Мистер Беллигейл подчеркнуто вежливо обратился к хозяину дома:
— Пожалуйста, сэр, назовите ваше полное имя. И год рождения.
— Эрсиваль Котт Питерсон. Пятьдесят восьмой.
— Полностью, пожалуйста.
— Тысяча восемьсот пятьдесят восьмой, — покорно сказал мистер Эрсиваль Котт Питерсон, все еще сохраняя на лице нездоровую бледность, — Теперь хватит?
— Вот видите, — мистер Беллигейл повернулся к Герти, — Все в порядке. Он не станет в вас стрелять. Полковник, уберите револьвер.
Герти не понимал, что происходит. Он ощущал себя персонажем абсурдистского романа, в котором сюжет скачет пунктирной линией, выписывая безумные петли, невозможные с точки зрения логики или здравого смысла. Минуту назад ситуация казалась ему хоть и крайне запутанной, но все же понятной. Теперь же она вновь катилась в тартарары, как потерявший управление локомобиль, несущийся вниз по улице.
Герти покорно спрятал револьвер в карман. Это явно успокоило человека, назвавшегося мистером Питерсоном.
— Ну и ну, — пробормотал он, беспомощно улыбаясь и оправляя галстук, — Нагнали же вы на меня страху, господа. Я уж и не знал, что думать. Не каждый день незнакомые люди тычут вам стволом в лицо!
— Незнакомые? — Герти пристально взглянул на мистера Питерсона, — Стало быть, вы меня не знаете?
— Откуда же мне вас знать, если я вас вижу впервые в жизни?
— Меня зовут Уизерс, — весомо и многозначительно произнес он, — Полковник Гай Уизерс.
— Это имя должно мне что-то сказать? Боюсь, оно мне тоже незнакомо.
Герти заглянул в широко открытые голубые глаза мистера Питерсона и к собственному изумлению обнаружил, что никаких следов лжи в этих глазах нет. Немного нервные, немного застенчивые, часто моргающие глаза мистера Питерсона были прозрачны и чисты, как у ребенка. Герти приходилось видеть самых изощренных лжецов, да и самому не впервой было скрывать правду. Но он вынужден был признать, что или мистер Питерсон являл собой лжеца прямо-таки гениального, способного к полному душевному перевоплощению, то ли и впрямь никогда прежде не видел Герти.
«Близнецы? — ошарашено подумал Герти, — Это лицо я узнаю из тысячи, ошибки быть не может. Но он отчего-то явно меня не узнает. Может, провал в памяти? Гипноз?»
— Простите, сэр… — пробормотал Герти, — У вас имеются братья?
— Насколько мне известно, я единственный ребенок в семье.
Герти почувствовал желание треснуть себя кулаком по затылку. Теперь он уже не был так уверен в своей памяти.
Мистер Питерсон, растерянно улыбающийся и оправляющий галстук, одновременно и был вчерашним стрелком, и не был им. Сходство лиц казалось несомненным. Но были и отличия, при первом взгляде незаметные. Манера говорить, поворот головы, взгляд… Все те мелкие детали, что делают человеческое тело личностью с уникальным и неповторимым отпечатком.
Это был один и тот же человек, но… разный. Как будто в полночь, с ударом часов, он подвергся какому-то загадочному излучению, психологически его преобразившему. Сотворившему из него в некотором смысле другого человека. Вчерашний Питерсон был хладнокровным, уверенным в себе мужчиной, умеющим держать оружие, внимательным и сосредоточенным. Несмотря на то, что их встреча длилась всего несколько секунд, Герти хорошо запомнил его взгляд, немигающий и твердый. Такой взгляд бывает у профессиональных военных или врачей.
Сегодняшний Питерсон может и был плотью от плоти вчерашнего, но казался другим человеком. Куда более мягким и стеснительным. Он беспомощно улыбался, не зная, на кого смотреть, потирал ладони, хмыкал, поправлял прическу и делал еще множество вещей, которые обычно делают люди, не знающие, куда спрятать свои глаза и руки. Без сомнения, это был другой Питерсон, при этом как две капли похожий на того, вчерашнего…
— Наверно, я схожу с ума, — вслух произнес Герти.
Как ни странно, это помогло. Голова перестала кружиться.
