Владислава Груэ
Время России
Я — попаданец в будущее.
Вы спросите — как? Как любой из нас, отвечу я, как любой. Проживите, сколько я, и попадете в самое что ни на есть будущее, станете свидетелем процессов и событий, которые сто лет назад никто и предположить не мог. Так просто, никаких машин времени.
И потому я — Иной. Я смотрю на Будущее из глубин своего Прошлого — и вижу мир иначе. Думаю, что вижу правильно. Меня не обманывает трескотня средств информации. Не туманят разум гормоны, не лихорадит тестостерон. Не сбивает фокусировку субъективность и пристрастия. Я стар, мои пристрастия остались в прошлом. Я мало что могу. Могу смотреть и понимать увиденное. Может быть, единственный на земле.
Я вижу истину. Это — причина, по которой я решил вести летопись. Самую настоящую, какой была повесть временных лет изначально, с художественными вставками, обращениями мыслию к прошлому, с полемикой с идейными оппонентами. В моей повести отразится весь мир. Кто-то должен позаботиться, чтоб история не была забыта.
Происходит великое изменение — Россия встает с колен. Думали, что это вот-вот случится в двадцатом веке. Надеялись, что произойдет в двадцать первом. Началось только сейчас. И я не могу допустить, чтоб средства информации снова извратили и оболгали историю. Кто-то должен донести правду до потомков.
Я добровольно взял эту ношу на себя.
Я не боюсь, хотя убивают за меньшее.
Мне дорога жизнь, но истина — дороже.
Веками над Россией висели проклятием страшные пророчества Чаадаева:
«Мы ничего не дали миру, ничему не научили его, мы продолжаем жить лишь для того, чтоб послужить каким-то важным уроком для последующих поколений». Их изучали, о них спорили, пытались опровергнуть (безрезультатно), и никто не обратил внимания, что ключ к спасению был дан Петром Яковлевичем там же, в «Философских письмах»! Чтоб спасти Россию, нужно оживить в ней веру.
Чаадаев был великим пророком.
Я живу в эпоху, когда это начало исполняться.
Забавно, что вера начала оживать в космическую эпоху, когда для бога просто не осталось места, когда умерли все мировые религии: агрессивные — агрессивно погибли, мирные — мирно почили. И вдруг в России стремительно развилась новая вера, подхватила страну и повлекла в будущее могучим потоком… Впрочем, это же Россия. У нас всегда наперекосяк.
Я живу внизу. Снизу видно многое. И поэтому я знаю, из чего и как образовалось это самое «вдруг».
Может быть, единственный в мире.
Я не унесу знание с собой. Пусть оно послужит потомкам. Пусть люди в далеком трехтысячном знают правду, знают, кто поднял Россию на своих плечах и вынес из всех бед и страданий. В мире говорят — Бог. Ну-ну. Я-то знаю правду. Я — внизу, мне видно. А начиналось так…
Шаг первый.
Луна-4, летная академия военно-космических сил России
Он проснулся в начале первой вахты. Потолочная панель экономно засветилась. Соскользнул со спальной доски, одним движением убрал в стену каремат. От спальной доски до входной перепонки можно было запросто достать рукой, но его не смущала теснота. Рожденные в космосе недолюбливали большие пространства из-за их потенциальной опасности, ну а аскетизм им воспитывали вполне сознательно, объясняя тем, что шикануть много кто хочет, а ресурсов мало. Оставалось непонятным, почему и на Земле воспитывают в аскетизме, уж там ресурсов полно, одной только атмосферы вон сколько, и почему земляне аскетизм предпочитают называть нищетой… но на Земле он не бывал и судить о незнакомом воздерживался. То есть о Земле он знал побольше среднего землянина, но то по фильмам, а фильмы и жизнь ничего общего между собой не имеют, достаточно разок посмотреть фильм о космосе, чтоб в этом удостовериться.
У выпускника летной академии космофлота России все необходимые личные вещи умещались в боксе под спальной доской, и еще место оставалось. Заполнить можно было, но для этого требовалась определенная деловая нечистоплотность. Поэтому он сразу решил, что не нуждается ни в чем сверх установленного внутренними правилами академии и выдаваемого бесплатно. Единственное, от чего он не отказался бы, так это от собственного гидроузла, да и то потому лишь, что к пункту удаления отходов жизнедеятельности всегда стояла очередь. В очереди, конечно, можно было поболтать, обсудить новости, но это для землян притягательно, а рожденные в космосе любили уединенность, почти недостижимую в тесноте жилых куполов, пещерных модулей и внешних станций. Но собственный гидроузел могли позволить себе разве что старшие офицеры, стоил он ого сколько, а место под него еще больше.
