Канцлер Российской империи вообще любил и умел пользоваться тем, что мало кто был в состоянии разглядеть его истинную сущность под сразу несколькими масками, которые находились одна поверх другой, меняясь по ситуации, в зависимости от того, на кого требовалось произвести нужное впечатление. Понимал, чуял, осознавал, что вскройся его настоящее лицо и тогда всё, конец карьеры, а может и более того. По большому счёту поняли его нутро лишь три человека: император Николай I, Бисмарк и ещё один, с кем он даже встречался единственный раз. Там, на Гаванском конгрессе, подведшем черту в войне Конфедерации и США, а заодно ставшем исходной точкой союза Американской и Российской империй с придатком в виде Испании.
А ещё была Франция. Та самая Франция, император которой вместе со всеми своими родственниками и приближёнными из числа особо доверенных думал о том, что знает его, князя Горчакова! Александр Михайлович не мешал этому наполеониду и даже подыгрывал. Франция превыше всего? О нет, совсем нет. Не Франция сама по себе, хотя во французской культуре, образе жизни было очень много того, что Горчаков считал красивым и достойным заимствования. Но основа была несколько иной. Той самой, ради которой его друзья юности рискнули всем, от положения в обществе до самой жизни. Рискнули и проиграли, потеряв всё или же почти всё. Пятеро были казнены, другие отправились в бессрочную ссылку в Сибирь или, в случае меньшей степени «вины», солдатами на Кавказ, искупать совершённое. И если с Кавказа можно было вырваться, вернуть дворянское достоинство и офицерские чины. проявив себя должным образом в сражениях с горцами, то вот из Сибири… Это уже никак.
«Никак» продолжалось до смерти Николая I... к слову сказать, не совсем естественной. У Горчакова были вполне определённые подозрения – точнее они появились спустя неокоторое время – но обнародовать их он даже не собирался по понятной причине. Смерть императора была выгодна и ему, пусть сам он не был причастен ни прямо, ни косвенно. Зато как только сумел сперва приблизиться к новому императору, а потом и стать для него незаменимым человеком, приложил все силы для того, чтобы вытащить из ссылки тех, кого продолжал считать своими единомышленниками. И вытащил, пускай при этом прикрыл всё это обычным человеколюбием, да и каких-либо явных попыток сближения со старыми друзьями не делал. Понимал опасность подобного для своих не только влияния и карьеры при дворе, но и главного – замыслов. Просто будучи дипломатом и интриганом до мозга костей, Александр Михайлович предпочитал обходные пути. Долгие? Несомненно. Зато эффективные.
Задуманное «декабристами» должно было осуществиться. Только не выводом войск на площадь – явное и парировать легче – а постепенно, шаг за шагом, маскируясь под верное служение монарху-абсолюту. Многое уже удалось сделать. Ещё большее число необходимых шагов было подготовлено, созданы все нужные предпосылки. Тот же несносный Бисмарк, будь он неладен, должен был сыграть необходимую роль в партии, рассчитанной не на годы даже, а на десятилетия! Это не говоря о множестве обычных фигур, далеко не столь опасных как этот «бешеный юнкер», после обучения способный рушить престолы и потрясать устои.
Однако… Последним успехом его, Горчакова, если ничего не изменится, будет именно Бисмарк, который уже сокрушил Данию, тем самым дав толчок Пруссии, пробуждая её от полувекового сна. Той Пруссии, которая должна была, почувствовав знакомый вкус крови и победы, сожрать Австрию, затем как следует напугать и ослабить Францию, толкнув последнюю в объятья России. Там будет неважно, кто из монархов обрушится первым. Важно другое – появляющаяся возможность воплотить то, ради чего умирали на площади, в петле и вдали от Москвы с Петербургом. И не сказать лучше, чем ещё один из его однокашников по Лицею: «Товарищ, верь: взойдет она, звезда пленительного счастья, Россия вспрянет ото сна, и на обломках самовластья напишут наши имена!»
Не то чтобы Горчаков считал себя романтиком и идеалистом, скорее просто видел для России иной путь, основанный на пути, близком британскому, но в то же время сильно отличном. Конституционная монархия, ограничение власти коронованных особ при сохранении всех привилегий аристократии. А жертвы… их можно было пережить. Даже большое количество жертв, которые всегда сопутствуют потрясениям. В том числе необходимым для выживания и дальнейшего развития.
