— Вас не слишком любят в вашем же городе, — с удовольствием заметила я.
— Когда вилланы любили своих господ? — ответил он, небрежно помахивая тростью.
— Когда господа относились к ним по-божески, — усмехнулась я. — Но вы, похоже, не из таких.
— Я требую только ренту, чтобы уплатить королевский налог, — пожал плечами граф, — ничего свыше. У Лагаров хватает денег, и хватит еще на два-три поколения, если жить скромно.
— Но вы не женаты, — заметила я. — И ваша сестра не замужем. А ведь ей уже за двадцать, по-моему.
— Двадцать четыре, — усмехнулся он. — А мне — двадцать семь, к вашему сведению.
— Почему вы не обзавелись семьей? — спросила я напрямик.
— Почему вас это так интересует? — ответил он вопросом на вопрос.
— Пытаюсь вас понять. Неженатый мужчина, достаточно красивый, который роется в женском белье… Как получилось, что еще ни одна девица вас не захомутала?
— Я же не племенной жеребец, взнуздать себя не дам, — он хитровато покосился на меня. — Буду сопротивляться, так и знайте, мадемуазель MJV.
— Вы не в моем вкусе, — парировала я.
— Вот как? — протянул он. — А вашей подруге я сразу понравился.
— Она вам это сказала?
— Нет, — признал он.
— Тогда вам показалось.
— Разве? — усомнился он.
Я резко остановилась, потому что аптека была уже в поле моего зрения.
— Знаете что? — сказала я. — А не пойти ли вам…. в мэрию? Вы же туда собирались.
— Почему вам так не терпится от меня избавиться? — спросил граф очень благожелательно, но его взгляд скользил по мне оценивающе, настороженно, словно волк изучал добычу.
Нет, я никак не могла отделаться от мысли, что передо мной — оборотень. Опасный, древних кровей. Не схожу же я с ума, в самом деле!
— А почему вы ходите за мной, как привязанный? — сказала я сердито. — Я не хочу разговаривать с аптекарем в вашем присутствии. Мужчинам не нужно ничего знать о женских недомоганиях. Это безнравственно!
— Верно, — согласился он. — Тогда я могу проявить нравственность и подождать вас на улице. Пока вы будете… разговаривать.
— Сами сказали, что вам надо в мэрию, — напустилась я на него. — Вот и идите. Вы шпионите за мной, что ли?
— Хорошо, пойду, — он улыбнулся уголками рта, — но я быстро вернусь и буду ждать вас здесь. Дорога в дюнах опасна, я не могу позволить вам бродить там одной.
— Договорились, — сказала я, только чтобы отвязаться от него. И дело было совсем не в аптекаре. Мне необходимо было посетить другое место в Ардеше, и компания графа меня совсем не устраивала.
Я толкнула двери лавки, но прежде, чем скрыться внутри, проводила Лагара взглядом — он и в самом деле пошел вниз по улице, и даже не оглянулся ни разу.
Отделавшись от него, я поболтала с аптекарем, заказав мятные пилюли, и купила лавандовой воды. Еще я расспросила о местных врачах, соврав, что мою хозяйку беспокоит сплин. Имя доктора Бужере тоже было упомянуто, но аптекарь посоветовал к нему не обращаться.
— Почему? — удивилась я. — Вы же сами сказали, что репутация у него хорошая.
— Репутация, как у врача, — деликатно помявшись, сказал аптекарь. — Но доктор — очень симпатичный молодой человек. Не следует приглашать таких для осмотра девиц.
— О-о! — сделала я понимающие глаза. — Да, вы совершенно правы! Не хочу ничего плохого сказать об этом месье, но в небольших городках и меньшее может послужить поводом для сплетен. Как вы любезны, что предупредили меня.
Аптекарь заверил, что поступил так из христианского милосердия, и мы расстались со взаимной приязнью. Судя по всему, они тут все обожали проявлять христианское милосердие — начиная от господина Лагара.
Выходя на улицу, я прежде выглянула в щелку двери — не караулит ли граф.
Но улица была пустынна, даже собаки не бегали, и я безбоязненно направилась противоположную от дороги к замку сторону.
Мне нужна была церковь, и вскоре я ее нашла.
