Я покачал головой: очень похоже на обычное разгильдяйство — файл с описанием прибора Крецик вполне мог передать изготовителям макета, не читая. Но он же должен был видеть готовое изделие в каюте?!
Тогда другой вариант: Крецановский пересёк границу нелегалом где-то в другом месте. У него были два билета до Лиссабона, но сам он не плыл «Аркадией» в Лейбаград. Двухместная каюта ему была нужна, чтобы за неделю перехода уговорить Никанорова пойти на подлог: в Лиссабоне вынести по сходням сперва муляж, и передать его заказчику. А потом незаметно вынести настоящий прибор и скрыться с ним, изобретателем и деньгами. Спрятаться, затаиться, переждать…
И вдруг я почувствовал необыкновенное тепло. Открыл глаза, охнул и вскочил. В первое мгновение показалось, что я вернулся в свою комнату в казарме: помещение в форме куба со стороной три метра, стены под цвет ракушняка и лохмотья на потолке. Но уже через секунду понял, что на потолке никакие не «лохмотья», а микрорельеф необработанного камня. Стены по фактуре ничем не отличались от потолка. «Койки» тоже были каменными, высотой полметра и метровым проходом между ними. То, что я видел, было очень похоже на мою комнату — грубая модель, в которой сохранились все значимые элементы интерьера: кровати, размеры, ниши вместо книжных полок…
Осторожно погладил камень. Ладонь окрасилась ржавым песком, который через секунду превратился в капли. Я вытер влажную руку о штаны и огляделся, в поисках выхода. Но двери не было. Я оказался в ловушке. В том самом каменном мешке без окон и дверей, в котором советовал прятаться от голосов в голове мой психиатр на реабилитации.
Я зажмурился и помотал головой. А когда снова открыл глаза, увидел, что стою посреди каюты. Солнце прожектором заглядывало через иллюминатор. Тонкая вибрация и тихий гул — верные приметы штатной работы главного судового двигателя. Всё, как обычно.
Вот только левая ладонь влажная.
Мне было не по себе. Я был напуган. Захотелось поскорее выйти из тесного помещения к людям, как будто рассудок можно укрепить общением с другими людьми.
Справившись с паникой, я открыл чемодан, разорвал упаковку одной из пачек и взял три банкноты. Текущий курс валют не входил в программу обучения, но я примерно представлял, сколько стоили эти бумажки. Две банкноты положил к запасному ключу и билетам — под подушку, а одну забрал с собой.
В корабельной лавке купил тёплый свитер, сиреневый дождевик с капюшоном и кулёк разнокалиберных конфет. Вышел на палубу и сразу направился к девушке.
— Возьмите, — я протянул ей дождевик, а кулёк с конфетами и свитер без разрешения положил на шезлонг. — Синоптики обещают дождь. Мне очень не хочется, чтобы вы простудились. А это, — я кивнул на конфеты, — чтобы жизнь стала немного слаще. И не забудьте угостить соседей, чтобы они не завидовали вашим обновкам.
Она взяла дождевик и улыбнулась, явно собираясь поблагодарить. Но я уже шёл быстрым шагом к двери, прочь с палубы.
Успел. Стюард, которому я обещал чаевые, стоял возле нашей с Марией каюты. Не глядя, сунул ему бумажку из вороха сдачи, которую получил в корабельной лавке, и по округлившимся глазам парня понял, что перестарался.
— Это много, сэр…
— Можете дать сдачу.
Он смутился, не поняв шутки. Я сделал ещё одну попытку:
— Но не забирать же?
Парень покусал губы и вдруг спросил:
— Вы позволите дать вам совет? Уверен, что мои слова будут стоить ваших денег, сэр.
Я немного растерялся, но на всякий случай кивнул.
— Та девушка, с палубы… посудомойка… она плыла с нами прямым рейсом из Киля. И все двадцать часов стоянки в Лейбаграде провела здесь, на палубе. Она не покидала судна в Мегасоце, сэр…
Синоптики не обманули. Ночью действительно шёл дождь. Мария глубже зарылась в меня и в одеяло, но от принятого режима не отказалась. Со звонком будильника скользнула с кровати и зашелестела клавишами. У меня же предполагался настолько интересный день, что я не мог уснуть, и еле дождался следующего сигнала будильника.
