— Что ты не понял? — мрачно проговорил Таран.
— На фига ты мне впарил эту пигалицу?! — Ян указал пальцем назад.
— У неё прекрасная зрительная память. И не только зрительная. Запоминает огромный объём информации. Закончила Тегеранский филиал академии с отличием.
— Ну так и оставалась бы у себя в Тегеране. Чего её сюда понесло?
— Прекрасный специалист по русской истории…
— У нас самих таких спецов знаешь сколько?
Таран сложил пальцы пирамидкой.
— Каким сам был семь лет назад? Забыл? Теперь лучший опер в Центральном округе, если не во всей Конфедерации. О тебе даже в Союзе и Хартии судачат.
— Палыч, забери. А? Всеми Богами прошу! Давай в следующий раз. А сейчас… Гуляев вернётся, давай его. А? Палыч?
Шеф откинулся на кресле и вздохнул.
— Меня просили оттуда? — Таран поднял вверх указательный палец и скрестил на груди руки.
— Ити-и-ить твою мать! — соскользнув со стола, взвыл Прилуцкий и хлопнул себя по бёдрам. — Она ещё и блатная! Спасибо, Палыч! — он слегка поклонился. — Вот уж от тебя никак не ожидал!
Все в департаменте, да пожалуй, и выше, знают — Прилуцкий терпеть не может блатных и в свою команду никогда не берёт.
— Да погоди ты, Ян! Не кипятись!
Таран поднялся с кресла и подошёл вплотную к капитану.
— Она дочь Бахрама Алиараша Фархади, — тихо проговорил Палыч.
— Да хоть кого…
Прилуцкий запнулся. Брови медленно поползли вверх. Он перешёл на шёпот:
— Полковника Фархади? Того самого?
— Теперь ты понимаешь? ТАКОЙ просьбе я не мог отказать.
Ян вздохнул. Во всём мире помнят подвиг командира спецназа Тегеранского департамента Иранского главка. Десять лет назад американские корпорации транслоцировали в Иран 1914 года диверсионную группу. В состав группы входил сотрудник с коэффициентом Агнихотри чуть более пятнадцать тысяч. Такой уровень позволяет создать новый хроноствол. У самого Прилуцкого, например, тысяча семьсот тридцать пять агни. Тоже немало. Чтоб ускорить формирование ствола и новой истории амерам сначала надо было уничтожить нынешний. Для этого среди оборудования находилось устройство, позволяющее на короткое время в полтора, два раза усиливать уровень Агнихотри человека. Диверсантам почти удалось задуманное. На перехват послали отряд иранского спецназа во главе с полковником Фархади. Полковник принял на себя удар хитроумного устройства, успев ликвидировать суперсотрудника. Бахрам Алиараш Фархади пропал во всех ветвях времени. Будто его и не было. Нет. Не совсем так. Каким-то чудом, память о нём осталась, хотя по всем расчётам и моделям ничего подобного произойти не могло. Сохранились даже фотографии полковника, а не исчезли, как обычно бывает, когда человека «стирают» из всех хроноветвей ствола. Даже дочь осталась в мироздании…
— Возьми её, — мягко произнёс Таран. — Считай, моя личная просьба.
Ян скрипнул зубами.
— Возьми, — Таран положил руку ему на плечо, — как друга прошу.
Прилуцкий вздохнул, подумал пару секунд.
— Палыч, ты меня без виброножа режешь. Ладно.
Таран расплылся в улыбке.
— Спасибо, дружище.
И хлопнул Прилуцкого по плечу. Ян развёл руками.
— Пострадает моя репутация. Теперь будут считать, что я любого блатного возьму.
— Об этом не волнуйся. То, что девочка принята к нам… хм… по просьбе… знают только пара человек в Тегеране и один в Москве. К тому же, она мечтала с тобой работать.
— Что-о-о?! Ну, Палыч!
Ян даже слов не находит.
— Максимыч, — Таран взял друга за плечи, — не бушуй. Девочка хорошая, красавица.
— Мне не красивая мордашка нужна, а опытный сотрудник, — буркнул капитан.
— Договорились? — подполковник отпустил Прилуцкого и протянул руку ладонью вверх.
Капитан почесал стриженный затылок и схватил твёрдую ладонь друга.
— Но, — он поднял указательный палец, — Палыч, до первого косяка.
— Кто не ошибается, Ян? Тот, кто ничего не делает. У самого помнишь, сколько косяков было? То-то же. Как у вас с Милой? — сменил тему Таран.