Старинный собор казался черным, хотя строили его из серого гранита. Острые шпили словно протыкали тучи, а окно-роза над входом было похоже на внимательный глаз. Я набожно перекрестилась перед этим глазом и вошла внутрь.
Новенькие витражи в старых окнах смотрелись ярко и нелепо. Алые и синие пятна падали на стены и пол, и от этого черная церковь казалась еще более унылой. Закопченные стены когда-то покрывали фрески, но сейчас под слоем сажи с трудом можно было различить чьи-то вытянутые фигуры и скорбные лики. Служба кончилась, но священник еще находился в церкви. Судя по его фигуре, склонившейся перед алтарем, он молился. Только я заметила, что молитвослов у него был раскрыт на вечерних молитвах — совсем не к месту, если учесть, что солнце светило в окна.
Я села в первом ряду, ожидая, когда священник повернется, и задумалась.
Думала я вовсе не о Ардешском Звере. В церкви никогда не думается о насущных делах. Я думала о своей семье, которой лишилась так рано, и думала, что небеса должны быть милосердны к ним, погибшим мучительно и безвинно, и ко мне — потому что я делаю богоугодное дело, пусть и жестокое.
Наконец священник поднял голову, оглянулся и поспешил ко мне.
— Что вам угодно? — спросил он.
— Здравствуйте, святой отец, — сказала я, поднимаясь ему навстречу.
Он подслеповато прищурился против света, а потом глаза его расширились, и он ускорил шаг, почти подбегая ко мне и потирая ладони:
— Вы приехали, — голос его дрогнул. — Я давно жду!
— Мы прибыли, как только получили ваше послание.
— Пройдемте в дом, — суетливо предложил он, — моя жена как раз приготовила обед.
— Мне нужно купить бриошей с паштетом и маслом, — сказала я, следуя за ним к выходу.
Справа от двери был грубо намалеван страшный суд — уродливые бесы волокли грешников в пламя ада, подцепив их крючьями. Жуткая картинка. Я сразу отвернулась, потому что она вызывала омерзение.
— Я отправлю дочь купить все необходимое, — заверил меня священник. — А мы пока сможем побеседовать спокойно и без свидетелей.
В чистеньком маленьком доме мы уединились в рабочем кабинете священника. Преподобный Патридж волнуясь, но довольно толково, рассказал мне о том, что происходит в Ардеше.
Нападения волка начались два года назад и продолжались с завидным постоянством. Обычно он нападал через день, убивая старух, детей и женщин. Пару раз пропадал на месяц или дольше, когда охотникам удавалось его ранить, но всегда возвращался. В последнее время зверь совсем потерял страх, начал нападать даже на мужчин, и мог совершить по несколько убийств в день. Волк нападал, выкусывая жертвам лица, а потом распарывал живот и пожирал внутренности. Сначала говорили о волке-людоеде, но потом пошли слухи, что волк — совсем не простой волк, а оборотень.
— Вы должны нас понять, — сказал священник, промокая лоб платком, — наша провинция — весьма специфическая провинция. У нас очень живы суеверные страхи. Даже став христианами люди продолжают верить в бесов, которых раньше называли богами. До сих пор я вынужден порицать подношение молока Большим Камням — вы можете увидеть их за городом…
— Что о волке? — напомнила я ему.
— А, простите, — преподобный волновался, руки у него дрожали, и он, принеся извинения, налил воды в кружку, чтобы промочить горло. — Некоторые жертвы, которым удалось спастись, — продолжал он, — рассказывали, что на них напал не обычный волк.
— Что это значит? — не поняла я.
— Он выглядел не как волк, — пояснил священник. — Вернее… не совсем, как волк. Поэтому стали говорить, что это оборотень. Женщина…
— Почему женщина?
— Многие слышали по ночам над дюнами женский смех — дьявольский смех, — он перекрестился. — Я сам слышал его. Высокий женский смех, переходящий в рыдания… — он смотрел на меня остекленевшими от страха глазами, и я не сомневалась, что он говорит правду. — Все убеждены, что это ведьма мстит хорошеньким девушкам.
— Но разве погибают только хорошенькие девушки? Вы говорили, волк нападает и на мужчин, и на детей.
— О ведьме болтают люди, — он растерянно развел руками. — Поэтому я счел нужным сообщить…
— Вы правильно сделали, — сказала я, раздумывая над его рассказом. — Мне нужен список тех, кто погиб в вашем приходе за последние два года. И отдельно — список тех, на кого были совершены нападения, но кто по каким-то причинам выжил. Мне сказали, на волков устраивали облавы?