Так что в шесть мы с Марией как обычно поменялись местами: я приступил к учёбе, а она легла досматривать сны. В восемь ушла на завтрак. В девять покормила завтраком меня. В девять тридцать ушла на предобеденный променад, а в десять, вопреки привычному распорядку, я натянул армейские штаны и гимнастёрку, и сел не за стол с компьютером, а на койку.
Сел и задумался. Системный материализм, которым меня вскормили с молоком матери, оказал добрую услугу. Я не верил ни в мистику, ни в своё сумасшествие. Вчерашнее происшествие имело разумное объяснение. Ну, а к утилизации того, что сложно объяснить, привыкать не нужно. Мало кто понимает, как работает Солнце. Но греются почему-то все.
В том, что каменный мешок создан прибором, сомнений не было. Студент сказал: «это не бленкер смерти, а средство связи, для ответов на самые важные вопросы». И посетовал, что живое интересуется только одним: временем своей смерти. Если полагать, что первое знакомство со щупом — это ответ на первый вопрос, то что ответил прибор во второй раз? А ведь был ещё и третий! Впрочем, когда я второй раз посмотрел на щуп, моё подсознание могло только спросить. А ответили мне в третий подход, когда я потерял сознание. Ответом на какой вопрос служит каменный мешок, вырубленный в сплошном массиве ракушняка?
В триста седьмой вместо бленкера стоит его муляж. В метре от меня стоит настоящий бленкер, но он выключен. Когда меня перенесло в камень, оба бленкера были выключены. Они выключены и сейчас. Получается, «мешок» генерирует мой мозг, заточенный под эту работу бленкером. Но тогда совершенно неважно, где я нахожусь: «мешок» всегда рядом, о нём нужно просто подумать.
Я хорошо помнил ход мыслей, который забросил меня в «келью». И последние слова были похожи на команду: сим-сим, открой дверь. Достаточно закрыть глаза и подумать: «спрятаться, затаиться, переждать»…
…И вновь меня окружило тепло. Только на этот раз я не прыгал зайцем. Поднялся и осмотрелся. Всё верно. Камень. И я внутри него.
Только это не ракушняк. Что-то очень похожее, янтарно-ржавого цвета и пористое, но не обычный строительный материал, потому что светится и греет.
Я сложил ладони «трубочкой» и приложился через них глазом к камню. Всего лишь хотел проверить: действительно ли светится сам камень, но увиденное повергло в ужас. Я испугался, и меня снова «выбросило» в привычный мир.
Каюта, иллюминатор, солнце.
Шкаф между стеной и двуспальной кроватью.
Я перед машиной, которая отвечает на вопросы.
И в порядке ответа машина подарила мне убежище, стены которого сложены из миниатюрных человеческих черепов. Нет, не ракушки и улитки, — кости лилипутов служили основой породы. Но если приложиться к этой стене глазом, то вместо черепов видишь мрачную фигуру в плаще с капюшоном. Фигура под чёрным солнцем на троне. В правой руке — посох, в левой — книга, а на неслышном ветру развеваются локоны длинной седой бороды… Картина показалась мрачной и угрожающей.
Я прошёл в ванную комнату и подставил голову под холодную воду. Потом долго вытирался полотенцем, не решаясь вернуться в каюту и продолжить исследования. Успокоившись, решил попробовать ещё раз. Но и десятая попытка не разочаровала: ключевой набор слов уверенно переносил внутрь камня, присмотревшись к которому, можно было вдоволь «любоваться» свалкой человеческих костей на фоне полупрозрачной фигуры на троне.
Когда число входов-выходов перевалило за сотню, отпала необходимость произносить про себя пароль «спрятаться, затаиться, переждать» — я представлял эти слова отпечатанными на бумаге, и камень, как заводной, принимал меня в свою утробу. Ещё два десятка подходов, и вход-выход стал занимать меньше секунды. Такое состояние я назвал «мерцанием»: сквозь камень я видел солнечное пятно иллюминатора.
Наручные часы показывали без пяти полдень, и я заволновался, что мои эксперименты сорвут подготовку к вечернему «экзамену» у Марии. Заставил себя присесть за стол, но через секунду снова оказался на ногах: компьютер полагал, что было только без четверти одиннадцать.