— Все в порядке, — мистер Беллигейл ободряюще положил руку ему на плечо, — Вы просто не привыкли. Мистер Питерсон, вынужден заметить, что вы и верно оказались втянуты в неприятную историю. Которую мы с полковником Уизерсом уполномочены расследовать от имени Канцелярии. Вам придется многое объяснить, мне и моему спутнику. Не удобнее ли будет, если вы пригласите нас в дом?
— Ох, конечно, — Питерсон поспешно посторонился, пропуская их внутрь, — Прошу простить мою нетактичность, джентльмены, я был немного сбит с толку. Не знаю, что и думать. Проходите, прошу вас.
Герти колебался, прежде чем принять предложение. Как знать, не затаился ли в доме еще один Питерсон, со взведенным револьвером в руке?.. Или, черт возьми, еще дюжина разных Питерсонов, у каждого из которых какие-то свои отношения с Гилбертом Уинтерблоссомом?.. Но мистер Беллигейл принял приглашение без колебаний и перешагнул порог. Помедлив, Герти последовал за ним.
Атмосфера запустения царила и внутри. Дом явно был жилым, но поддерживался в пригодном для человеческого существования виде скорее силами природы, чем чьими-то направленными усилиями. Бархатные гардины давно превратились в пыльные тряпки, зеркала безнадежно утратили прозрачность, а половицы скрипели так, что даже наступать на них было жутко.
— Прошу простить за обстановку, — Питерсон с извиняющимся смешком развел руками, — Я живу здесь один, без прислуги. Не так уж просто поддерживать порядок в таком большом доме.
— Почему бы вам тогда не переехать в дом поменьше? — спросил Герти.
Этот вопрос вызвал на лице Питерсона смущение.
— Привык к одиночеству. Олд-Донован вполне отвечает моим запросам. Живи я в центре, по округе быстро поползли бы слухи, вы понимаете…
Герти не понимал. Но счел за лучшее промолчать.
— Вы не против, джентльмены, если мы будем вести беседу на кухне? В гостиной ужасный беспорядок, а в кабинете позавчера разразилась настоящая катастрофа…
— Надеюсь, не пожар? — вежливо спросил мистер Беллигейл. Несмотря на то, что он шел в клубах поднимающейся от половиц пыли, костюм его каким-то образом оставался безукоризненно чистым. Герти давно бросил попытки понять, как это у него получается.
— О нет, нет, — Питерсон фальшиво рассмеялся, — Ничего такого. Одна моя знакомая с несдержанным нравом устроила там сущий разгром пару дней назад. Разбила буфет, высадила все стекла, опрокинула чернильницы… Я, конечно, удержу это с ее счета…
— Кхм… — Герти помедлил несколько секунд, тщательно подбирая слова друг к другу, — Мне казалось, вы сказали, что живете один.
— Так и есть, — легко согласился Питерсон, взъерошивая свои светлые волосы, — В полном одиночестве, как отшельник. Такие у меня правила.
— Но эта ваша знакомая…
— Глупо на нее обижаться, неправда ли? В каком-то смысле это то же самое, что обижаться на самого себя!
Мистер Беллигейл встретил эти слова понимающим кивком. Судя по всему, он не находил в них ничего странного.
Герти хотел спросить еще что-то, но не смог продолжить. У него возникло ужасное ощущение, будто он провалился в Страну Чудес Льюиса Кэрролла, мир, живущий по ненормальным, вывернутым наизнанку правилам. Мир, в котором хладнокровные убийцы охотно приглашают свою жертву в дом после неудачного покушения. Мир, в котором можно разгромить собственный кабинет, а потом выставить себе за это счет. Мир, в котором существуют зеркально похожие люди, не имеющие в то же время ничего общего.
Это надо было обдумать. Но Герти боялся, что чем больше он будет задумываться на счет того, что здесь происходит, тем больше будет терять рассудок. Поэтому он решил на некоторое время воздержаться как от слов, так и от мыслей.
— Прошу вас, устраивайтесь, — Питерсон пригласил их в небольшую, но вполне уютную кухню, светлую и относительно прибранную, если не считать бессчетного множества грязной посуды в раковине, — Может, вам угодно перекусить? Могу я предложить вам жасминового чая? Еще есть вчерашний пудинг и холодная телятина. Извините, что более ничего не могу предложить, я вынужден питаться на холостяцкий манер.
— Благодарю, не голоден, — улыбнулся мистер Беллигейл, устраиваясь на старом скрипучем стуле.
