- Собирается проделать с США как раз этот трюк, - улыбнулся великий князь Александр, подхватывая мысль Мари. – Теперь всё понятно. Корабли военные получат возможность переходить из Атлантического в Тихий океан, минуя огибание мыса Горн.Путь ко многим колониям станет ближе и выгоднее. Большие прибыли.
- Через долгие годы, сын.
- Возможности для нашего флота, которому пора выходить в океаны по-настоящему!
Заспорили Романовы о вопросах связи флота. геополитики и требующихся для подобного финансах. Понимаю, ведь перевооружение армии, экспансия в Среднюю Азию, восстановление флота на Чёрном море – всё это требовало реально больших вложений. Где уж тут найти ещё энное число миллиончиков на прорытие большой такой канавы, соединяющей два океана. Пришлось уже мне напоминать о том, что сперва надо разобраться с территорие, по которой пройдёт будущий канал, а остальное – это уже потом, как минимум через год-другой. Подготовка там, переманивание специалистов,финансовая оценка проекта по самым различным вопросам. А вдобавок…
- Четверть акций каждой из участвующих сторон. Если же кто-то захочет удовлетвориться меньшей долей, то другие выкупают эту самую долю. Таким образом, четверть расходов на канал – это лишь база, которую можно уменьшить в любой момент. Ну а увеличить – сугубо по взаимной договорённости с тем или иным участником. И вот ещё что – никакого расползания акций в частные руки. Только государство, то есть полный, абсолютный контроль. Иначе влезут некоторые из вездесущего Сити или и вовсе какие-нибудь Ротшильды, готовые продать кого и что угодно за несколько лишних ассигнаций.
- Звучит разумно, - согласился Александр II.
- Бывшие земли моих предков, - протянула Изабелла, явно нацеливаясь на торг. – Мне больше нравится цифра «сорок».
- Расходы, Ваше Величество, - напомнил как о себе. так и о печальном состоянии казны генерал Нарваес. – В стране неспокойно.
Ни разу не секрет и нигде не тайна. Да, победы в Марокко, Мексике и на Гаити поспособствовали укреплению власти Изабеллы. Частично поспособствовали, загнав недовольство в подполье, но не устранив полностью. Требовались деньги, много денег. Те самые доходы с бывших колоний, которые вновь должны были стать таковыми, встроившись в общую экономику. Оттого то королева Изабелла и облизывалась на богатое Перу. Богатое, но не способное толком использовать эти самые богатства из-за запредельного уровня казнокрадства. Захват этой бывшей колонии вполне мог не только усилить военно-дипломатическую мощь Испании, но и поставить заплатки на расползающийся бюджет. Тот самый бюджет, который лишь немного поправился прибавкой нескольких мексиканских портов да куском бывшего Гаити, что пристегнули к Санто-Доминго.
Нарваес знал, какими именно словами урезонивать аппетиты своего монарха. Вежливо, мягко, но вместе с тем настойчиво. Да и ворчание Бисмарка, напоминающего королю Вильгельму о том, что первым делом дела австрийские, а уж потом высокие мечты о колониальном могуществе, сыграли свою роль. Как именно? Не удивлюсь, если в шёпоте Нарваеса на ушко Изабелле были и слова о том, что часть доли в канале в будущем вполне можно будет перехватить у Пруссии. Дескать, вон как прусский канцлер скептически настроен относительно вложений в строительство канала, да и военный министр с главой генштаба не сгорают на костре энтузиазма.
Тяжёлая работа, как ни крути! Это я про всю встречу в Бабельсбергском дворце. Всего лишь первая общая встреча, а для нахождения точек соприкосновения и выработки общей политики пусть даже в первом приближении требуется потратить кучу нервов. Это не считая того, что даже после нахождения общих точек последуют утомительнейшие разговоры по поводу уточнения, торговля по мелочам и не только, попытки потянуть одеяло на себя. Плюс прусская сторона, где роль первой скрипки играет Отто фон Бисмарк, будет выскальзывать из наших «тесных, дружеских объятий», куда её всеми силами стараются затащить, пользуясь имеющимися родственными связями Романовых с Гогенцоллернами, а ещё хорошими отношениями между дядей и племянником, то бишь Вильгельмом Гогенцоллерном и Александром II Романовым.
