Наказание последовало незамедлительно - всевидящий сардаукар выстрелил ему в спину из станнера. Для того, чтобы "подстегнуть" заключённых, охранники пользовались особой моделью станнеров, стреляющих низкоскоростными пулями крупного калибра. Разгоняемые электромагнитным полем, эти пули не наносили проникающих ранений, но после них обычно оставались огромные синяки, порой - даже переломы.
-- Работать!
Иштван почувствовал, как его тяжело ударило между лопаток, и пошатнулся. Не протестуя, он поспешил продолжить работу. Что бывает с теми, кто возражает, они уже знали - их просто убивают. Сардаукары на удивление пренебрежительно относились к жизни заключённых, видимо, считая убийство отличным развлечением.
Командовавший подразделением охраны фельдфебель Ка- Ласар, впрочем, сразу же по прибытии объяснил им правила игры:
-- Прежде, чем подвезут следующую партию заключённых, я должен освободить для них место. В любом случае, вы скоро умрёте - здесь всё заражено радиацией. Работайте в темпе, чтобы вас не приходилось подгонять - так вы протянете дольше. Кто не в состоянии работать, тот выбывает.
Узнав, что на деле их приговорили не к исполнительным работам, а к медленной смерти, несколько заключённых издали возмущённые возгласы.
По приказу фельдфебеля Ка-Ласара их тут же казнили перед строем - в назидание остальным.
Фельдфебель отключил щит и предстал перед заключёнными в тёмно-сером комбинезоне с имперским львом, вышитым золотом на правом плече. Он широко расставил ноги и повысил голос, ретранслируемый плавучими радиорепродукторами. Тысячи заключённых, облачённых в оранжевые комбинезоны такого же покроя, услышали громогласный, чуть искажённый микрофоном, голос. Он был суров, как смерть.
-- Заключённые, внимание! Я, фельдфебель Ка-Ласар, обещаю, что никто из вас не проживёт и двух месяцев! Но согласитесь: жизнь - великий дар, и им можно распорядиться благоразумно. Проявите смирение и постарайтесь прийти к кончине естественным путём; осознайте бренность бытия и поймите, насколько оно переполнено страданием и суетой. Возможно, кто-то из вас успеет уверовать в бога. Шалом !
После этого начался их первый рабочий день. Получив в руки шанцевый инструмент, часть заключённых немедленно бросилась на охранников, надеясь перебить их, используя численное преимущество. Однако щиты и молниеносная реакция спасли сардаукаров. Характерное шипение лазера, красная вспышка света, крики раненых - всё было кончено в доли секунды. Тошнотворный запах палёного мяса, валявшегося несколькими десятками бесформенных кусков, был единственным, что напоминало о неудачном мятеже. Раненых сардаукары тут же добили с хладнокровной жестокостью.
С тех пор прошла полудекада. Заключённые работали в развалинах какого-то города, расчищая их от остатков строений. Сам город, один из крупнейших городов Старой Империи, был уничтожен термоядерным взрывом, превратившим железобетон в стеклоподобную массу, всё ещё радиоактивную.
Стояла поздняя осень, холодная и сырая. Лагерь, рассчитанный на десять тысяч человек, находился в двух километрах от городских руин, отделённый от них полноводной рекой со спокойным течением. Каждый день они выходили за ворота лагеря, пересекали пешеходный мост из трубчатых конструкций и приступали к работе. То тут, то там сардаукары применяли станнеры, "подгоняя" заключённых. Периодически звучал крик гнева и ненависти, щит сардаукара ярко вспыхивал, отражая удар ломом или бросок камня... а потом заключённых убивали - кинжалом или лазером. Попытки бегства и нападения на охрану происходили практически каждый час, но ни одна из них ещё не принесла успеха.