— А… вы, полковник Уизерс? — неуверенно спросил Питерсон, поворачиваясь к Герти, — Вы не голодны?
— Нет. Я в полном порядке, — ответил Герти деревянным голосом.
— Он тоже не голоден, — пояснил мистер Беллигейл, сдувая пылинки с пенсне, — А если выглядит немного бледным, то в этом нет ничего странного. Это все морской воздух. Полковник не так давно в Новом Бангоре.
«Нет, — подумал Герти отрешенно, опускаясь на стул, — Я очень давно здесь. Возможно, слишком давно…»
— Нет, позвольте, я все-таки… Одну минуточку… Как-то невежливо с моей стороны…
Питерсон долго не мог успокоится, видимо, нервное напряжение требовало выхода. Поминутно извиняясь, роняя чашки, спотыкаясь и прищемляя пальцы, обжигаясь о чайник, он с грехом пополам вытащил из шкафов все съестное, что мог обнаружить на кухне. Трапеза выглядела не по меркам скромной, Питерсон смущался и бормотал что-то про неважное пищеварение. От пудинга несло подкисшим хлебом, холодная телятина без горчицы и подавно не возбудила в Герти аппетита. Пожалуй, ни одно яство в мире сейчас не могло бы вызвать у него чувства голода. Зато он в полной мере ощущал другое чувство, похожее, тоже неприятно сосущее в животе.
— Сядьте! — потребовал он, не выдержав, — Перестаньте хлопотать. Мы явились не за обедом, а по важному делу!
— Конечно, конечно… — Питерсон преувеличено бодро потер руки и заставил себя сесть в потертое кресло напротив гостей, — В таком случае я готов отвечать на ваши вопросы. Без протокола, насколько я понимаю?
— Без, — подтвердил мистер Беллигейл, — Как я уже сказал, это скорее частное дело, чем Канцелярское. И, поскольку дело это, судя по всему, больше касается полковника Уизерса, я бы предложил ему задать первый вопрос.
— Охотно расскажу все, что знаю, — Питерсон доброжелательно улыбнулся Герти, — Я весь во внимании. Задавайте вопрос.
«Если предположить, что я каким-то чудом покину остров, есть ли у меня шанс сохранить рассудок?» — уныло подумал Герти.
Вопросов было слишком много. Они цеплялись друг за друга лебедиными шеями, как рыболовные крючки, и образовывали такие запутанные скопления, что решительно невозможно было выудить хотя бы один. Но с чего-то надо же было начинать?.. Герти набрал воздуха в грудь.
— Вчера вечером в Редруфе в меня стрелял джентльмен. Очень похожий на вас. Это были вы?
— Нет, — быстро сказал хозяин дома, — Клянусь всем на свете, я еще не рехнулся, чтобы стрелять в клерка Канцелярии.
И он опять не врал. Нервничал, храбрился, выпячивал подбородок, но не врал.
Герти сделал еще несколько глубоких вдохов. Спокойно, Уинтерблоссом. Если этот тип лжет, полагаясь на свой непревзойденный актерский талант, череда логических вопросов все равно вынудит его совершить ошибку.
— Вам известно, кто в меня стрелял?
Питерсон потер шею, словно находясь в некотором затруднении.
— Могу лишь предположить, что это был кто-то из моих клиентов.
— Вот как? Отлично, — Герти воспрял духом. Хоть что-то в этой безумной истории стало обретать черты! — Ваши клиенты меня весьма интересуют. Какой у вас род занятий, мистер Питерсон?
Неудавшийся убийца смущенно улыбнулся.
— Я думал… Я полагал, вы знаете…
— Не уклоняйтесь от ответа! Чем вы занимаетесь?
Питерсон смутился еще больше.
— Я шлюха.
— Что?
Герти почувствовал, что покрывается легким румянцем. Это вышло как-то непроизвольно, но ничего поделать с собой он не мог.
— Простите, я не совсем…
— Ну… — Питерсон смущенно уставился в пол, — Я торгую собой за деньги.
Несмотря на величайшее замешательство, которое охватило Герти, он испытал одновременно и изрядное облегчение. Хоть что-то в этой безумно скроенной истории сделалось понятным и объяснимым! По крайней мере, сделалось ясно, отчего этот несчастный обитает в полузаброшенном доме вдалеке от людской суеты, отчего боится пересудов за спиной, настолько, что даже не держит прислуги. И откуда у него при этом капитал, достаточный для приобретения подобного дома.
