— Ах да, мистер «Лихтбрингт»!.. Снова этот механический гений! — Герти вновь не удержался от язвительности, — Великий и могущественный! Превращающий безмозглые пугала в мыслителей, а трусов в храбрецов!
«А еще, нив чем не повинных людей в служащих Канцелярии! — мысленно добавил он, вспоминая свое мгновенное преображение из клерка Уинтерблоссома в зловещего полковника Уизерса, тень которого то и дело преследовала его, даже за стенами Канцелярии, — Впрочем, не могу отрицать, что волшебные башмачки пришлись бы сейчас как нельзя кстати…»
— Я не могу судить о том, верно ли составлен запрос, — сообщил техник, деловито вставляя во внутренности терминала какую-то сложную пружину, — Я обычный инженер, а не системный аналитик. Мое дело проверить, работает ли терминал. Ваш полностью исправен.
— Мне кажется, для обслуживания этого Гаргантюа хватило бы взвода трубочистов! — раздраженно бросил Герти, откладывая бесполезную мемокарту.
— «Лихтбрингт» очень умная машина, сэр, — заметил техник, впервые выказывая что-то, похожее на эмоцию, а именно уязвленную гордость, — Это самая совершенная счислительная машина на острове, а может, и на всем свете. Уверен, вы даже не представляете ее истинной мощи и размеров.
— Она настолько велика?
— Размером с город, — просто ответил техник, — «Лихтбрингт» это не какой-нибудь счетный аппарат. Это тысячи и тысячи самых сложнейших приборов и узлов, увязанных в одну систему. Шестерни, цилиндры, передаточные ленты, поршни, валы… Все это пронизано гальваническими кабелями и паровыми трубопроводами. Только чтобы смонтировать основные его контуры в свое время потребовался не один год. Одни банки его логической памяти занимают шестнадцать акров!
У Герти вытянулось лицо. Даже сведя краткое знакомство с «Лихтбрингтом», он полагал, что имеет дело с чем-то вроде огромного арифмометра, запертого в подвале Канцелярии.
— Где же хранится все это?
— По большей части под землей, сэр. Требование безопасности. Все механические части «Лихтбрингта» должны быть надежно защищены от постороннего влияния. От влажности, насекомых, механических повреждений и всего прочего, что может нарушить их работу.
— Сложная, должно быть, штука.
— Необычайно сложная, — подтвердил техник самым серьезным тоном, — Насколько я знаю, нигде в мире не существует машин, подобных «Лихтбрингту». Уникальное устройство, детище профессора Неймана.
— Не знаю, чье он детище, но глубоко убежден, что союз, в котором он родился, был определенно порочен, — не слишком вежливо заметил Герти, — Сейчас меня интересует лишь то, почему я не могу получить дело, которое у него запрашиваю. Как видите, я составил запрос по всем правилам, но в ответ получил какую-то белиберду!
Техник равнодушно стер со щеки потек густого, как патока, масла.
— Я не уполномочен решать подобные вопросы. Могу лишь засвидетельствовать, что ваш терминал в полном порядке и функционирует исправно. В полном соответствии с заложенными в него алгоритмами он отправил ваш запрос дальше, к тому, кому полагалось его обработать.
— И кто же это?
— В зависимости от того, что вы запрашивали.
— Я запрашивал дело Уинтерблоссома, — Герти побарабанил пальцами по столу, демонстрируя полную безмятежность духа, — Может, слышали о таком? Бангорская Гиена.
Техник мотнул головой.
— Не припомню. Но если это текущее расследование Канцелярии, вероятно, ваш запрос отправился в оперативный архив. Там собираются все незаконченные дела. Видимо, по какой-то причине в архиве не смогли правильно обработать ваш запрос.
— Просто замечательно! Не смогли обработать, значит! То есть, если полковнику Уизерсу немедленно нужны материалы дела Уинтерблоссома, он не может даже получить дело без того, чтоб не потерять драгоценное для расследования время? Нет, в самом деле, замечательно. Как зовут того, кто занимается архивом? Я немедленно напишу на него жалобу самому мистеру Шарперу!
Техник улыбнулся тонкими и бескровными, как у рептилии, губами.
