Какой драматизм, подумал я. Половина Иерусалима, как же. Лерер скорее всего, подумал о том же, потому что улыбнулся.
— Вы любите преувеличивать, рабби.
— Ничуть. Твоя сестра звонила мне вчера и спрашивала, что ей следует делать, так как муж запретил ей в это влезать, но и остаться в стороне она больше не могла.
— Янон сейчас сообщил, что съезжает от меня, так что это уже не имеет значения — сказал Авшалом.
— Отрадно слышать. Но что же мы будем делать с фактом, что такой… неподходящий человек стал восковой доской Создателя?
Я опять почувствовал, словно со мной говорили на иностранном языке — я совершенно не понимал, к чему он вел. Угрожал? Упрекал?
— Ничего. Будем молчать — твердо сказал Авшалом.
Как ни странно, рав не возражал. Наоборот, он улыбнулся и расслабился.
— Я рад, что мы с тобой придерживаемся одного мнения. Если будут новые записи — немедленно ко мне. Но сделайте что угодно, чтобы об этом не узнал больше никто. Никакая другая община, ни одна живая душа. И упаси Бог, если это просочится в прессу. Вам понятно?
— Понятно.
— А на месте Янона я бы переехал уже вчера. С каждым днём слухов будет все больше.
— У него проблемы с деньгами — отозвался Авшалом.
Рав посмотрел на него взглядом, ясно выражавшим «а какое это ко мне имеет отношение?»
— Я перееду — сказал я — может, квартира в моем старом районе пустует, надо будет узнать у хозяина.
— Нет — жёстко сказал номер раз.
— Нет? — теперь я был сбит с толку.
— Ты останешься на этой улице. Не хватало мне только потерять тебя из виду. Я поговорю с одним из местных квартировладельцев, он сдаст тебе жилье по хорошей цене. Завтра же возьмёшь у него ключ.
— Янон будет жить здесь, но я не смогу его видеть? — спросил Авшалом.
— Видься, кто тебе мешает. Ты прекрасно знаешь, где проходит граница между приличными отношениями и тем, о чем начинаются пересуды. Придерживайся первого, и мы больше не вернёмся к этому вопросу.
Кажется, мы легко отделались.
— Янон, я опять напоминаю: если появится новая информация, то немедленно приходи ко мне. И если у тебя есть какие-то старые записи…
Я вспомнил, что записная книжка со старыми надписями осталась в Дрездене. Может, попросить у матери прислать ее сюда?
— Мы можем идти? — спросил Авшалом.
— Можете.
— Постойте, что там написано-то, вы не скажете нам? — вмешался я.
Они переглянулись.
— Там не было ничего, чего бы вы уже не знали — сказал номер два, сидящий по левую руку от первого.
— Угу. — так я и поверил.
— Пошли — бросил мне Лерер. Не глядя на хозяина дома и остальных, он развернулся и двинулся к двери, и я последовал за ним.
Возвращались мы, не сказав за всю дорогу друг другу и слова.
— Ты был прав — сказал Лерер, когда мы были уже на пороге его двери — ты что-то подозревал, а я тебя не послушал.
— Да плюнь, это все равно не имеет никакого значения — ответил я — нам вроде бы не угрожали. Всего лишь погрозили пальчиком и сказали не болтать лишнего.
— Не в этом дело. Я считал Нерию своим вторым отцом. А он…
— Ты не знаешь, что он там такое прочитал. Лучше уж пойти к раввинам, чем в петлю — ответил я, и только потом понял, настолько бестактно это прозвучало.
— Да-а, Янон — протянул Авшалом — иногда ты такое ляпнешь…
— Ну, извини — убито сказал я. Самому стало противно от сказанного.
— Что ты хотел сказать им под конец? Я видел, что ты открыл рот, но передумал.
— Я записывал надписи на протяжении нескольких лет в блокноте, он дома у моей матери. Я подумал, что могу попросить у нее прислать…
— Не надо — резко сказал он.
— Почему?
— Потому что ты не знаешь, какие цели они преследуют. Почему хотят, чтобы мы молчали, но рассказывали им обо всем? Что они знают, чего не знаем мы? Возможно, в новых надписях есть какая-то лазейка, про которую они молчат. Почему уважаемый рав, зная, что мы наконец-то дождались прихода мессии, так настоятельно хочет держать это в тайне от всех остальных?