Имелись планы, были подготовлены люди, почти никто из которых не знал и десятой части задуманного канцлером… И всё к чертям! Горчаков даже готов был уступить пост министра иностранных дел графу Игнатьеву, закрыть глаза на возню в Туркестане – неприятную для его замыслов, но не способную сломать становой хребет намеченных преобразований. Идеология! Новый путь развития, помимо тех, которые уже имелись у императора Александра Николаевича и один из которых – предпочитаемый покойным Николаем I – он сумел дискредитировать в глазах самодержца.
Поступить точно так же со вторым, имеющим заокеанское происхождение? О, канцлер очень хотел бы этого, но не имел возможности. Разыгрываемая ричмондским кукловодом партия представляла собой причудливое сочетание радикального консерватизма и вплавленных в него частиц самых современных веяний, которые даже не все либералы осмеливались произнести. Восьмичасовой рабочий день, равные права для женщин, страхование несчастных случаев на фабриках, предпосылки для общей обязательной пенсии наконец! Консервативная основа ограничивала возможные возмущения сторонников «старого порядка», превращая оные в беззлобное ворчание. «Прогрессивные веяния» затыкали рты желающим разыграть либеральную карту. Отсекая же сразу две опасности, в Ричмонде получили возможность вести спешно сколачиваемый корабль империи по желаемому курсу. И ладно бы они сами туда шли, но ведь и союзников стремились тащить туда же. Разумно, тут Горчаков не спорил. И если бы этот Станич со своей стаей/сворой ограничился Испанией в качестве союзника, то не стал бы и смотреть в ту сторону. Америка далеко. Но нет, понадобилось залезть уже в его огород! Удачно залезть, выставив за шиворот того, кто с полным правом мог довольно долгое время считать себя если и не хозяином, то управляющим.
Сдаться? Не-ет, об этом князь и помыслить не мог. Он перебирал один вариант за другим, отбрасывая однозначно нежизнеспособные и внимательно, со всех сторон рассматривая те, которые имели хотя бы малый шанс на успех. Собирал, затем брал сильные части отовсюду и пытался слепить из них нового голема. Как мифический раввин в Пражском гетто. У него даже начало получаться к тому моменту, когда…
Отбрасывать слабовероятное в пользу лучшего – это канцлер научился давно. Научившись же, использовал, что не раз помогало. Вот и сейчас он сразу понял, что визит в Санкт-Петербург Шарля де Морни, сводного брата Наполеона III случился не просто так. Заявленная цель могла заставить лишь улыбнуться – злобно или просто иронично. В зависимости от отношения к Франции. Предварительные переговоры о возможности помолвки единственного ребёнка Наполеона III и единственной дочери Александра II… Всем было понятно, что в свете сложившегося политического пасьянса Александр Николаевич ни за что не будет династически связывать дома Романовых и Бонапартов. Что Морни, что сам Наполеон III были искушены в политике и не могли этого не понимать. А раз понимали, и тем не менее Морни тут, то неспроста.
Отвлечение внимания российского императора? Несомненно. Но это лишь внешний слой, скрывающая истинную суть кожура. Главным и единственно важным здесь была необходимость встречи эмиссара Наполеона III и его, канцлера. Касаемо же причины необходимости встречи – сведения о таком бумаге не доверяют, да и сколь угодно доверенные курьеры не являются достаточно надёжными. Только и исключительно личные встречи. Ведь французский император до сих пор продолжал думать, что русский канцлер делает всё во имя союза России и Франции.
Горчаков улыбнулся и даже не через силу. Хоть здесь его позиции остались неизменно крепкими. А раз так, то гость, что совсем скоро должен оказаться тут, в его кабинете, будет вести себя предсказуемо. Противника, мнящего себя в выигрышном положении и считающего тебя союзником, легко переиграть. Небольшая сложность лишь в том, чтобы сделать это незаметно для оппонента, но тут уж князь мог похвастаться опытом длиной не в одно десятилетие. А заодно и попробовать в очередной раз предсказать на несколько шагов вперёд действия кукол, мнящих себя марионеточниками. Дом Бонапартов мог считать себя повелителями европейской политики, но на деле его представители были обречены… если не само по себе, то уж стать проводниками воли его, канцлера Горчакова, точно.