— Двенадцать, — сказал с готовностью священник. — Но результата не было. Проклятый зверь словно чует опасность!..
«Или знает, что готовится облава, потому что живет в городе», — подумала я, а вслух сказала:
— Вы говорили, что болтают про мстящую ведьму. Наверняка, в округе есть женщины, которых подозревают.
— Ох уж эти сплетницы… — вздохнул священник.
— Говорите без смущения, — подбодрила я его. — В нашем деле иногда помогают и самые глупые слухи.
— Да, конечно. На подозрении трое… По-крайней мере, моя жена слышала о них. Это старуха-травница, она живет в хижине на краю леса, как раз на границе с дюнами, мадемуазель Саломея и… мадам Анастейша Бюссар.
— Бабушка? — удивилась я.
— Разумеется, я в это не верю, — засуетился он, — не верю, что мадам Анастейша — ведьма. Но странности ее поступков заставляют людей держаться от нее подальше.
— Я думала, это кто-то из ваших хороших знакомых. Вы ведь предложили ее, как легенду. Как прикрытие для нашего появления! — я разозлилась, потому что это и в самом деле было огромной глупостью — положиться на человека, который является заподозренным.
— И мне кажется это очень хорошей идеей, — поспешил заверить меня священник. — Мадам Анастейша — милейшая женщина, но немного не в себе. Ей недавно исполнилось семьдесят — кто знает, что будет с нами в этом возрасте?
— Вы поступили крайне неразумно, — я поджала губы. — Первым делом мы пришли к мадам Анастейше, и нам повезло, что она уехала. Иначе мы были бы разоблачены сразу же по приезду, при свидетелях. А вы знаете, что мы предпочитаем действовать тайно.
— Не было никакого риска! — засуетился он. — Я знал, что она уедет, вы ничем не рискуете, письмо о приезде внучки было отправлено после ее отъезда! Она вернется в Ардеш не раньше, чем через две недели.
— И все же, вы сглупили, — сделала я внушение мужчине, который был старше меня раза в три. — Пока мы остановимся в замке графа Лагара, а в воскресенье, когда придем на службу, списки жертв должны быть у меня. Потрудитесь все подготовить.
— У графа Лагара? — глаза священника азартно заблестели. — Понимаю, понимаю, — прошептал он. — Вы внедрились прямо в логово…
— Не болтайте глупостей, — одернула я его. — И вообще — не болтайте. И не забудьте про списки.
Дочка священника принесла бриоши, и я, получив благословение, отправилась в замок, прежде выйдя к аптечной лавке. Разумеется, графа Лагара там не было, и я не стала его ждать.
Путь обратно прошел безо всяких неожиданностей. Солнце припекало совсем по-летнему, как будто и не было вчерашнего ледяного ливня, птицы щебетали, и я не заметила никаких следов волка-людоеда, хотя шла нарочито медленно, наступая на сухие ветки, чтобы создать побольше шума.
В замке меня встретила недовольная Пульхерия и проводила в гостиную, где Анна-Ми щебетала громче птиц, рассказывая о жизни в Саксонии. Мадемуазель Саломея слушала ее с натянутой улыбкой, и мое появление восприняла, как манну небесную, тут же ускользнув под предлогом, что «дорогой мадемуазель Грабянке надо отдохнуть и отведать бриошей, которых она так ждала».
— А вы? — наивно распахнула глаза Анна-Ми. — Вы не хотите покушать с нами, дорогая Саломея?
— Благодарю, но я не голодна, — заверила нас сестра графа и исчезла.
— Пирожки и новости от бабушки, — пошутила я, когда мы с Анной-Ми уединились в спальне, плотно заперев дверь.
— Что разузнала? — спросила моя подруга, сразу выхватывая из корзинки бриошь. Анна-Ми впилась белыми зубками в воздушное тесто и замычала от восторга. — Красота какая! Да это вкуснее, чем королевская выпечка в столице!
— Не придумывай, — проворчала я, тоже забирая булочку и усаживаясь в кресло. — Итак, мы остаемся в доме графа. Он сам любезно предложил нам это. Бабушка пробудет на водах еще две недели.