Салуза Секундус, третья планета Гаммы Вэйпин, как две капли воды походила на родину человечества, Землю. И, став столицей, она в точности повторила её судьбу. Великий Дом, чьё название по приказу императора было стёрто из учебников истории, замыслил гнусное дело - разогнал на Салузу Секундус небольшой астероид, которому предстояло уничтожить жизнь на этой планете. Астероид разбили на куски при помощи лазеров, но оказалось, что он служил лишь маскировкой для подлинного орудия нападения - сверхмощной протонной бомбы, внезапно сдетонировавшей над поверхностью планеты, возникнув из Z-мерного пространства. От чудовищного взрыва изменился наклон оси и скорость вращения Салузы Секундус, материки подверглись землетрясениям, извержениям вновь возникших вулканов и цунами, вследствие чего их очертания сильно изменились. Неожиданно разоблачённый враг, утративший необходимость скрываться, нанёс повторный удар - одновременно сто термоядерных бомб, не столь мощных, как протонные, но достаточно эффективных, атаковали оставшиеся города Салузы Секундус. Над планетой вновь воцарилась ядерная ночь и ядерная зима. Когда они закончились, практически всё население погибло. С тех пор Салуза Секундус стала проклятием, планетой-пепелищем. Когда побочная линия Дома Коррино, восстановила свою власть, и император объявил гонения на дзенсуннитов, их принуждали селиться на Салузе Секундус, где они жили в течение девяти поколений. Дзенсунниты безуспешно пытались вернуть в тёмную могильную яму миллиардов людей свет и тепло жизни, пока не поняли бесполезность этих попыток и не добились разрешения поселиться на вновь открытом Арракисе, планете ещё более суровой. С тех пор на Салузу Секундус ссылали всех неугодных, быстро умервщляя их радиацией. Три года исправительных работ!
Иштван ударил по стене киркой, снова отколов лишь небольшой кусок - добротное строение за долгие века не просто развалилось, но и окаменело там, где от него ещё что-то оставалось.
Послышались странные звуки. Это тошнило одного из заключённых. Иштван послышал приглушенные ругательства:
-- Меня рвёт кровью ! Великая Мать, мы все здесь погибнем !
Сам он погиб на месте - луч лазера прожёг ему затылок, расколов лицевую часть черепа на части. Он рухнул ничком.
Иштван немедленно ударил о стену киркой. Он понимал, что возникшая поутру слабость - это симптом лучевой болезни, результат итоксикации продуктами распада, которые всё ещё находились повсюду. Сами сардаукары были защищены достаточно надёжно: поверх основного комбинезона одевали точной такой же, но одноразовый, сделанный из тончайшей мономолекулярной плёнки, который вечером попросту уничтожали в мусоросжигателе. Закрытый шлем с металлопластиковым забралом, снабжённый дыхательным аппаратом замкнутого цикла, они подвергали дезинфекции каждый вечер, входя в свой небольшой герметичный жилой блок, снабжённый шлюзовой камерой.
Начинало смеркаться. Голос фельдфебеля Ка-Ласара послышался из радиорепродуктора, которым был снабжён освещавший их участок плавучий светошар:
-- Иудейские фарисеи обвинили Иисуса Христа, Сына Божьего, в ереси, и выдали его римским легионерам для казни, оклеветав как заговорщика против Империи. Легионеры пригвоздили Иисуса к кресту, стоящему под палящим солнцем, и оставили умирать от кровавых мук, требуя отречься от Его Отца. Он умер с терновым венцом на челе тем же вечером, когда его прикончил фельдфебель Лонгин - но Христос воскрес на третий день, и вознёсся на небеса.
Иштван, слышавший о христианстве, поразился: прошли тысячи лет, а империи и их солдаты ничуть не изменились.
-- Дети христовы, оставьте труды свои и ступайте обратно в лагерь под конвоем императорских солдат. Шалом!
В лагере их ожидал ужин, приготовленный двумя кашеварами, принявшими христианство. Христианам предоставлялись и иные привилегии: они назначались командирами отрядов, имели право наказывать других заключённых, для чего им выдавали стальные палки. Что такое христианство как вероучение, они представляли себе достаточно смутно, но обратились в него быстро и охотно. Церемония крещения, проводимого фельдфебелем Ка-Ласаром, воплощала его представления о "христианской мрази" и, видимо, была придумана им же или кем-то таким же задолго до него. Новообращённый выходил из строя, преклонял колени - и получал тяжёлый удар палкой по голове. После этого он имел право поцеловать землю у ног надсмотрщика и подобрать палку. Христианам выдавали комбинезон с поперечной полосой синего цвета, охватывавшей торс. Завербовав определённое количество христиан, оказывающих помощь сардаукарам в охране лагеря, на третий день Лонгин практически прекратил набор, попросту расколов голову очередному коленопреклонённому неофиту. Тем не менее, христиане гибли от рук заключённых, так как не имели ни щитов, ни настоящего оружия, и взамен погибших вперёд выступали десятки добровольцев. Уже зная, что коленопреклонённого неофита могут просто убить, они начинали буквально пресмыкаться перед фельдфебелем, безразлично поигрывавшим стальным прутом. Кому-то он проявлял своё расположение, а кого-то убивал.