Примерно полчаса спустя когда Шарль де Морни был препровождён в кабинет князя, сам Александр Михайлович уже был в маске, предназначенной специально для французских «друзей». Той самой, изображавшей человека, искренне радеющего о благе России и Франции, причём связанных в единое целое. Готовый ради этого поступиться краткосрочными интересами своего государства ради интересов долгосрочных, несомненно, связанных с «ла белль Франсе». Привычная для канцлера маска и одна из наиболее удающихся по причине симпатии к оной.
Потратив около четверти часа на обхаживания гостя, мнящего себя вершителем судеб мира, канцлер, наконец, решил перейти к делу. Точнее говоря, вынудить Морни заговорить о настоящей цели его прихода сюда. Ни попытки родича французского императора хоть как-то уцепиться за рухнувший парижский трактат, ни стремление связать династии Романовых и Бонапартов до истинной цели не дотягивали.
- Мной будет сделано всё возможное, дорогой Шарль, но моё влияние стремительно уменьшается, - вздохнул канцлер, сочетая искренние чувства и показные. - Как только великий князь Александр вернётся из Американской империи, с ним же прибудет и граф Игнатьев. И сразу же будет подписан указ о моей отставке с поста министра. Деньги, новый орден, памятные и очень дорогие подарки… Сладкая водичка после горького лекарства. Совсем скоро я не смогу вам ничем помочь, хотя и буду этого желать.
- Вы излишне скромны, князь, - поскольку разговор шёл на французском языке, Морни понимал всё и мог чувствовать себя уверенно, не опасаясь, что что-то останется недопонятым. – Ваша отставка может обернуться не поражением, а победой. Если вы, конечно, готовы сменить прилагаемые усилия. Те, которые мы все и мой брат особенно очень ценим. Вы же человек семейный, успевший воспитать как родных сыновей, так и пасынков.
- Успел, - кивнул Горчаков, спешно обдумывающий ситуацию, которая и впрямь двинулась в одном из предсказанных направлений. Не самом худшем из них. – Где-то удачно, где-то не очень, но к чему вы сказали это, Шарль?
- Наследный принц. Он обещает стать великим императором, но любой драгоценный камень нуждается в огранке.
- Воспитанием цесаревича занимались и занимаются достойные люди. Когда придёт время его восшествия на престол, Россия расцветёт под правлением такого просвещённого и понимающего нужды подданных монарха.
Сказав это, канцлер внимательно так посмотрел на француза. Дескать, я кое-что сказал, теперь пришла ваша очередь приоткрыть карты. Морни не заставил себя ждать, пусть и взял небольшую паузу, благо бокал с испанской мадерой давал такую возможность.
- Принц Николай умён, образован, стремится к лучшему. Но он… недостаточно политик, а потому нас беспокоит возникшее охлаждение между ним и императором. Его наставники не справляются или не умеют подсказать и показать необходимые правила. И мой брат подумал, что именно вы, князь, могли бы стать тем, кто станет рядом с наследником трона и будет оберегать его от излишне эмоциональных поступков. Император ценит ваш опыт и знания. А в свете размолвки с наследником… если вы, конечно, сможете его убедить, это даст большие возможности. Не сейчас, а несколько позже. Будущее лучше создавать в настоящем, вы же согласны?
Конечно же, Горчаков согласился. Только не сразу, поотнекивавшись для приличия и набивая себе цену. Так необходимо было сделать, ведь опытнейший политик понимал, до какой степени его знания, связи при дворе и остающееся, несмотря на решённую отставку, влияние нужны Франции. А раз так, то следовало воспользоваться этим по полной. Тут и деньги – не себе, он был слишком умён, чтобы даже краем касаться чужого золота. хорошо помня судьбу другого канцлера, Бестужева – и обещания предоставить в его, Горчакова, руки средства влияния на некоторых придворных, представителей высшего офицерства и чиновников империи, да и иное, тоже немаловажное. Проси больше – получишь необходимое. Сия истина была давно известна князю, но по тому, как быстро и почти без сопротивления Шарль де Морни соглашался на его требования, Александр Михайлович вновь убедился в степени своей необходимости Франции и её императору особенно. Равно как и в том, что стремление Наполеона III получить в жёны своему сыну единственную дочь Александра II истинно и исчезать никуда не собирается. Это не сказать что кардинально меняло его планы, но заставляло их немного видоизменить. Приятная и полезная неожиданность.