Когда закончился собственно обед, были выпиты чай/кофе и выкурены сигары с сигаретами… наступила пауза. Кто-то отправился отдыхать – Елена по вполне понятной причине – другие воспользовались ситуацией, дабы по душам потолковать с давно не виденными знакомцами. Ни разу не удивлён тому, что Александр Александрович радостно вцепился в Марию и предложил ей прогуляться по аллеям близ дворца, да и вообще показать местные достопримечательности. Не уверен, что он сам их знал, но… повод ничем не хуже прочих, к тому же вполне себе соответствующий этикету. Прусские генералы нашли собеседника в лице Рамона Марии Нарваеса, ну а русский монарх беседовал с прусским, делая вид, что не обращает внимания на строгую «дуэнью» последнего. Правда «дуэнья» была в подкованных сапогах, с усами и имела должность канцлера Пруссии, но кого волнует таких мелочей, как уже начали говорить в одном забавном портовом городе.
Меня же отловил пусть не канцлер, но находящийся на пути к этой высшей имперской должности. Граф Николай Павлович Игнатьев, панславист, неплохой востоковед, министр иностранных дел Российской империи и просто любопытный человек, с которым мы уже имели честь познакомиться. А поскольку послеобеденное – ну очень послеобеденное, говоря по правде – выдалось тихим, ясным и не по ноябрьски тёплым, вполне можно было и на свежем воздухе оказаться. Пройтись, подымить неплохим табачком, побеседовать о делах взаимоинтересных. Собственно, это и произошло.
- Вы снова и снова при оружии, Виктор, - не совсем ожидаемо заострил внимания на моей постоянной вооружённости Игнатьев. – Даже там, где полностью безопасно. Дворец оцеплен многочисленной охраной, король Фильгельм понимает всю важность встречи. И то, что найдутся желающие убить некоторых из гостей.
- На богов надейся, а сам не плошай.
- Бога, Виктор. Вы всё же немного ошиблись в пословице моей и вашихп педков Родины. Или нет?
- Конечно же… нет, - позволяю себе улыбку, потому как разговариваю отнюдь не с врагом и даже не нейтралом, а с почти состоявшимся союзником. Пусть и не во всех делах. – Про моё крайне скептическое отношение ко всем трём ветвям авраамистического культа во всех его вариациях вам, я уверен, уже не раз докладывали. Иначе и быть не могло.
- Но вместе с тем веротерпимость в Ричмонде и не только там многих поражает.
Второй круг разговора. Нет, не круг, но виток спирали. Дела религиозные всё ещё обладали немалым весом. В России особенно со всеми прилагающимися сложностями даже в рамках официального православия, не способного не исходить на гуано в сторону совершенно безобидных староверов, но, вместе с тем, вполне себе спокойно терпящего более чем агрессивный ислам в кавказских регионах. Парадокс на парадоксе, как ни посмотри. Эх, недостаточно серьёзно их Петр Великий придавил, не окончательно придушила Екатерина, опять же Великая. Ограничили в жажде бесконечного обогащения, вырвали земли с рабами-крепостными, но и только. Стремление без мыла лезть в любую – а не только юных служек и молоденьких монашков – жопу ампутировать покамест так и не удалось.
Скоро стало понятно, к чему именно подбирался Николай Павлович. К возможности ограничения совсем уж мракобесного влияния нынешних церковных иерархов на жизнь тех, кто от них откололся. Если против аристократии они мало что могли сделать – шугали этих клоунов мигом и безвариантно, понимая, к чему подобное может привести – то вот купечеству, мещанам и тем паче простому крестьянству, случись что, приходилось плохо. Целый букет уголовных статей можно было приложить под понятия «вероотступничество» или там «святотатство». А уж в натягивании совы на глобус церковники-авраамиты много веков знали толк! Чего уж, раз порой пытались лезть со своими убогими рылами в дела научные. Того же беднягу Дарвина с его эволюционной теорией охотно сожрали бы заживо, аки маори с Новой Зеландии… тем самым подтвердив своё происхождение от разных там гамадрилов. И не то что я был сторонником его теории – скорее ровно наоборот – но вместо разумного оппонирования вести себя… Мда, в общем, комментарии тут излишни.