— Едва ли это возымеет действие, сэр.
Герти выпятил подбородок, чувствуя нарастающее в груди праведное возмущение. Может, на фоне канцелярских крыс он иной раз и выглядел неуклюжей белой мышью, но это не значило, что он позволит обращаться с собой подобным образом!
— Имя! — потребовал он решительно, шаря рукой в столе в поисках чистого листа, — Кто руководит архивом?
— Малфас, сэр.
— Превосходно. Немедленно ему напишу! Ему придется держать ответ за манкирование собственными обязанностями, раз уж возглавляемый им отдел некомпетентен! Сегодня же и напишу!
— Хорошо, сэр, — равнодушно отозвался техник, — Тогда вам понадобится вот это.
Техник протянул ему чистую мемокарту, которую Герти в замешательстве принял. Обычный лист картона, ничем не отличающихся от тех, что он во множестве извел за последние три дня. Простой прямоугольник, лишенный каких бы то ни было обозначений или надписей. «Что-то вроде билета, — отстраненно подумал Герти, — Только без места назначения, даты и пассажира…»
— Это что же, какая-то шутка? — осведомился он, добавив в голос толику строгости, холодной, как стетоскоп, который врач прикладывает к груди больного.
Конечно же, это была шутка. Одна из тех шуток, которые персонал любой канцелярии при случае угощает друг друга. Вроде ваксы в чернильнице или приклеенной к столу печати. Только вот техник сохранял на лице абсолютную серьезность. Едва ли он шутил хотя бы раз в жизни. Среди служащих Канцелярии шутки не были распространены.
— Это не шутка, сэр, — спокойно ответил техник, возвращаясь к прерванной работе, — Дело в том, что архивом Канцелярии заведует логический блок «Малфас». Английского языка он не понимает в силу своего устройства.
Покрутив в руках чистую мемокарту, Герти бросил ее к прочим, столь густо испещренным неумелым прикосновением компостера, что походили на борта кораблей, побывавших в эпицентре Трафальгарской битвы.
— «Малфас»? Так у вас тут две счислительные машины?
— Не совсем. Машина лишь одна, сам «Лихтбрингт». Но для распределения задач и лучшей производительности некоторые ее задачи выполняются четырьмя отдельными логическими блоками. «Малфас» лишь один из них.
— Значит, пять коней в одной упряжке?
— «Лихтбрингт» заключает в себе основные вычислительные мощности и банки памяти. Он центральный компонент системы, если так можно выразиться, ее ядро и мозг. Все остальные блоки выполняют роль его рук, причем каждая из них занята своим делом, для которого проектировалась.
— Еще лучше, тело с четырьмя руками, — не без сарказма заметил Герти, — Могу себе представить, к какой путанице это приводит, особенно когда хочется поковыряться в носу…
— Никакой путаницы нет, сэр. Машина не совершает ошибок. Вся информация, которая в нее попадает, подвергается детальному анализу и коррекции. Ошибки полностью исключены тремя раздельными проверочными контурами. Машина попросту не умеет ошибаться.
Герти почувствовал себя уязвлено. Быть может, оттого, что сам был живым доказательством того, что ошибаться проклятая машина умеет самым наилучшим образом. Если бы не ее ошибка, сейчас он носил бы данное ему судьбой и родителями имя.
«И слушал бы, как его выкрикивают надзиратели в местной тюрьме, — оборвал он сам себя, — Эта ошибка, если разобраться, спасла мою шею. Мне стоило бы быть благодарным этому механическому истукану и до конца дней потчевать его лучшим машинным маслом!»
— Так значит, «Малфас» ведает здесь архивами? — спросил он, уже не так едко.
Впрочем, технику его отношение было решительно безразлично. Он торопился закончить свою работу и отвечал без излишней охоты.
— Именно так, сэр. «Малфас» распоряжается огромными банками памяти, хранящим тысяч тонн мемокарт и сотни тысяч миль намагниченной проволоки. Это долгосрочная память «Лихтбрингта», его библиотека и архив в одном лице. Там содержится все, что можно выразить в единицах информации, от огромной библиотеки классической литературы до материалов всех текущих дел и расследований.