Прилуцкий махнул рукой и отпустил ладонь шефа.
— Да никак. Расстались. У неё новый ухажёр, замуж собирается.
— Дурак ты, Максимыч, — покачал головой подполковник. — Такую женщину потерял.
— Знаю. Сам виноват. Но ты подумай, Палыч. Я? Женат? Чушь! С моей-то работой!
Таран лишь махнул рукой.
— Да ну тебя! Иди.
Капитан вышел. Девчонка отскочила от портала. Подслушивала, пигалица? Да на здоровье! Тут такая звукоизоляция, дай Боги. Но припугнуть стоит.
— Подслушиваешь, лейтенант! — Ян сверкнул глазами.
— Никак нет, господин капитан! — девчонка вытянулась по стойке «смирно».
Комбинезон выгодно облегает стройную девичью фигурку. Ян на мгновение покосился на упругую молодую грудь и снова взглянул в горящие серые глаза.
— В общем так, младший лейтенант, остаётесь в моей группе…
Губы девчонки расползлись в широкой улыбке. На фоне загорелого лица обнажились великолепные белые зубы… Да какой загар? Она же персиянка. Стоп! Не о том думаешь, капитан!
— …до первого, самого маленького косяка. Всё ясно?
Девчонка, лучась от счастья, кивнула и, спохватившись, снова вытянулась в струнку:
— Так точно, господин капитан! Разрешите идти!
— Да, — хмуро бросил Прилуцкий.
Он уже почти повернулся, чтоб уйти, как девчонка учудила.
— Господин капитан, Ян Максимович, — шагнула вперёд, легонько положила руки на плечи, поднялась на носки и чмокнула в щёку. — Спасибо. Простите!
И умчалась. Ян проводил взглядом хрупкую стройную фигурку. Когда лейтенант скрылась в боковом коридоре, раздался радостный девичий визг:
— Бали-и-и![17]
— Тьфу ты! Пацанва! — выругался Прилуцкий.
Программер Тоха
15 (28) июня 1917 года.
Расположение русских войск,
г. Тысменица.
Предложение нового знакомого не то, чтоб не понравилось. Наивно как-то. В контрразведке же не полные ламеры. Рассказать, как есть? А поверят? Австрийский майор, походу, поверил. Или нет? А Роман? Непонятно, но подпоручик посоветовал фильтровать базар.
Вскоре нарисовался отправленный Агафоновым куда-то вперёд казак. Вновь пришлось ползти под колючкой. Тут тоже местами валяются трупы. Наткнутся на одного в австрийской форме. Отвернулся. Запах гниения уже не так сильно долбит мозг. Притупился. Но вид полуразложившихся, исковерканных тел вызывает тошноту.
Подползли к окопам. Их встретили тепло. На Тоху уставились с любопытством и недоумением. Хорошо, ещё не рассвело. Юниты Агафонова прикрыли его собой от излишне любопытных глаз.
Дежавю. Всё повторяется с мелкими деталями.
Казак притащил какой-то свёрток и протянул программеру. Рядом опустились сапоги.
— Надевайте, ваше благородие.
Тоха развернул. Внутри оказались брюки и рубаха военного образца без погон. Быстро скинув «шузы», грязные шорты и рубашку, остался в одних труселях. Юниты с интересом вылупились. Ткань принесённой одежды немного неприятная для голого тела. Деваться некуда.
Повозился с портянками. С помощью молодого ефрейтора кое-как намотал. Сапоги пришлись впору. Казак, что принёс новые шмотки, собрал Тохины тряпки и пообещал сжечь. Программер попытался было возразить, но Голицын сказал: «Так надо», и Тоха заткнулся.
Кляп изо рта пленника уже вытащили. Где-то раздобыли телегу, куда усадили майора. По бокам от него разместились двое казаков. Попаданец по-английски обратился к фон Лукасу:
— Простите, что не сдержал слово. Меня самого выкрали.
Австриец гордо промолчал. Ну и хрен с ним.
— За что вы попросили у него прощения? — поинтересовался Голицын.
— Я дал слово дворянина, что не попытаюсь бежать.
— Понятно.
Голицын, подпрыгнув, уселся на телегу с другой стороны от майора, рядом примостился Агафонов.
— Присаживайтесь, — пригласил подпоручик. Бородач подвинулся.
Тоха не заставил себя упрашивать и притулился между Агафоновым и Голицыным. Телега тронулась. Остальные юниты пошли пёхом.