— Отлично! — отозвалась Анна-Ми, сидя перед зеркалом и любуясь, как играет солнечный свет на голубом камешке серьги. — Граф такой сахарок! Я очень надеюсь узнать его и с другой стороны.
Я понимала, что она шутит, но не смогла не поморщиться, припомнив утреннюю прогулку.
— Есть другое. Представь — идиот священник даже не предупредил «бабушку», что мы приедем. Это была чистая афера с его стороны. Старушка упадет в обморок, когда узнает, что обзавелась внучкой, и весь город будет считать нас ловкими мошенницами. Возможно, и в краже обвинят. Так что у нас лишь две недели, чтобы найти оборотня.
— За две недели мы тут черта лысого найдем, — беззаботно заверила меня Анна-Ми. — Но это не граф.
— Откуда ты знаешь? — спросила я сдержанно.
— Знаю — и все. Можешь мне поверить.
Я решила не спорить без толку, и вкратце передала все, что узнала от преподобного Патриджа.
— Между прочим, нашу дорогую «бабушку» тоже считают ведьмой, — закончила я свой рассказ.
— И старушенция уехала на две недели? — немедленно отозвалась Анна-Ми. — Тебе не кажется это странным?
— Кажется. Но священник клянется, что она чиста. Старушке за семьдесят, выжила из ума и болтает вздор.
— Сестричка нашего графа странно улыбалась, когда мы заговорили о ней, — сказала Анна-Ми задумчиво. — Что ж, если за две недели не произойдет ни одного нападения, проведаембабушку. Узнаем, как ей отдыхается на водах.
— А что сестричка? — я забрала еще бриошь. — Судя по ее виду, ты хорошо проконопатила ей уши, пока меня не было.
Анна-Ми хихикнула.
— Да, мы отлично побеседовали. Ты же видела — она сбежала от меня, как от волка-людоеда.
— Не шути так, — я не сдержалась и хлопнула ладонью по подлокотнику.
— Не будь суеверной, — отмахнулась Анна-Ми. — Лучше расскажи, как вел себя красавчик-граф. Вы ушли вместе, он не превратился в зверя и не набросился на тебя — значит, чист?
— Еще есть травозная, — перевела я тему разговора, не желая пока говорить о графе, и не желая даже думать о нем. — Завтра схожу к ней, посмотрю, что за дама.
— Вряд ли она замешана, — ответила моя подруга равнодушно. — Ты же знаешь, что эти бабки-знахари — обыкновенные шарлатанки. И все было бы слишком просто — ведьма живет в лесу и нападает на людей. Будь это она, ее забили бы камнями еще в прошлом году. Значит, никто особо в это не верит.
— Или боится, — сказала я многозначительно. — А граф, значит, не возвращался?
— Будто пропал, — ответила Анна-Ми и усмехнулась. — Надеюсь, ты не убила его по подозрению в оборотничестве?
— Очень смешно, — проворчала я.
5. Смех и рыдания
Граф Лагар вернулся только вечером, когда опять пошел проливной дождь. Мы с Анной-Ми и Саломеей пили вечерний чай в гостиной, когда граф вошел — хмурый, перепачканный в грязи, в промокшем насквозь синем камзоле. Кружевные оборки жабо потемнели и уныло обвисли.
— Еще одна жертва, — сказал он, оперевшись плечом на косяк. — Ночью был убит мельник. Возвращался от брата — занял у него пятьдесят серебряных монет и пошел через дюны. Дочь ждала его вечером, поэтому поздно подняла тревогу. Только что нашли его — горло разорвано, денег нет.
Мы с Анной-Ми переглянулись, и она упала в обморок, повиснув на подлокотнике кресла.
Я едва не поморщилась от досады — Анна-Ми слишком увлеклась, разыгрывая неженку. Наверное, ожидала, что сейчас граф снова бросится к ней и унесет в постель на руках, но граф не сделал и попытки, чтобы прийти на помощь, а в комнату протиснулся другой мужчина — молодой, миловидный даже по сравнению с графом, в руках у него был чемоданчик размером локоть на локоть, который он тут же поставил на пол и открыл. Внутри обнаружились пузырьки и склянки и бинты. Мужчина безошибочно выбрал один из пузырьков, выдернул пробку и сунул пузырек под нос Анны-Ми.