— Полагаю, информация обо всех гражданах Нового Бангора хранится там же?
— Совершенно верно, сэр.
— Ну хорошо, а чем же заняты другие блоки? Ты сказал, их всего четыре. Значит, «Лихтбрингту» помогает еще кто-то?
— Еще имеются «Асмодей», «Фокалор» и «Набериус».
— Несуразные имена, — фыркнул Герти, — Стоило бы назвать их пристойней, раз уж речь идет о самой умной машине в мире. К примеру, по именам величайших монархов прошлого, или мыслителей или…
— Так уж повелось.
— И чем занимается эта троица?
— У каждого из блоков свой круг задач. «Асмодей» курирует все процессы Коппертауна, все его заводы, цеха, фабрики и производственные процессы.
— То есть, следит за ними?
— Управляет, — лаконично ответил техник, проверяя, надежно ли закрутил последний болт в терминале.
Герти уставился на техника с самым неподдельным изумлением.
— Позвольте! Управляет?
— Именно так, сэр. Фабричные процессы полностью автоматизированы. «Асмодей» контролирует всю технологическую линию, от температуры домны до скорости штамповки. Рабочие выполняют лишь вспомогательную работу. Переносят заготовки, убирают мусор, смазывают подшипники…
— Подумать только, машина помыкает людьми!
— В отличие от людей, эта машина не способна ошибаться, — с холодным достоинством заметил техник, которого беседа явно стала утомлять и который не собирался этого скрывать, — А кроме того, она не способна обманывать, воровать сырье, завышать сметы, производить брак, фальсифицировать отчеты и жаловаться на непомерные нагрузки. В конечном итоге работа «Асмодея» оборачивается городу выгоднее.
— Но как же аварии? — не сдавался Герти, — Насколько я знаю, за последние два месяца там было около шести аварий! Это ли не свидетельство того, что ваша машина не справляется со своими обязанностями?
— Аварии были незначительны. И, кроме того, вызваны исключительно человеческим фактором. После каждой аварии мы досконально осматривали все контуры «Асмодея», он ни на шаг не отступал от производственного плана. Ошибаются люди, мистер Уизерс, машины вроде «Лихтбрингта» не ошибаются.
У Герти было на этот счет свое мнение.
— А этот, как его, Фокамбор?
— «Фокалор». В его ведении порт Нового Бангора.
— Ага, — прикинул Герти, — Ведет учет складских товаров, руководит погрузкой и выгрузкой, составляет расписание и все прочее в этом духе? Тоннаж, объем, понимаю…
— Не только. Еще он занимается лоцией.
— В каком это смысле?
— В самом что ни на есть прямом, сэр. Досконально зная акваторию, все ее течения, банки и отмели, «Фокалор» занимается помимо прочего тем, что прокладывает курс для кораблей, что заходят в порт. Он определяет безопасный маршрут для корабля данной осадки и тоннажа, после чего преобразует его в короткую цифровую команду. С помощью аппарата Попова он передает ее на борт корабля координаты для курса, где ее дешифруют и используют по назначению.
— Значит, вы дали отставку и лоцманам?
— «Фокалор» несоизмеримо надежнее. По статистике, около сорока процентов катастроф и аварий в акватории порта происходят из-за небрежности или невнимательности лоцманской службы. Машина же избавлена от недостатков. Она не спит, не путает координат, не спорит с начальством и не обладает ложной самоуверенностью.
Герти отчего-то вдруг захотелось разорвать проклятую картонку с запросом пополам и швырнуть в корзину. Невольно вспомнился тот момент, когда он разглядывал Новый Бангор со спины неуклюжей качающейся «Мемфиды». Знай он, что курсом корабля руководит не обычный лоцман, какой-нибудь пьяный и хамовитый уроженец Уэльса, а неведомая механическая сущность, в чьих металлических венах вместо крови находится сжатый под давлением пар…
Герти невесело вздохнул, бросив взгляд в окно. Чего уж теперь рассуждать… Знай он, чем вообще обернется его назначение на остров, бросился бы за борт еще посреди Индийского океана и отправился бы вплавь до самых британских островов наперегонки с акулами, на зависть настоящему полковнику Уизерсу.