И не Дарвином единым. Чего стоили частенько случающиеся попытки лечить болезни вроде холеры молитвой, не давать соблюдать режим карантина, мешать медицинским исследованиям и даже пытаться устраивать погромы в некоторых лабораториях. Разумеется, это пресекалось властями, но, судя по всему, не так резко и жёстко, как оно требовалось, раз подобные эксцессы повторялись раз за разом. Неудивительно, что идеолог панславизма граф Игнатьев был сильно заинтересован в очистке религиозного аспекта, важного для Российской империи, от скопившегося за долгое время мусора.
- Сигариллу? – поскольку граф отрицательно покачал головой, предпочтя раскурить собственную папиросу, судя по запаху, набитую своеобразной смесью табаков, я ограничился тем, что достал из портсигара лишь одну «курительную палочку». Прикурив же от спички, поинтересовался. – Опять сложности родом из Синода не дают спокойно жить?
- Не из самого Синода. Не только из него, - неожиданно заюлил Игнатьев, у которого. Видимо, не получалось подобрать должные слова. – А, да простят меня силы небесные, вы, Виктор, всё равно о наших делах почти всё знаете!
- Всё не всё, а достаточно. Но почему столь яркие и вместе с тем печальные эмоции? Или опять кто-то из духовной верхушки очередное непотребие учинил, как они это очень хорошо умеют?
- И это тоже, - в две затяжки «сжигая» папиросу», граф отбросил окурок и потянулся за новой. – Есть у нас… первенствующий член Синода, если знаете про такое понятие…
- Знаком. Самый главный из лиц именно духовных, но вынужденный подчиняться обер-прокурору Священного Синода и уж тем боле монарху, официальному главе церкви. Но для простых попов и прочих монахов именно он «первый после бога». Именно он, случись столь желаемое для всех священнослужителей событие, станет патриархом. Ну или первым кандидатом на сие место. И что же этот ваш митрополит Исидор учинить изволил?
У Игнатьева аж уголок рта дёрнулся в неконтролируемой гримасе, когда я произнёс это имечко. Судя по всему, министр иностранных дел, рафинированный аристократ, очень сильно не любил сего мракобеса из рода потомственных носителей креста и рясы. И ведь было за что. Патологическая склонность к мракобесию и ненависть к науке выделяли Исидора даже на фоне его коллег. Особенно паразит бесновался по поводу исследований в медицинской области, связанных с лечением редких болезней и вакцинами. Ох и бесновался! Собственно, граф это и подтвердил, пусть и в более обтекаемых выражениях:
- Есть в Медико-хирургической академии ученые, исследующие разное, в том числе работу мозга. Важное дело, многим раненым в голову помочь может, как и тем. кто после контузии в себя годами прийти толком не может. А почтенный митрополит на крик изошёл, требуя работы прекратить, всё запретить. Можно было бы уладить как-то, но есть там один доктор медицины, Сеченов его фамилия…
- Иван Михайлович. Ну как же, знаем, - невольно улыбнулся я, вспоминая тут действительно мерзко-мракобесную историю, знакомую в моём родном времени многим. интересующимся историей и стыком науки с христианской религией. – Действительно выдающийся учёный, за которым будущее. И что же, ему мешают эти «исидоры»?
- Удивлён, да-с. Не думал, что вы интересуетесь медициной, Виктор.
- Ей не интересуюсь. Просто стремлюсь следить да подающими надежды талантами, не в последнюю очередь русскими. Кровь, она, знаете ли, не водица, Николай Павлович.
Соглашается, кивая, но думает явно о другом. Вторая папироса была сожжена, а вот за третьей граф потянулся было, но решил проявить умеренность.
- Митрополит Исидор имеет большое влияние на других епископов. Он говорит то, о чём те думают, чего желают. А их желания… Если дать им волю, не сдерживать, тоиз империи побегут учёные, а за ними и другие. Необразованность, фанатичная вера, желание объяснить все собственные беды самым простым образом у многих простых людей – вот что питает подобных Исидору. Синод – это клетка для них. Золотая, но всё равно клетка. Вот они и рычат из-за золотых прутьев. Хотя некоторым их рычание кажется песнями сирен. Отсюда и некоторые печальные случаи. Но я даже не о них.