— Может, по той же причине, что и мы? Чтобы не вызвать лишнюю панику?
— Может быть. Я не знаю. Знаешь что? Попроси у нее прислать блокнот, мы почитаем его вместе.
— Попрошу.
Зайдя в дом, я первым делом отправился паковать рюкзак. Мальчишки смотрели на мои действия угрюмо.
— Ты уже уезжаешь? — спросил меня Йоав, средний сын Лерера.
— Недалеко, буду жить рядом с вами, может даже в соседнем доме — сказал я нарочито беззаботным голосом.
— Можно к тебе приходить в гости? — спросил самый младший, Элия.
— Можно. Будем уроки вместе делать.
— Отец ничего не сделал, чтобы тебя защитить? — сказал Уриэль с еле скрываемой злостью.
— Ну, начнем с того, что я не какая-нибудь барышня, чтобы меня защищать. А от слухов вообще трудно уберечься. Его бы самого кто защитил.
— Все равно… — начал он.
— В чем дело? — Авшалом зашёл в комнату, и внимательно смотрел на сыновей.
— Почему ты не скажешь эти идиотам заткнуться? — резко спросил Уриэль.
— Каким идиотам?
— Которые про тебя говорят гадости.
— И кто же это говорит гадости? — ровно спросил его отец.
Уриэль посмотрел на меня, и я поднялся с кровати, на которой сидел. Ясно, при мне не хотят выносить сор из избы.
— Пойду искупаюсь.
Купался и думал, что меня угораздило попасть в самый центр интриг при одном из крупных иерусалимских ультраортодоксальных дворов. Раньше я про такое только читал. На секунду возникло желание уехать обратно в Эйлат, но я знал, что не сделаю этого — бежать я больше не собирался.
Следующие несколько дней прошли в хлопотах. С утра мне позвонили и сообщили мой новый адрес — достаточно было только придти после работы и получить ключ от очередного чёрно-белого бородача.
Квартира была маленькой, однокомнатной, но чистой и полностью меблированной. Рента была неслыханно низкой для этой части города, и я понял, что на бородатого изрядно надавили. Мафиози — они и в святом городе мафиози.
Обустроившись, я занялся подготовкой к своей второй работе.
Лерера я в тот день не видел, и мне было непривычно и одиноко.
Всю оставшуюся неделю я работал из дома, не позволяя себе отвлекаться на мысли о бывшем соседе. В пятницу не выдержал, позвонил ему.
— Привет. Если мы выпьем кофе в местной кондитерской, о нас будет говорить всего лишь половина Иерусалима, или уже весь город с его окрестностями?
— Думаю, что половиной дело не ограничится, но перебьются — усмехнулся он — выходи, я буду ждать тебя на углу.
Пока мы пили кофе с слоёными пирожками, я рассматривал Лерера. Он был такой же, как и всегда. Повседневный, обычный. Дос.
Шляпа, борода, очки, чёрное пальто, белая рубашка.
Рядом с ним я, в своих синих джинсах и куртке, выглядел абсолютно неуместно.
Он ничем не отличался от десятков тысяч таких же, как он, живущих в этом городе или проходящих мимо нас в эту минуту в точно таких же пальто и шляпах. Почему же, глядя на него, я всегда теряюсь во времени и мыслях?
Руки с длинными, но сильными пальцами.
Лицо.
И все. Больше ничего мне не дано увидеть за чёрно-белой броней.
— Опять витаешь в облаках? — спросил он.
— Да.
— И о чем же задумался?
— О тебе — честно сказал я.
Он покачал головой.
— Не думал, что когда-нибудь такое скажу, но тебе пора найти кого-нибудь более подходящего для своих…желаний.
— Наверное.
— Хочешь пойти сегодня к моей сестре? Там будет куда меньше гостей, чем обычно.
— Не уверен. В свете того, что мы с тобой стали парой года…
— Не говори такого — резко сказал он.
-…не думаю, что будет хорошей идеей подавать новую пищу для слухов. Тем более, вмешивая в это твою семью.