Несколько позже, когда довольный Шарль де Морни покинул дом Канцлера, Горчаков смог позволить себе стать вновь собой. Так было легче обдумывать действительно серьёзные вещи. Маски, как бы ни были привычны, всё же заставляли отвлекать на себя часть сил, беспокоясь о том. как бы не проступила истинная сущность.Но здесь и сейчас никого из способных увидеть и понять не наличествовало.
Император и цесаревич, их конфликт. Такое случалось и далеко не впервые. В России, про иные государства Горчаков и не мыслил, сейчас это было бы излишним. Закончившаяся смертью царевича Алексея его вражда с отцом, Петром Великим. Дошедшая до абсолюта отчуждённость между второй Великой, Екатериной, и её сыном, цесаревичем Павлом. Тогда лишь скоропостижная смерть императрицы и – по весьма достоверным слухам – выкраденное и уничтоженное партией цесаревича завещание позволило Павлу взойти на престол вместо его сына Александра, которому«императрица Фике» намеревалась передать власть. Открыто намеревалась, ни от кого сие не скрывая.
Странно было бы удивляться тому, что всего через несколько лет, объединив вокруг себя как изначальных сторонников, так и новых недовольных взбалмошным и переменчивым в поступках Павлом I, цесаревич, не размениваясь на долгое противостояние, одним ударом решил партию в свою пользу, физически устранив преграду между собой и троном. Учитывая полное отсутствие привязанности к отцу, это не было чем-либо удивительным. Не зря же никто из всем известных убийц императора не пострадал.
Император и наследник… В доме Романовых знали толк в том, как использовать престолонаследие и как обходить его обычные пути-дорожки. Именно поэтому канцлер понимал шаткость позиций юного Николая Александровича. Цесаревич? Так и что с того? Всегда найдутся методы, как передать корону в обход старшего сына, даже если не менять сам порядок престолонаследия, на что Александр II вряд ли пойдёт без крайней необходимости. По относительной мягкости характера предпочтёт окольный путь, один из множества имеющихся. Болезнь, добровольное отречение, морганатический брак сына наконец.
Считая излишним лукавить пред самим собой, канцлер признавал, что нынешний цесаревич находился лишь в паре шагов от утраты этого положения. Известно было и то, кто может занять его место. Тот из сыновей Александра II, кто сейчас стремительно зарабатывал влияние и репутацию как у верхушки армии и особенно флота, так и на дипломатическом поприще. Александр ещё не вернулся к отцу, но, помимо самого его присутствия на международном трибунале, стало известно о полученном от союзников предложении. Африка. Если точнее, что-то очень важное, связанное с Трансваалем и Оранжевой, бурскими республиками. Что именно? А вот насчёт этого в письмах сына отцу не было ничего, помимо намёков о чрезвычайной выгоде поступивших предложений.
Преуменьшение с целью набить себе цену? Не в случае Александра, который, кроме основательности суждений и некоторой тяжеловесности мысли, отличался ещё и нежеланием преувеличивать собственные достижения, а также неспособностью врать отцу и матери.
Нечто очень важное и выгодное. Колонии? Вряд ли, учитывая основную направленность империи на покорение Туркестана. Флот и базы для него? Пара небольших, но очень вкусных для флотских кусочков от Гаити требовали сперва их освоения, а уж потом рассмотрения новых мест под новые базы. А ведь ещё необходимость восстановления черноморского флота почти с нуля. Тогда что? Ответа у Горчакова не было, а гадать что на картах, что на кофейной гуще он не собирался. Как и бросаться предупреждать британцев, чьи интересы только и могли быть задеты там, близ бурских республик. Британия по планам канцлера также должна была быть ослаблена, притом очень и очень серьёзно. Но знать хотелось, поскольку мало что Александр Михайлович не выносил столь же сильно, сколь неразгаданные тайны, имеющие к нему отношение. А коли так…