- Внимательно слушаю вас, Николай Павлович. Разговор действительно становится всё более и более интересным.
- Старообрядцы, беспоповцы и иные ветви случившегося ещё при Алексее Михайловиче раскола. Их куда более миллиона по всей империи, может даже более двух. Притеснения и ограничения к простым русским людям просто ужасают. Достаточно вспомнить лишь о том, что дети старообрядцев чаще всего записываются незаконнорожденными.
- А те же мусульмане вполне себе законными, - подлил я масла в огонь, цинично так усмехаясь. – Зато Исидор наверняка рад-радёшенек. И не только он. Уж простите, граф, но мне невдомёк, почему ваш император не издаст указ об уравнивании в правах старого обряда всех ветвей и нового? Ну или схожий по сути документ, название то сути не меняет. Разница то столь незначительна для нынешнего уровня развития, что её понимают лишь разные богословы. А простым людям до того и дела большого нет. если. конечно, их не подзуживать и не подталкивать. Но для предотвращения подобного есть не только полиция, но и Третье Отделение.
Возведённые к небу глаза Игнатьева показывали, что сам то он был бы только «за» подобное решение, но не от него подобное зависит. Понятно, нынешний император хоть и запустил целую серию необходимых реформ, но вот дополнительно прижать церковь так и не решился. Или не посчитал это нужным «вот прямо сейчас». Кто знает.
- Вы один из главных идеологов панславизма, граф. Вот и воспользуйтесь этим, применив одно из наиболее сильных средств в своём арсенала – великого князя Александра Александровича. Уверен, он окажется достаточно восприимчивым к разумным доводом. Более миллиона подданных Российской империи, причём далеко не из худших, не в пример разным там дикарям с Кавказа и прочим, от которых одни проблемы и никакого проку. Да и идеи панславизма всем этим… организмам изначально чужеродны сразу по множеству причин. Мы ведь понимаем друг друга, не так ли?
- Я понимаю в этом свой интерес, сопряжённый с немалым риском, - вымолвил дипломат. - А вот ваш… Намереваетесь выдать замуж сестру?
- Она всегда решает сама, я же принципиально не намерен её к чему-либо принуждать. Мне это претит. К тому же Мари и замужество очень слабо сопоставимы. Слишком она свободолюбива, независима, интересуется отнюдь не домашними делами, а своей работой. Особенной работой, попрошу заметить!
- Наслышан.
- Во-от. Потому сильно сомневаюсь, что она променяет любимое занятие на исключительно сибаритствующий образ жизни. Про «золотую клетку» я и вовсе умолчу по причине полной её неприемлемости. Так что вашему государю нет резона беспокоиться относительно моих «особо коварных планов». В отношении связи его сына и моей сестры, разумеется.
- Любопытная оговорка.
Улыбаюсь. Дескать, может оговорка, а может совсем даже наоборот, целенаправленная провокация, в которой знают толк многие интриганы. Дипломаты к последним, к слову сказать, тоже ой как относятся.
- Если не сестра, то в таком случае….
- Любопытно, что князь Горчаков стал своего рода наставником цесаревича, - словно бы невзначай я «сменил тему». - Оголтелое франкофильство и прошлые связи с декабристами у одного. Либеральствующее окружение и соответствующие взгляды у другого. Почти идеальное сочетание, радующее некоторых и в то же время весьма настораживающее для тех, кто хочет видеть в России союзника в деле удержания мира от сползания в разного типа революции с непередаваемым запахом падали… то есть якобинства и тому подобного.
- Вот оно что, - Игнатьев немного успокоился. Видимо, хоть немного поняв ход моих мыслей. Далеко не факт, что поверил, но, по крайней мере, принял за приемлемую теорию. – Память о гражданской войне и том, что к ней привело.
- Можно и так сказать.
А можно и этак. Ведь память то гораздо более серьёзная и обширная, простирающаяся на полтора века тому вперёд, захватывающая очень поганые времена и события, что привели мир в очень плохое состояние, граничащее с тотальной катастрофой. Было ли нечто удивительное в том, что я делал всё возможное, дабы окончательно избежать любых шансов возврата истории на прежний путь? То-то и оно!