Герти испытал по отношению к Питерсону одновременно и отвращение и сочувствие. Ему приходилось слышать о подобных джентльменах еще в Лондоне. Тема эта, хоть и табуированная, все же просачивалась, а в канцелярии мистера Пиддлза никто не был против в свободную минуту потрепать языком. Так что Герти отчасти был в курсе незавидной жизни городских проститутов, хоть и благоразумно не выяснял подробностей.
Впрочем, Питерсон не походил на несчастное голодное существо, вынужденное продавать свое тело за гроши. Скорее всего, он обслуживал клиентуру побогаче, из приличного общества. Это тоже было не в новинку.
— Я понял род ваших занятий, — сдавленно пробормотал Герти, быстро теряя охотничий пыл, — Значит, вы по роду службы часто общаетесь с… дамами.
— Ну почему же? — искренне удивился Питерсон, — Среди моих клиентов больше всего мужчин.
Судя по ощущениям в области шеи и щек, легкий румянец Герти стремительно перетекал в явственный багрянец, свойственный состоянию глубочайшего конфуза.
Содом и Гоморра! Герти с трудом подавил желание вскочить и, не надевая котелка, броситься вон из проклятого дома.
— Как ни странно, чаще всего ко мне обращаются именно мужчины, — беззаботно сказал Питерсон, не замечая реакции собеседника, — Я думаю, все дело в самой природе мужской души. Мужчинам свойственно испытывать на прочность все границы, которые оказываются в их досягаемости. К тому же, зачастую это и величайшее приключение. Причем приключение, заметьте, не требующее ни дорожных сборов, ни риска, ни тягот и лишений. Многие хотят проверить сами себя. Другие же, полагаю, попросту испытывают банальное и вполне объяснимое любопытство… Я вполне их понимаю. Совершить то, что много веков считалось невозможным, запретным… Это стоит своих денег! С женщинами сложнее…
— Замолчите, ради Бога! — воскликнул Герти в негодовании, — Постыдились бы! Я задал вам конкретный вопрос и не собираюсь выслушивать о ваших порочных связях!
— Порочных? — удивился Питерсон, быстро моргая светлыми ресницами, — Согласен, меня едва ли можно назвать образцом добродетели, но впервые слышу, чтоб мое занятие считалось порочным…
— Такие как вы позорят Англию! — заявил Герти, румянец которого превратился в багрянец откровенного негодования, — И вы еще смеете заявлять подобное! Благодарите судьбу за то, что я не собираюсь отправить вас под суд!
— Но ведь…
— Что может быть отвратительнее любовной связи за деньги! Особенно… особенно подобной противоестественной связи!
— Любовной? — теперь уже Питерсон уставился на Герти с выражением полного замешательства на лице. Ресницы беспомощно моргали, — П-ппростите?.. За кого вы меня принимаете?
— За оскорбление всего мужского рода! — с достоинством ответил Герти, — И за погрязшего в блуде грешника. Мне приходилось в Лондоне слышать о таких, как вы. И я нахожу это омерзительным. Никак не полагал, что эти пороки добрались уже и до Полинезии…
Питерсон задохнулся от возмущения, отчего на миг даже стал выше ростом и показался не таким тощим.
— Что вы себе позволяете, полковник! Даже сотруднику Канцелярии непозволительно порочить честь и достоинство человека, находясь в его доме! Я… Я крайне возмущен!
Герти захотелось застонать в голос. Пьеса, исполненная чистого безумия, состояла не из одного акта. И, что еще хуже, он даже не заметил, в какой момент стал ее действующим лицом. Он подавил желание приложить ладонь ко лбу, чтоб проверить, нет ли жара.
— Но вы сами сказали, что вы…
— Шлюха? Да, черт возьми! Но это не значит, что я оказываю кому-то любовные услуги! Я темпоральная шлюха!
— Это еще что значит?
Наконец подал голос мистер Беллигайл, все это время спокойно разглядывавший их обоих со своего места.
— Похоже, джентльмены, возникло некоторое затруднение, — сообщил он непринужденно, — И, скорее всего, оно стало следствием недопонимания сторонами предмета разговора. Вероятно, это моя вина. Мне стоило объяснить полковнику суть вашего… рода деятельности, прежде чем нанести визит. Я совсем упустил из вида, что некоторые аспекты жизни Нового Бангора ему еще в новинку.