Понимая, что рано или поздно умрёт - или от руки сардаукара, или от радиации, - Иштван решил не унижать себя обращением в христианство и начал морально готовиться к кончине. Его удивляло то, что христиане, точно так же страдающие от лучевой болезни, а потому тоже обречённые на мучительную смерть, так отвратительно цепляются за смехотворные, с точки зрения отведённых Ка-Ласаром двух месяцев, привилегии.
Кухня размещалась непосредственно в бараке, как и туалет. Готовили на завтрак и ужин одни и те же блюда - рэчег и рис-понджи. После побудки, всегда в восемь утра по местному времени, основная маса заключённых один час проводила на плацу, маршируя под неизменное: "Сар-да-у-кар! Императорский солдат!..", от чего христиане освобождались. Гимн, состоящий из четырёх четверостиший, они выучили быстро. Первые три строфы следовало начинать словом "сардаукар", разделённым на слоги, а в четвёртой строфе - наоборот, чеканить по слогам вторую половину фразы. В девять утра они получали завтрак в пластиковой посуде, а потом оправлялись на работу.
-- Иштван, ты сегодня получил из станнера. Не любишь работать?
Груеску обернулся. Перед ним стоял Млатан, уроженец Колхара. Он был смуглым и темноволосым верзилой лет тридцати, со вчерашнего вечера крутившийся в углу, где обитали христиане. Видимо, он решил окреститься и начал наперёд отрабатывать привилегии.
"Скоро тут останутся одни христиане, и сардаукары цинично перебьют их за вероисповедание, враждебное Империи и фофрелюхам".
-- Млат, я не на тебя работаю.
-- Почему, мог бы и на меня. Или я тебе не нравлюсь ?
Подошла очередь Иштвана. Он отвернулся от назойливого колхарианца и подошёл к кухонной плите, за которой стоял угрюмый широкоплечий христианин, Г'Юкун, осуждённый на год за кражу портафона члена имперской делегации.
Г'Юкун дал ему тарелку с кашей, а его напарник Зираст налил рэчег, бросив злобно:
-- Проваливай.
Не успел Иштван отойти в сторону, как его грубо толкнули в спину. Млат сделал это двумя руками одновременно, выбив и тарелку с кашей, и стакан с рэчегом.
Иштван едва успел обернуться, как получил удар в лицо. Его будто ослепило ярким светом, и он согнулся от боли, ухватившись за подбитый глаз.
-- Не хочешь на меня работать? А на кого ты хочешь работать? На фарисеев?! - Млатан нанёс ещё несколько ударов, после которых Иштван упал. Он безуспешно пытался встать, но не смог. В довершение всего тяжёлый удар ботинком сломал ему нос, от которого бывший студент-социометрист потерял сознание.
Когда он пришёл в себя, рядом находился один из заключённых, незнакомый ему мужчина лет пятидесяти с пристальным взглядом карих глаз на морщинистом лице. Иштван обнаружил себя лежащим на собственной койке. Попытавшись встать, он не смог - тело не слушалось, он чувствовал, что его мутит.
Мужчина силой уложил его на кровать.
-- Отдохни, парень. Ты зря выступил против христиан. Они следят за порядком и готовят пищу. - Возмущённый Иштван попробовал было возразить мужчине, но тот перебил его с силой убеждения, свойственной всем людям с большим жизненным опытом. - Послушай меня, парень, и ты поймёшь, что это - правда. Что бы было, если бы христиане за тебя не вступились? Если бы в бараке царил беспредел? Да, они бьют, и иногда очень сильно, особенно тех, кто предаёт братьев заключённых. Но ведь может быть гораздо хуже, - мужчина внимательно посмотрел Иштвану в глаза. - Что бы случилось, если бы тебя ударил сардаукар? Христиане прикрывают нас от гнева фарисеев.