Я выставил наручные часы на десять сорок пять и перенёсся в келью. На этот раз спокойно растянулся на каменном ложе, прикрыл глаза и задумался. Если мои наблюдения соответствовали реальности, то камень прятал не только от врагов, но и от времени. Следовало придумать способ как-то посмотреть «со стороны» на эффект своего переноса. Что увидит наблюдатель, подсматривающий за мной? И если говорить о наблюдениях, что меняет случайно установленный факт наблюдателя на палубе?
Девушка «пасла» Крецика? А как иначе? В триста седьмой стоит макет сверхсекретного аппарата, а под кроватью — куча денег. Разумеется, здесь будет наблюдатель. Наверняка, не один.
Палуба — идеальный наблюдательный пункт за событиями. И это значит, что макет бленкера — не подготовка Крецика к обману покупателя, а часть стратегии самого покупателя. Организаторы вывоза озаботились планом «Б» на случай попытки отбить аппарат агентами Мегасоца в Лиссабоне. Учитывая важность изобретения Никанорова, не исключено, что всё судно нафаршировано наблюдателями.
Планы вербовки помощников из числа пассажиров парохода теперь казались не самонадеянными, а самоубийственными. Я погорячился. Чересчур увлёкся идеей поменять оригинал и копию местами. Но без помощи я не смогу перенести муляж в нашу с Марией каюту, в сто третью, а оригинал — сюда, в триста седьмую. Одному мне не справиться с обменом этих «гробов»!
Но теперь подмена мне казалась бессмысленной. Оригинал нужно просто уничтожить. Ставки слишком высоки. Ни Мегасоц, ни Запад не знают, что это не бленкер смерти, а генератор каменного мешка со стенами из человеческих костей, замешанных на крови. И что в этом камне останавливается время. А если узнают, ни перед чем не остановятся, чтобы завладеть прибором.
Я глянул на стрелки часов: прошло десять минут. Вполне достаточно, чтобы точно ответить хотя бы на один вопрос. «Выйдя» из камня, сразу подошёл к компьютеру: десять сорок пять. Пока я был в убежище, Вселенная не сдвинулась ни на секунду.
Я разделся и развесил армейскую одёжку для просушки. Влажными оказались рукава, штанины и воротник, — всюду, где камень соприкасался с телом. Голова была тоже мокрой. Пришлось искать полотенце.
Надел костюм. Да, разумеется, мне следовало забыть обо всём и сосредоточиться на задании Марии. Но чутьё подсказывало, что исследование каменного убежища важнее неизбежного скандала, который мне закатит Мария вечером.
Кроме того, убежище при всей моей рациональности сильно попахивало мистикой. Попробуй заниматься уроками, когда сидишь рядом с чудом…
Я поднялся в триста седьмую, проверил потайные метки (уборщица приходила, но вещи не трогала), взял купюры из-под подушки и пошёл в судовую лавку.
— Мне нужен хороший фотоаппарат, — сказал я молодому человеку, выдвинувшемуся из-за прилавка.
— Всё, что угодно, — улыбнулся лавочник, и засыпал меня терминологией, из которой я не понял ни слова.
— Может, что-то попроще? Мне нужно сделать всего несколько кадров одного события…
— Вам нужно видео? У нас прекрасные камеры.
Продавец, видя моё замешательство, положил передо мной что-то похожее на фотоаппарат.
— Превосходное разрешение, сочная цветовая палитра… Какое качество съёмки?
— Для себя. И чтоб без разрешений.
Продавец нахмурился. У него сделалось такое лицо, будто он не мог решить: шучу я или нет.
— Тогда возьмите планшет.
— Планшет?
Парень положил на прилавок плоскую прямоугольную пластину. Я в недоумении уставился на незнакомый предмет.
— Планшет, — упавшим голосом повторил продавец. — Фото, видео, симка… можете отправлять и получать письма. Интернет, судовой вай-фай…
— Интернет? Как компьютер?
— Это и есть компьютер, — лавочник выглядел совершенно сбитым с толку. — Планшет!
— И к нему есть клавиатура?
— Клавиатура в нём. Сенсорный экран…
Неожиданно меня осенило:
— Вы можете сделать так, чтобы на нём отображалось то, что я вижу на компьютере у себя в каюте?