Рассвело. Проехали указатель с надписью «Тысменица. 10 в.». Программер проводил его взглядом.
— Десять вёрст осталось, — сочувственно прогудел Агафонов.
Тоха кивнул, мол, спасибо.
Часа через полтора въехали в небольшой городок. На посту проверили документы.
Если есть на свете так часто обыгрываемый в сетевом фольклоре Мухосранск, то это — он. Обшарпанные, выщербленные одно-, иногда двухэтажные постройки. Грязные с обрывками бумаги улицы.
Лошадёнка бодро выстукивает копытами по булыжнику. Хоть что-то. В австрийской деревне и этого нет. Хотя, там деревня, а здесь претензия на город. Но, деревня деревней, а в деревушке не в пример чище.
Остановились около двухэтажного здания. Почти один в один, как у австрийцев. Свисает российский триколор. Скорее всего, штаб. Рядом два пепелаца, посовременней того, что на той стороне. Хоть как-то на авто похожи. Водил не видно. У дверей двое часовых с винтовками. Длинные игольчатые штыки устремлены вверх. Голицын распорядился отвести его благородие Тоху на гауптвахту, а сам под конвоем сопроводил фон Лукаса в здание. Тохе стало жаль майора.
На плечо легла чья-то рука. Программер оглянулся. В бороду улыбается Агафонов.
— Пойдём, ваш благородие.
Тоха кивнул на прямую спину австрийца.
— И чё с ним будет?
Казак пожал плечами.
— А чё будет? Допросют и отправят в лагерь военнопленных.
Программер кивнул и пошёл за Агафоновым. Сзади пристроились оставшиеся юниты. Гауптвахта отыскалась недалеко. Невзрачное здание из красного кирпича с множеством выщерблин.
Дежурному офицеру — младшему лейтенанту с цифрами «44.» на погонах с голубым просветом — Агафонов сообщил, что «их благородие» прапорщик Воронцов разведдозором освобождён из австрийского плена. Требуется подержать здесь до выяснения обстоятельств.
«Мамлей» раскрыл толстую книгу. Тоха продиктовал фио. Назвался графом и прапорщиком.
Программера ввели в камеру с белой цифрой три на серой железной двери. На обшарпанных стенах выцарапаны «граффити» прежних сидельцев. Напротив входа небольшое зарешёченное окно без стекла. Справа в углу — подобие толчка. Чуть ближе — чугунная раковина с краном, откуда медленно капает вода. Походу, до войны здесь была местная ментовка.
Во время срочной Тоха пару раз попадал в караул на гарнизонную «губу». Там камеры без окон. И свет постоянно горит.
Юнит, проводивший попаданца до камеры, остался снаружи. Программер, вздохнув, присел на отполированные многочисленными телами «зэков» жёсткие нары.
Дверь лязгнула, и в камеру вошёл офицер, зарегавший Тоху в местные логи. Попаданец сразу обратил внимание, что плечевые ремни у «мамлея» поверх погон, а не как у Голицына. Тоха поднялся.
— Прапорщик Данович, — представился «мамлей». — Располагайтесь. Сейчас вам принесут матрац. Если что-то понадобится, сообщите через караульного.
Программер поблагодарил. «Мамлей», по местному — прапор, вышел. В дверь протиснулся средних лет солдат со скрученным матрацем и положил на нары.
Как-то неудобно стало, что ему прислуживает мужик лет на десять старше, и Тоха предложил:
— Давайте, я сам.
Тот недоуменно взглянул на попаданца.
— Не извольте беспокоиться, ваше благородие, всё будет в лучшем виде, — густым баритоном прогудел юнит, быстро раскатав скатку и положив в «головах» серую подушку. — Извиняйте, постельного не положено, — и вышел.
Дверь грохнула. Лязгнул засов, в замочной скважине заскрежетал ключ.
Программер подошёл к чугунной раковине и открыл кран. Тонкая струйка ударилась о металл. Повернул кран до упора. Толщина струйки увеличилась лишь чуть-чуть. Тоха жадно принялся пить. Вкус не айс.
Набрал в ладони едва тёплой воды и умылся. Полотенца нет. Ладно, и так сойдёт, само высохнет. Вернулся к нарам и, не раздеваясь, лёг на матрац. Лучше, чем на сене. Разуваться тоже не стал. Когда служил, в его части уже носили носки, и портянки снова не намотает. Стопудово. Пусть лучше так.