— И ты ошибаешься. Пойдя к ним, мы покажем, что мы, как и всегда — всего лишь друзья. Что мы не прячемся, не скрываемся — потому что скрывать нам нечего.
— Что же, тебе лучше знать местный менталитет. Если думаешь, что так будет лучше, то я подготовлю свой костюм и кипу.
— Спасибо — сдержанно сказал он.
Мы долго не засиживались, и, заказав счёт, разошлись по своим пятничным делам.
К дому его сестры я подошёл один — мы не условились о времени встречи, и я спохватился слишком поздно, когда звонить было уже нельзя.
Постучал в знакомую дверь, и мне открыла Мория.
— Проходи, Янон. Авшалом с Гиллелем скоро подойдут, они ещё не вернулись с молитвы — она провела меня вовнутрь, оставив входную дверь приоткрытой.
Я сел в кресло, которое она мне указала, и задумался о том, как она вообще воспринимает мою ситуацию. Увидев, что я даже не собирался присутствовать на вечерней молитве, она наверняка понимала, что утверждение, что я якобы укрепляюсь в вере — туфта. Так что же, по ее мнению, происходит?
— Я живу сейчас недалеко от вас — наконец нарушил я затянувшееся молчание.
— Знаю, брат сказал мне, что тебе пришлось съехать из-за неприятных сплетен — ее голос был абсолютно нейтральным.
— Вы ведь понимаете, что никакой почвы по этими слухами нет?
— Да, но в нашем обществе это, к сожалению, абсолютно неважно. Репутация — это то, что мы бережем как зеницу ока, с юности и до самой смерти. Я не знаю, почему Авшалом пренебрег всеми приличиями ради того, чтобы принимать тебя в гостях. Но, зная характер моего брата, если он сделал это — на то была очень веская причина.
Я не нашелся, что ответить.
— Я верю, что между вами ничего не было — слегка улыбнувшись, добавила Мория — мой брат всегда был оплотом самых строгих моральных устоев. И уж никогда за ним не замечалось подобных…странностей.
— Я рад, что вы это понимаете — пробормотал я.
В комнату вошла ещё одна женщина, миловидная и чем-то похожая на Авшалома.
— Привет, Рахели. Янон, познакомься, это моя младшая сестра. Они с мужем будут присутствовать сегодня на ужине с нами. Больше мы никого не приглашали.
Я хотел спросить, не является ли такое изменение в их обычных субботних застольях следствием сплетен (я догадывался, что зачинщиком слухов был кто-то из их окружения), но прикусил язык. Уж это точно было не мое дело.
— Мужчины уже под домом, сейчас подойдут — сообщила Рахели.
— Прекрасно. Когда они зайдут, поможешь мне накрыть на стол. Я не хочу оставлять Янона здесь одного — Мория улыбнулась мне немного теплее, чем до этого.
Ужин был, как и в прошлый раз, очень неплохим. Блюда были простыми, но по-настоящему вкусными, и я, после целой недели питания всухомятку, наслаждался вовсю.
— Авшалом, спасибо за хорошего работника — сказал Гиллель — Янон меня просто спасает в последнее время. В ближайшие полгода мы сотрудничаем с немцами, и я надеюсь, что он сможет работать с нами до самого окончания проекта. После этого мы начнем новые проекты, не уверен, что с немцами, но я что-нибудь придумаю, чтобы удержать его у себя в компании.
— Я рад — Лерер коротко кивнул. Он, как и я, с недавнего времени воздерживался от разговоров о более-менее далёком будущем.
— Может быть, кто-то скажет Двар Тора? — спросила Рахели ангельским голосом.
Гиллель откашлялся, и я привычно отключил слух, только лишь услышав унылые термины, типа: «мудрецы», «смирение», «гордыня», «божественное присутствие» и тому подобную муть. Пару раз мое ухо уловило слово «мессия», но я все равно не был готов к выслушиванию очередной религиозной проповеди.
Авшалом посмотрел на меня, видимо понял, что я думаю о совершенно посторонних вещах в то время, как остальные почтительно внимают, но только покачал головой.
После ужина мы посидели ещё какое-то время, но потом религиозные дискуссии дошли до критической массы (по крайней мере, для меня), и я поспешил откланяться.
