что вернулся настоящий хозяин нямки. Глазёнки превратились в две копеечные монетки, ручки разжались, роняя недоеденное лакомство, создание заметалось туда-сюда, в попытке сбежать, а затем, пискнув, превратилось в шикарное драгоценное колье.
Любопытство – страшная штука. Попытки расшевелить драгоценную безделушку пальцем – успехом не увенчались. На слова она тоже не реагировала, как и на крупный кусочек мяса, отрезанный мной от самой жирной и нежной части окорока. И тогда за дело взялась солдатская смекалка и то, против чего, по моему опыту, не была способна устоять ни одна женщина – сладкое.
Сделав некое подобие гнезда из более-менее чистой ветоши и переложив в него поблескивающее в свете костра колье, я распаковал завёрнутую в кальку сладость, стараясь, чтобы сахарные крошки падали на побрякушку, принялся отщипывать приторные кусочки, один за другим отправляя их в рот. Более того, несмотря на то что сладкое я не любил, я жмурился от удовольствия, вслух описывая, что такое вкусное лакомство мне, наверное, придётся выбросить, потому как мне некого им угостить. А вот если бы рядом была некая маленькая девочка с розовыми волосами и змеиным хвостиком, то я бы…
«Дай! Мне дай! Юне дай!» – услышал я и, приоткрыв один глаз, увидел тянущиеся ко мне маленькие ладошки, распахнутые ярко-фиолетовые глазки и дрожащий от нетерпения хвостик.
– Готово! – возглас эльфа выбил меня из размышлений, ушастый прямо-таки лучился дружелюбием. – Всё в порядке. Поздравляю с получением собственной инсигнии!
Кинув быстрый взгляд на Гуэня, я поднял карточку. Металлическая поверхность не просто изменилась, а полностью преобразилась. Покрытая глазурью картинка изображала очень реалистично нарисованного меня, в доспехах, похожих на древнеримскую сегменту лорику, стоящего на холме и замахнувшегося молотом на восходящее солнце. Внизу на ленте располагалась надпись: «Mercennariorum percussorem». Поросячья латынь – к бабке не ходи!
– И… что это? – спросил я, перевернув карточку, тупо глядя на появившийся на обороте текст, написанный всё на том же языке. – Что мне теперь с этим делать?
– Носи с собой, – беззаботно ответил мой попутчик, – только перед церковниками не свети. Это что-то типа отображения твоего я – обязательного для всех жителей нашего мира. Фальшивка, конечно. Я такие для моих умбров хранил. Она даёт тебе право называть себя свободным воином, наёмником, родом из Серентии, по праву владеющим молотом.
– А теперь расшифруй мне всё, что ты только что сказал, – попросил я.
– Что тебе не ясно-то? – удивился и, похоже, обиделся Гуэнь.
– Я хочу знать, где и что из сказанного тобой отображено на картинке, – пояснил я свою мысль.
– Ну, это-то просто, – ненатурально дружелюбно улыбнулся эльф.
Глядя на его выражение лица, я никак не мог выбросить из головы ощущения, что ушастый, если бы мог, то в любой момент всадил бы нож в спину. Но я, а точнее змейка по имени Юна, лишили его не только такой возможности, но даже шанса навредить мне.