Раз застрял тут навсегда, нужно собирать инфу о местной жизни. Как настоящий айтишник, стал раскладывать по файлам всё, что узнал за последнее время.
Воинские звания, или как тут называют, чины. Местный прапор, по-современному младший лейтенант, подпоручик — лейтёха, поручик, это Тоха знает, старлей. А ещё корнеты, ротмистры, штабс-капитаны. Инфы никакой. У капитана, кажется, чистый погон с одним просветом. И у полковника чистый, только с двумя. Ага.
К младшим офицерам обращаются «ваше благородие».
С солдатскими и сержантскими званиями полный абзац. Старший сержант, как сообщил на нейтралке Голицын, фельдфебель, а Агафонов представился дежурному вахмистром. Фигня какая-то. Так фельдфебель или вахмистр?
Цифры на погонах, скорее всего, номер полка. Вон у Дановича «44.», и у солдата, что к нему заходил — тоже. И у «жмурика», на ком очнулся у окопов. Только просвет голубой. Почему голубой? На ВДВ или летунов ни фига не тянут. А у Голицына — цифр нет. У юнитов Агафонова на погонах малиновые цифры и буквы «15ПБ.».
Снова зазвенели ключи, громыхнул засов. Тот же юнит принёс полотенце, мыло и положил на полочку около раковины.
— Вот, ваш благородие, для бритья, — мужик показал маленький тряпичный свёрток. — Арестантам не положено, но вам, так и быть, разрешили.
Солдат положил туда свёрток и сверху пристроил маленькое зеркальце. Тоха поблагодарил. Когда боец вышел, программер нехотя поднялся и подошёл к умывальнику. Взял и развернул свёрток. Внутри опасная бритва, помазок, тёмно-зелёный кусок пасты ГОИ и кожаный ремень с нанесённой пастой.
Тоха завис. «Опаской» сроду не брился. Это вам не «Жилетт», которого, если верить рекламе, лучше для мужчины нет.
Вернулся к нарам и опустился на матрас. Надо будет ещё с бритвой разобраться, а то с непривычки можно всю рожу изрезать. Но это потом. Мысли плавно потекли в другом направлении.
Как же домой вернуться-то? Портал перехода на нейтралке, у австрийских траншей. Да и как его отыскать? Попытался ещё раз вспомнить подробности…
Анжелка не сводит с него заинтересованного взгляда. Подвалил генеральный. На руке у него висит Ксюха. С другой стороны ещё одна тёлка.
— И чё не пьём? — осклабился гендир.
— Как не пьём? Пьём, Кирилл Викторыч, — вскинулся Борька. — Давайте с нами.
Вискарь уже закончился. Наврозов поставил на стол коньяк, что держал в другой руке.
— Не хочу мешать после вискаря, — стал отнекиваться Тоха.
— Это понижать нельзя, — тоном знатока сообщил генеральный, — повышать можно. А мы щас коньячком и залакируем.
— Да, Тоха, будь мужиком! — Борька начал откупоривать бутылку.
Захотелось послать его на фиг, но тут поймал взгляд Ксюхи. Девушка лукаво улыбнулась и будто нехотя отвела глаза. Программер исподтишка посмотрел на Анжелку, та чуть надулась и недружелюбно косится на Ксюху.
Да блин! Всё не о том…
Проснулся от того, что очень захотелось по нужде. Мочевой пузырь едва не лопается. На руке спит Анжелка. Медленно, чтоб не разбудить девчонку, вытащил руку из-под головы. Тёлка даже не шелохнулась. Тоже в дупель.
Вышел из домика и сразу в ближайшие кусты. Блаженство. Закончив дела, обошёл куст. Впереди ровная, как панель монитора, гладь озера. Свежая прохлада, окунуться бы, глядишь, и хмель из башки выйдет. Ветра нет, лишь лёгкое колыхание воздуха, будто в зной на взлётно-посадочной полосе. Часто видел, пока служил в роте охраны аэродрома. А ещё, как в детстве у бабушки в деревне. Один в один. В поле выйдешь, и вот в зной такое же лёгкое марево. Воздух колышется будто живой.
Так и здесь. Потом — бац! Яркая синяя вспышка. И всё. Новая локация…
Тоха потёр виски. Дурацкое ощущение, словно упускает что-то важное. Какая-то мысль вращается, ещё миг и схватит её за хвост. Но она всё ускользает. Вот она, здесь, на ладони…