Иштван повернулся к нему правой стороной лица, так как левый глаз уже запух и совершенно закрылся. Видно было, что мужчине этому такие разговоры приходится вести не впервые в жизни, и что к ним он тщательно готовится, стараясь произвести благоприятное впечатление. Христиане казались Иштвану людьми из какого-то иного мира, поразительно легко понимающими друг друга и надсмотрщиков. Да это же уголовники! - вдруг прозвучало у него в голове, будто кто-то (или он сам?) произнёс эту фразу вслух. Поразительно похожие на Далотца с пересыльной станции, они быстро сориентировались, приняв игру, предложенную сардаукарами. Христиане! Осуждённые обратились в запрещённую религию всего за несколько дней. Кто ещё, кроме уголовников, согласится стать христианином в мире Оранжевых Католиков! Это веротерпимое философское учение, проповедующее трудолюбие и послушание, уже несколько тысячелетий как вытеснило остатки прежних религий, чей беспощадный фанатизм и отрицание фофрелюхов и стал главной причиной их запрета. Но не на Салузе Секундус...
Не на Салузе Секундус?! Не в радиоактивной имперской тюрьме?!
-- Зови меня Чарбейром, парень. Я родом с Зановара. Я в своей жизни видел всякое, и молодёжь обращается ко мне за советом. Думаю, если ты образумишься, то помиришься с Млатом. Теперь отдыхай, - он протянул руку, покрытую татуировкой, и ласково погладил Иштвана по плечу. Тот брезгливо отстранился.
-- Ну, как знаешь, парень, - произнёс Чарбейр, вставая.
Иштван, хорошо понимавший, что в бараке ему теперь жизни не будет, начал лихорадочно думать, что делать дальше. Попытаться поднять против уголовников других заключённых ? Он растерянно осмотрелся по сторонам: один из пятидесяти таких же однотипных бараков лагеря "Обитель скорби", рассчитанный на двести человек, имел сто двуэтажных коек , построенных в по две в ряд по обе стороны центрального прохода. На высоте четырёх метров под потолком болталось старомодные лампы накаливания, всего девять, включая три неработающих. Беглый осмотр поредевших рядов заключённых не выявил среди них желающих выступить против христиан, а искать их самому было бесполезно.
Обратиться к сардаукарам? Да они просто убьют его, как уже убили одного осуждённого, пытавшегося пожаловаться на христианина, избившего его стальной палкой. Иштван понял, что единственный выход из сложившегося положения - это убить Млата самому. Нанести один хороший удар киркой... Но тогда и его казнят! Разве что убить его где-то, где никто не увидит... но как это сделать?
Не будет Млата, они пришлют кого-то другого.
Потух свет. Заключённые начали поспешно занимать свои места на койках, спотыкаясь и падая в темноте. Кто-то вскрикнул, послышался звук падающего тела. Как уже случалось, поутру могли обнаружить окоченевший труп.
То тут, то там были слышны шорохи и перешёптывания. Среди заключённых образовались пары, которые становились всё более распостранённым явлением. В мире, пропитанном ненавистью, они избрали любовь, которая является злом сама по себе.
Иштван вздохнул. В животе у него заурчало - он ничего не ел с самого утра. Сжавшись в комок, он накрылся одеялом с головой, надеясь уснуть.
"Им-пе-ра-тор! Дал справедливость и закон!
Им-пе-ра-тор! Жги лазерным огнём!
Им-пе-ра-тор!В бой нас поведёт!
Император! Об-ру-шим-ся я-дер-ной гро-зой !"
Гимн сардаукаров императора
Утром седьмого дня заключённые трудового лагеря "Обитель скорби" маршировали на плацу. Иштван, чей левый глаз практически не открывался, печатал шаг вместе с остальными. Лил дождь, вероятнее всего, кислотный, а температура не достигала и пяти цельс-градусов выше ноля.
Сардаукары, безликие серые фигуры в шлемах с забралами из металлопластика, занимали периметр плаца. Фельдфебель Ка-Ласар, отличавшийся от остальных лишь какими-то понятными только сардаукарам знаками различия, был одним из них, вероятно, тем самым, что по-хозяйски стоял в центре плаца с лазеружьём наперевес. А может, он сейчас находится за пультом управления в герметичном домике для охраны? Или где-то далеко, за тысячу километров отсюда? И на самом деле он никакой не фельдфебель, а извращённый придворный, обожающий предаваться садистским развлечениям? Или даже сам...
Иштван оборвал свою мысль. Он уже дал волю своему языку однажды. Ему было холодно, и, маршируя, он мог хоть как-то согреться.