— Ну а чем занят ваш четвертый цербер? Издает законы? Пишет эссе?
Техник, обтиравший руки ветошью, взглянул на Герти с откровенным презрением. С тем особым презрением, с которым инженеру железной дороги позволительно глядеть на дикаря в набедренной повязке, насмехающегося над неуклюжей металлической лошадью.
— «Набериус», сэр. Он занимается анализом долгосрочных перспектив. Опираясь на цифры, предсказывает все, от биржевых котировок до погоды и урожая. И довольно успешен в этом.
— Личный Нострадамус Канцелярии?
— Можно выразиться и так, сэр.
Техник с удовлетворением посмотрел на плоды своего труда. Терминал был собран и выглядел безукоризненно. В отличие от техника, Герти вид этого металлического алтаря ничуть не порадовал. К «Лихтбрингту» он при первой их встрече проникся искренней антипатией. И даже теперь, после всего того, что узнал о возможностях машины, ощущение это не прошло, лишь окрепло.
Сложная, хитрая и самоуверенная машина, держащая весь город в стальной хватке своих механических пальцев. Быть может, ей удалось задурить голову служащим Канцелярии и даже Шарперу. Быть может, все настолько поверили в мощь логического титана, что доверили ему едва ли не весь город. Возможно, Герти был единственным человеком на всем острове, который доподлинно знал: машины тоже ошибаются. Даже такие грандиозные, как «Лихтбрингт».
Страстно захотелось приложиться к рифленому медному боку ботинком, заставив самодовольный сверкающий от смазки аппарат издать жалобный стон вроде того, что издает потревоженная урна. Герти заставил себя сдержать этот неуместный порыв. Во-первых, невидимый паровой демон «Лихтбрингта», совершающий сорок математических операций в секунду, едва ли будет посрамлен подобным ударом, которого, вероятнее всего, попросту не заметит. Во-вторых, Герти подозревал, что металл окажется прочнее бренной человеческой плоти и из схватки, чего доброго, может выйти победителем.
Герти смел со стола груду испорченных мемокарт и швырнул их в корзину для бумаг. На душе сразу сделалось легче.
— Бог из машины, — проворчал он, разглядывая испещренные, будто источенные термитами, листы картона, — Подумать только! Я, конечно, всецело за торжество технического прогресса и всегда был уверен, что Британия находится в его авангарде, но это… Это уже чересчур, как мне кажется. Отдавать целый город во власть машины!.. А что, если в один прекрасный день у вашего «Лихтбрингта» в голове заржавеют шестеренки? Или он перепутает цифры? Последствия могут быть катастрофические!
Его тирада ничуть не впечатлила техника, собиравшего в саквояж свои инструменты, маленькие и блестящие, как у часовых дел мастера.
— В том-то и дело, мистер Уизерс. «Лихтбрингт» не ошибается. Не ошибся ни разу за все восемь лет, что работает.
Герти разозлился. Вера канцелярских клерков во всемогущество их механического владыки отдавала фанатизмом. Удивительно, как легко слепой фанатизм сплетается с тем самим техническим прогрессом…
— Все на свете ошибаются! Даже императоры и судьи! Даже божества!
— «Лихтрбрингт» не ошибается, сэр, — сухо сказал техник, отряхивая брюки, — У него есть три специальных логических контура, которые постоянно проверяют правильность обрабатываемой информации. Всякая неточность или несоответствие мгновенно устраняются. Это машинная логика. Она не позволит существовать в системе неверным значениям. Это гораздо более сложное, рациональное и надежное устройство, чем наш с вами мозг.
— А я вам говорю, что он может ошибаться! Что он уже ошибся!
— Доброго вам дня, сэр.
Техник, подхватив свой саквояж с инструментами, развернулся к двери.
— Стойте!
— Да? — техник замер у выхода. Бесстрастный, спокойный, с холодным, как у всех здешних клерков, взглядом, он выглядел так, словно натянул человеческую кожу заодно со строгим черным костюмом, и еще не полностью в ней обвыкся. Не человек. Просто еще одна крыса из канцелярской стаи. Его, полковника Уизерса, коллега. А скоро, быть может, и близкий родственник. Член его стаи.