Он привычно быстро обтерся влажной губкой. Достал из бокса и придирчиво осмотрел парадную форму на предмет, не забыл ли где поменять курсантские буковки на лейтенантские звезды. Оделся и сразу почувствовал себя неуютно. Рожденные в космосе всем видам одежды предпочитали скафандр, ну или хотя бы подскафандровую фибру. А парадка — какая от нее защита? Российские жилые модули, конечно, самые надежные модули в мире, но ломались они почему-то на удивление часто, и скафандр на теле вовсе не считался излишней предосторожностью. Может, именно потому российские скафандры действительно являлись самыми надежными в мире? За свои немногие годы он побывал в авариях десятки раз, и дважды только скафандр спасал ему жизнь. Так что парадная форма напоминала каждым прикосновением, что случись что, и ему конец. Неуютней же всего он чувствовал себя в борцовском эласте, и потому на ковре сразу шел в яростную атаку, чтоб поскорей все кончилось, чтоб можно было вернуться в привычную фибру. Так что кличку «Псих» он получил не зря. Получил не только за спортивную ярость, естественно, и не столько из-за специализации военного психолога, но, если служба собственной безопасности академии ничего не нарыла, значит, ничего и не было.
Его жилая сота находилась на третьем ярусе. В космосе, где жизненные ресурсы строго лимитированы, теоретически все должны были находиться в равных условиях — но русские свою уголовную манеру жить протащили и в космос, и потому третий ярус среди вроде бы равных считался непрестижным. Якобы подниматься по лесенке с занятыми руками неудобно… непрестижно, короче. Первый ярус — иное дело, первый ярус — это шик. Все выпускники академии жили исключительно на первом ярусе. И только он — на третьем. Недоуменные вопросы по этому поводу ему задавали часто, он отвечал по-разному, неизменно вежливо, потому что спрашивали и преподаватели, но суть ответа в принципе можно было выразить фразой «а мне… на ваши мнения!» Умники об исходной форме ответа догадывались, но обижаться боялись — Псих же. На самом деле наверху ему просто было спокойней. Никто не шарахался, не толкался в перепонку посреди третьей вахты, как на первом ярусе.
Особенно Ангелина.
Какой идиот догадался протащить в академию интим-роботессу, не смогла выяснить даже служба собственной безопасности. Но то, что это сделал идиот, было очевидным. Большинство курсантов родились и выросли в космосе, а в пространстве отношения между полами существенно отличались от практикуемых на Земле… ну, если судить по фильмам. То есть они, эти отношения, не то чтобы отличались, а их просто не было. По ряду причин экономического и психологического характера раздельное существование мужчин и женщин в космосе оказалось более выгодным, а клонирование давно стало достаточно дешевым способом воспроизводства. Поэтому Псих за свою жизнь к женщинам не притрагивался ни разу — и не тянуло. И детей в жилых сотах не встречал — не было их там. Дети — в интернатах, то любому рожденному в космосе известно. А для чего нужны интим-роботессы — неизвестно. То есть известно, конечно, фильмы для того и существуют, чтоб просвещать в данном вопросе… и не только в нем… но непонятно. Та что безобидное, но страшно назойливое электронное существо зря семенило полными ножками по жилым сотам, торчало у постов удаления отходов жизнедеятельности — самых, мать их, эффективных в мире постов! — и набивалось на общение. Сначала ее считали забавной игрушкой, целыми курсами старались уличить в электронной ограниченности, но роботесса для интимных дел на поверку оказалась сообразительней большинства курсантов, а на оскорбления разработчики программ вшили ей беспомощное выражение кукольного личика и слезы в голубых глазах под светлой челкой — так что и это развлечение быстро приелось. Потом совершенно неожиданно навалились зачеты и экзамены, и роботессу стали посылать вдаль уже на полном серьезе. А кому понравится, когда посреди бессонной вахты перед экзаменом по двигательным установкам в соту втискивается полуобнаженное нечто, плюхается на коленки и начинает щебетать? Так что гоняли роботессу всей академией. Но Ангелина оказалась механизмом упорным и целеустремленным, и, если б не исчезла вдруг, быть бы в академии акту вандализма в групповой форме. А Псих благодаря положению его соты оказался вне этой некрасивой истории. И целого ряда других, еще более некрасивых. Ему учиться хорошо никто не мешал. Потому сегодня на его погонах — лейтенантские звезды. То есть звезды на погонах у всех, как принято в России, но у него — по праву. И две военно-учетные специальности в дипломе — тоже по праву. И сегодня он в последний раз убирает каремат, и торчит в очереди у поста удаления отходов жизнедеятельности, м-мать его, самого эффективного поста в мире, и мается на торжественном построении, вообще все в академии делает в последний раз, потому что на второй вахте — распределение, а уже завтра — война, и, может быть, сразу смерть. И оттого холодно и неуютно в животе, и очередь у поста отходов жизнедеятельности кажется нескончаемой…
Впрочем, оказалось, кое-что в академии приходится делать в последний день, но в первый раз.