— Разумеется. У вас есть возможность скачать файлы по блютусу.
Лицо продавца посветлело. Он не скрывал радости, что вернулся в привычное русло стандартных вопросов.
— Какой номер вашей каюты? Я вам всё настрою и покажу, как пользоваться…
Вышел из лавки я только через час, но ничуть не жалел о потраченном времени. Напротив. Испытывал невероятное облегчение оттого, что гарантированно избежал скандала с Марией. Теперь я был властелином времени. Мой камень обещал вечность. Думаю, это чуток больше, чем нужно для выполнения домашнего задания.
7. Неискренний разговор начистоту
В обед Мария удивилась, что я не голоден. Но не настаивала, унесла почти всю еду обратно на кухню.
Планшет работал прекрасно. Я скачал техзадание с компьютера и пять часов подряд сидел в камне, пока не выучил всё назубок. Там же, в камне, составил список незнакомых слов, встретившихся на страничках Марии. Вышел в каюту и ещё два часа потратил в реальном мире, чтобы отыскать в Интернете статьи и обзоры, объясняющие новые понятия.
Вернувшись в «келью», следующие восемь часов жизни посвятил изучению новой информации. Потом ещё раз повторил весь цикл.
Удивительно, но я не чувствовал ни голода, ни жажды. Мне не хотелось спать, я ничуть не устал. На третьем «погружении» внутренний голос попросил сделать перерыв, хотя бы для того, чтобы оценить объём полученных знаний.
В мире шёл четвёртый час пополудни. Но я прожил больше суток. Опасаясь за рассудок, решил остановиться. Оставил планшет в камне, удалил историю журнала браузера, переоделся в штатское и вышел на палубу.
Здесь ничего не изменилось: солнце, небо, море…
…и неряшливая ботва третьего класса вдоль бортов.
Призывный взгляд девушки со светлыми волосами заметил сразу. Но сейчас, обладая убежищем, я не видел причин уклоняться от вызовов. Напротив, почему не подыграть противнику, если уверен в своём превосходстве?
— Вы хорошо себя чувствуете? — спросила девушка.
— Почему спрашиваете?
— Редко выходите на палубу. Только ночью с женой. А днём она всегда в солярии. Под зонтом и с книжкой. Я и подумала… может, вы писатель?
— Нет, — признался я. — Не писатель. Как оказалось, я и жизни-то не видел, какой из меня писатель?
Её слова заставили задуматься.
Мария уходила после моего завтрака и, не считая заноса еды в обед и ужин, возвращалась только к девяти вечера. С учётом «медового» периода наших отношений, это было правильно. Я ни секунды не сидел за компьютером, когда она была в каюте. Но как-то не приходило в голову, что de facto Мария путешествовала третьим классом — без своего угла и крыши над головой.
— Как вас зовут?
— Ксения, а вас?
— Максим, к вашим услугам, — я притронулся к виску, изображая пальцами, как приподнимаю шляпу.
— Потрясающе! — она захлопала в ладоши. — Когда я впервые вас увидела, была уверена, что вы — комиссар, поднялись на палубу искать перебежчиков.
— Комиссар?
Она нахмурилась:
— Вы же не шпион Мегасоца с тайным заданием выкрасть что-то важное на Западе? Я буду разочарована!
Я улыбнулся:
— Всё наоборот. Я — шпион Запада, который выкрал у Мегасоца важную Военную Тайну.
— И вы можете это доказать?
— А это обязательно? У меня идиосинкразия к доказательствам ещё со школьного курса геометрии.
— О! — уважительно склонила голову Ксения.
— На вас произвело впечатление, что я учился в школе или адекватность контексту термина «идиосинкразия»?
Она покачала головой.
— Поразительно!
Я в недоумении поднял брови.
— Поразительное перевоплощение, — уточнила Ксения. — Видели бы вы себя в первые минуты на «Аркадии». Дикий взгляд, мятая шляпа, плащ в дивных разводах… а ещё, простите, от вас пахло!
Сделалось неуютно.
— Для скотской жизни — скотский реквизит, сударыня, — промямлил первое, что пришло в голову. — Ну, и запах соответствующий, скотский. Где вы, говорите, видели мою жену?