К моему удивлению, Лерер тоже поднялся вслед за мной.
— Мне тоже надо идти. Увидимся завтра на утренней, и спасибо за ужин.
— Спасибо. Спокойной субботы — вразнобой ответили остальные.
Я надеялся, что за нашей спиной наш совместный уход не обсудят. До боли обидно быть предметом грязной сплетни, зная, на самом деле мне ничего никогда не обломится.
Я вышел и с удовольствием вдохнул холодный воздух. Уже не было таких промозгло-холодных ночей, как недели три назад, но на улице все ещё было очень свежо и приятно. Март набирал свои права, и я вспомнил, что через три недели должен буду идти на тягостную повинность — свадьбу двоих коллег, которых совсем не жаждал видеть.
— Зря ты пропустил лекцию Гиллеля мимо ушей — услышал я голос Лерера.
— Что?
— Говорю, что зря ты не слушал Гиллеля. Он говорил очень интересные вещи.
— Я не люблю проповеди.
— В проповеди не обязательно говорят про религию. Например, сегодня он коснулся темы, которая была бы тебе интересна: смирение, как основная черта характера Машиаха.
Я зевнул. Не специально, это был уже банальный условный рефлекс.
— Кто тебе так отбил интерес к традиции? — спросил он сердито.
— Вы и отбили. Точнее, такие зануды, как ты и твои родственники.
— Мне очень жаль. Что же, я не имею права на тебя давить в этом плане.
— Точно.
— Хочешь пойти домой, или прогуляться, как обычно?
— Прогуляться…- я вспомнил нашу последнюю прогулку, и мой голос сразу охрип. Он, видимо, тоже подумал о том вечере.
— Что же, рискнем. Надеюсь, в этот раз ты не собираешься на меня накидываться?
— Я же обещал…
— Тогда пошли.
И мы неторопливо двинулись по уже привычному маршруту, огибающему все соседние улицы, вдоль пустынных бульваров, глухих витрин, домов и магазинов.
— Как ты справляешься один с мальчишками? — спросил я его.
— Без тебя труднее, и они все ещё злятся, особенно старший.
— Кто именно начал этот слух? — задал я животрепещущий вопрос.
— Теперь уже и не узнаешь. Я думаю, что не кто иной, как Эзра. Но мои зять и сестра активно сопротивляются этой версии. Да и важно ли это?
— Поэтому они в этот раз пригласили так мало людей?
— Да, они решили немного внимательнее относиться к тому, кого приглашают к себе домой. Я лично думаю, что это лишнее. Слухи будут всегда. Когда мой отец повесился… можешь представить, что тогда было. Только его диагноз позволил нам похоронить его как следует — если человек убил себя из-за болезни, на это у нас смотрят немного более лояльно.
— Вот как — как и всегда, когда речь заходила об Альберте, я внутренне сжимался от сильнейшего чувства вины.
— А ты как справляешься? Тебе хватает денег?
— Пока что немного сложно, но со следующего месяца, когда начну получать сразу две зарплаты, будет легче.
— Я хочу тебе помочь. В воскресенье занесу тебе чек, а ты потом вернёшь мне, когда сможешь.
— Не надо, Авшалом — я покачал головой.
— Чего ты стесняешься?
— Не хочу брать твои деньги.
— Ты три недели жил у меня дома и тебе это не мешало.
— Тогда я был твоим гостем. И старался хоть как-то тебе за это отплатить.
— Отплати мне и сейчас.
— Чем?
— Не знаю. Скажем, помогай моим сыновьям с математикой. У меня большие проблемы по этой части.
Я засмеялся.
— С удовольствием. Но помогать я могу и бесплатно.
Мы дошли до того моста, где стояли несколько недель назад, и он облокотился о перила, смотря вниз на шоссе.
— Ты видел кого-то из тех раввинов после того дня? — спросил я осторожно.
— Нет. Ты их не знаешь, но тот, кто говорил больше всех — один из самых уважаемых равов в городе. Остальные приблизительно его ранга или чуть ниже.
— Ну и что?
Он вздохнул.
— То, что они провернули такой трюк, означает, что тобой очень сильно интересуются. И, скорее всего, они тоже признают твой…статус.