— Псих! — окликнул его дежурный по академии сразу после торжественного построения. — В третий блок! Немедленно.
Он даже вздрогнул от неожиданности, потом быстро перебрал все свои невыявленные преступления. В третьем блоке находилось много чего, но в основном служба собственной безопасности академии, а это… ой-йо, и даже хуже.
В третьем блоке его проводили к помещению без сигнатур, втолкнули и задраили за спиной выход. Он быстро оценил ситуацию. Три человека смотрели на него внимательно и цепко. Все — старшие офицеры. Понятно. Он невольно выпрямился и вытянул руки по швам, как любил говаривать инструктор по строевой подготовке. Где старый хрыч взял эти неведомые швы, никто не знал, но выражение пользовалось популярностью в академии не один десяток лет.
— Знаешь, кто мы? — спросил полковник снисходительно.
— Да. Флотская контрразведка.
— Откуда?
— Все выпускники проходят через вас, потом делятся впечатлениями.
Полковник кисло усмехнулся.
— И о чем речь пойдет, знаешь?
— Подписка о неразглашении, инструктаж на случай встречи с вербовщиками противника…
— Верно! — признал полковник. — Но не в твоем случае. Тебе мы собираемся предложить работу в нашей структуре. Что скажешь?
Он в затруднении промолчал.
— Понимаю, — снова усмехнулся полковник. — Да, разведка и особенно контрразведка утратили ореол избранности. И противнички постарались, и сами себе подгадили неумелой пропагандой. Тайную службу больше не уважают! Кстати, как на флоте обзывают офицера-контрразведчика, знаешь?
— Кэптэн Джонс.
— Во! — наставительно поднял палец полковник. — Вот она, идеологическая диверсия! ТТХ истребителей не знаете, а презрительные прозвища знаете!
— Я знаю ТТХ, — тихо возразил он. — И правильнее говорить — ПВХ. Потенциально возможные характеристики. При современном уровне сложности оборудования технические характеристики существенно зависят от квалификации эксплуатирующего персонала…
— Да, спецслужбы не в почете сегодня! — продолжил полковник, отмахнувшись. — Но мы по-прежнему держим флот, понял? Мы по-прежнему сила, лейтенант! И любой разумный человек старается быть к нам поближе. И ты старайся. Понял?
— Понял.
— О, правильный ответ! — обрадовался полковник. — Будь наш, и тебе все будет! Вот образец рапорта, подпиши.
— Сразу?!
— А чего тянуть?
Он подумал, пожал плечами — и протянул руку к бумаге. Полковник внимательно проследил за процедурой подписывания.
— Молодец! — одобрил он. — Писать, как большинство, не разучился. И идешь к нам по зову сердца, сразу видно. Ни об окладе не поинтересовался, ни о прочих условиях. А оклад у тебя будет для начала капитанский — это помимо того, что станешь получать по месту официальной службы. А через десять лет, по истечению срока контракта, тебе достанется на Земле личный загородный дом со всеми положенными документами. Ниццу, сам понимаешь, не обещаю, с началом политики изоляционизма такое затруднительно проделать, но Валдай — точно! Ах, какие изумительные места есть на Валдае! Бывал на Валдае?
— Я не был на Земле, я в инкубаторе рос.
— О, элита нации, избранный генофонд! Завидую! Ну, тогда у тебя вообще все впереди! Так, вопросы есть?
— Чем мне предстоит заниматься? — неуверенно спросил он. — Если это не секрет.
Полковник мгновенно утратил веселый вид, взгляд его заледенел.
— Для тебя — не секрет, — тяжело сказал контрразведчик. — По большому счету мы занимаемся одним главным делом — сохраняем в неприкосновенности империю. Чтоб ни одна сволочь…
— Безопасность империи не входит в задачи флотской контрразведки, — возразил он. — Этим госбезопасность занимается.
— Слушай, кому лучше знать, что входит и что не входит в задачи контрразведки? — удивился полковник. — Тебе или мне? Ты вообще чего возражаешь старшим офицерам, а? Оборзометр зашкалил? Так сейчас откалибруем! Госбезопасность у него, видите ли… Хорошо, скажу проще, чтоб понял даже выпускник академии! В России есть всего одна сила, способная захватить государственную власть — космофлот. Флот — это огромное количество высокоорганизованных людей, у нас свои заводы, институты. У нас оружие. У нас автономное руководство, разведка и контрразведка. У нас собственная полноценная экономика. Космофлот — государство в космосе. Наши противники делают все, чтоб российский космофлот предал интересы империи. А мы делаем все, чтоб этого не допустить. Вот и весь расклад, лейтенант. Поверь, на тайном фронте сейчас идет важнейшая из битв. И ты примешь в ней участие. Сначала — офицером добывания информации…
— Следить за своими?
Полковник сбился и внимательно посмотрел на строптивого лейтенанта.
— Ох и каша у вас в головах, — заметил он. — Надо будет сделать внушение руководству академии. Следить, говоришь? Ну да, следить. И не только следить, но и стрелять двурушников без жалости! Лейтенант, мы понимаем, что западный образ жизни привлекателен для многих. Но мы же не препятствуем отъезду! Нравится там — пожалуйста! Подпиши отказ от гражданства, верни средства, затраченные на тебя государством — и катись! Трущобы Южной Европы ждут не дождутся! Но вот те, кто остаются в рядах наших вооруженных сил и одновременно тайно сотрудничают с противником, способствуют нашему поражению — они предатели, и нет им пощады! Вот так-то, лейтенант.
— Понял.
— Еще вопросы?
— Я должен пройти специальное обучение?
— Зачем? — удивился полковник. — Ты закончил военную академию, всему научился, чего тебе еще надо? Еще вопросы?
— Почему я? — лейтенант впервые твердо глянул на вербовщиков. — Я не лучший из выпускников. Хороший, но не лучший.
Полковник хмыкнул. Встал, походил по комнате в раздумьях.
— Не принято говорить, но именно тебе скажу, — решил наконец полковник. — Ты выбрал дополнительными предметами иностранные языки. В век электронных переводчиков это редкость, очень полезная для нас…
— Я их плохо усвоил.
— Плохо — гораздо больше, чем ничего! — отрезал полковник. — Кроме того, у тебя отличные характеристики по аналитике. У тебя нестандартное мышление, лейтенант. Для офицерской карьеры это страшная помеха — зато жизненно важное качество для бойца невидимого фронта. Но…
Маленький сухой полковник приблизился к лейтенанту и дружески положил ему руку на плечо.
— …но выбрали мы тебя не за это, — сказал полковник серьезно. — Я выбрал. Мало ли у кого отличные характеристики по аналитике. А вот шпионские романы ты читаешь один из всего выпуска. Ты романтик, лейтенант. Знал бы ты, как нужны в деле защиты страны романтики.
Полковник доверительно заглянул лейтенанту в глаза.
— Ты будешь работать под прикрытием, — тихо пояснил он. — Под очень-очень глубоким прикрытием. Ты проведешь жизнь заурядного флотского офицера. В такой ситуации очень легко разочароваться, опуститься, разувериться в чем угодно. И только тайный огонь в душе не даст забыть, кто ты на самом деле. Флот — огромный организм, в нем постоянно идут невидимые процессы. И если не знать о них, не работать на опережение, в один страшный момент эти процессы могут взорваться кризисом, и страна погибнет. Ты изучал историю, лейтенант. Сколько государств исчезло за последние сто лет? Вот то-то. А начиналось все невинно, незаметно, с демонстрации на площади или с увлечения религией. Кто знает, что выстрелит через пять лет? Пьяная драка в секторе сержантского состава на какой-нибудь заурядной луне подожжет накопившиеся противоречия, вспыхнет бунтом, перекинется на базу флота… и вот уже наши противники делят между собой то, что осталось от некогда великой России. Ты — наши глаза там, лейтенант, наш ум — а придется, так и наш ствол! Наблюдай, думай, сопоставляй. Не прозевай опасность! Вот, к примеру, по всему флоту сейчас гуляют истории про истребитель-невидимку, в одиночку побеждающий всех. Так называемый «тринадцатый». А ведь эти сказки — они не просто так родились. В них копится недоверие к руководству. Мол, только чудо спасет Россию, но не коррумпированный офицерский корпус. И в один далеко не прекрасный день с помощью наших противников эта сказка рванет. И России не станет. Да, у нас коррумпированное руководство. Да, уровень предательств зашкаливает. Да, бардак и воровство везде. Но Россия — наша родина, у нас нет другой. И если мир устроен так, что люди не могут жить мирно, и обязательно кто-то должен победить, а кто-то проиграть, так пусть победит Россия, наша с тобой родина. Согласен, лейтенант?