— Согласен, — искренне сказал он.
— Свободен. С тобой свяжутся на новом месте службы, ожидай.
Сквозь открытую перепонку было слышно, как майор-протоколист, не стесняясь его, сказал:
— Космический мусор. Какой из него агент? Только время зря тратим. Сейчас бы на Валдай, на шашлычки — м-м-м!
Он ушел, ошарашенный изменениями в своей судьбе. Вроде ничего не предвещало, учился, никого не трогал, ну, по возможности, и вдруг бац по башке… это следовало обдумать. Обдумать и сделать выводы, чтоб в следующий раз такие известия не сваливались, как метеорит на голову. Но прежде — сделать кое-что действительно безотлагательное, потому что распределение через час, а отбытие к местам службы — через два.
Он поднялся по вертикальной лесенке в свою соту, защелкнул лепесток входа и раскрыл нишу для личных вещей, которых у него отродясь не было. Роботесса взглянула на него из глубины ниши серьезно, без привычной блудливой улыбочки.
— Убываю на войну, — сообщил он ей коротко. — Тебе надо зарядиться, пока есть возможность. Мой лимит на энергию не выбран, пользуйся.
Ангелина сидела в положении длительного хранения, обхватив голые коленки руками, чтоб занимать меньше места, поэтому он просто взял ее в руки и перенес на спальную доску. Роботесса тотчас воткнулась в разъем питания, через минуту оживилась, распрямилась и принялась поправлять скудную одежду.
— Значит, это ты ее прятал, — раздался за его спиной задумчивый голос. — А зачем прятал?
Он стремительно развернулся: начальник службы собственной безопасности академии майор Хрипатый разглядывал роботессу и крутил на пальце универсальный ключ.
— Чтоб не издевались, — скупо ответил Псих.
— Она не живая, — напомнил майор. — И не разумная. Ей все равно.
— Мне не все равно. Стулья тоже неживые, но неприятно, когда их ломают от дури.
— Угу.
Майор покачался с пяток на носки, что-то прикидывая.
— Поставь ее на режим отнесенного пробуждения. Представляешь, у первокурсника такое нечто вылезет ночью из бокса?
— Представляю. Первокурсникам и так издевательств достается, спать некогда. Не поставлю. Пусть сама решает, когда активироваться, у нее интуитив-программа достаточно мощная.
— Справедливый, значит, — хмыкнул майор. — Тогда непонятно, чего в военную академию пошел. Война — одна сплошная несправедливость. Э?
— Чтоб защищать Россию, нашу родину, — пожал плечами Псих. — Что тут непонятного?
Майор покривился:
— Ох и дури у тебя в голове… Ладно, сам поймешь. Если не убьют. Слушай сюда, справедливый. Я за тебя поручился перед контрразведкой, не подведи. Понял?
— Нет, — признался он. — За что?
— За то, что не сдался, не озверел в инкубаторе, — недовольно сказал майор. — Мы же, русские, и детсад в тюрьму умеем превратить. За то, что в академии учился, а не увиливал. За две сломанные руки…
— За три, — невольно брякнул Псих.
— Третья не в счет! — отмахнулся майор. — Третью ты сломал при самозащите, а две — за первокурсников. Ты крайне нужен России, Псих, знаешь это? Таких, как ты, мало, а на вас все, как ни противно признавать, держится. Постареешь — поймешь и сам. Если доживешь. Чтоб дожил, будешь служить в бригаде спецназ «Внуки Даждь-бога» сразу заместителем комэска по работе с личным составом, потому что я за тебя поручился. Не суйся в боевые вылеты, там убивают, а мяса и без тебя на флоте достаточно. Попробуй остаться таким же справедливым. Вряд ли тебя хватит надолго. Но ты обязательно попробуй. По прибытию найди вот этого паренька, он мой ученик и очень хороший человек. Помоги ему там. Хорошие люди должны помогать друг другу, иначе нам конец, понял?
Псих посмотрел, запоминая, отпечаток упрямого лица в глобе связи.
— Заместитель комэска — капитанская должность, а я лейтенант.
— Уже нет, приказ о присвоении внеочередного получишь на распределении. Я же за тебя поручился, или не понял? По прибытию не забудь поменять сигнатуры, старлей. Основная твоя задача в бригаде по линии контрразведки — поиск «тринадцатого». Работы до пансиона хватит. Этот долбаный призрак прячется как раз по месту твоей будущей службы. На нем столько тайн, что все разведки скрипят зубами. Ну… если сумеешь, все же найди его.
— Но «тринадцатый» — просто легенда! — осторожно возразил Псих. — Нам на курсе говорили, это вроде как манифестация народного подсознания…
— Вот ее и найди! — угрюмо сказал майор. — Пусть эта манифестация скажет за народ, какого хрена ей еще надо. Страну угробили, в космосе полный срач, и еще гордятся, суки, что русские! Пусть хотя бы ответит, за кого так хорошо воюет! Сука она, а не народное подсознание! Пусть под протокол изложит, чего добивается! Хотя может оказаться, что ей просто все пофиг. Мы, русские, такие, нам все пофиг…
— Это же ваша роботесса! — вдруг вырвалось у Психа. — Вы так курсантов на всякое-разное проверяете, да?
— Умишко-то спрячь! — серьезно посоветовал майор. — Обществу не нравятся шибко умные, понял?
— Понял.
— Ну вот и пошевеливайся, если понял. У тебя распределение через час и убытие через два. И не пялься так настойчиво. Да, моя роботесса, и что? Она от меня сбежала. Хоть и машина, но женщина, ей молодых подавай. Понял?
— Нет.
— Не страшно. Постареешь — поймешь.
Вдвоем они запихали роботессу обратно в нишу. Ангелина тут же сложилась в позицию длительного хранения, лицо расслабилось и приняло выражение полной безмятежности.
— Ути-пуси! — умилился майор. — Вот робот же, фибра европейская, бездушная, а тоже работать не хочет! Совсем как русская!
— Кто вы, господин майор? — решившись, спросил Псих. — Решаете вопросы из компетенции начальника академии… он не возражает?
— С чего ему возражать, когда за него работают? — удивился майор. — А я просто хороший человек, как и ты, старлей. И вот что еще: не господин, а товарищ. Понял?
— Понял, — пробормотал Псих. — Это что-то вроде опознавателя своих?
— Ничего ты не понял, романтик сраный, — вздохнул майор. — Уже размечтался, что вступаешь в тайное общество, стоящее на страже России? Кого хранить, если в России — одни жлобы?! Такие, как ты да я — редкое исключение. Я просто помог тебе избежать бессмысленной смерти, устроил в штаб, как в свое время помогли мне, устроив в академию. Погибать ради финансовых интересов нашего начальства? Оно того не стоит. Живи вечно, старлей. Так, инструктаж окончен, вали, тебя ждут «Внуки Даждь-бога». Спасибо говорить не обязательно.
— Спасибо, — пробормотал ошарашенный Псих в спину уходящему майору.
Будущий исследователь летописи, отдаленный потомок! Тебе наверняка многое будет непонятно в изложенной сценке. Реальность меняется стремительно. Например, и двухсот лет не прошло, а соты прочно вошли в список обиходных выражений и уже вытесняют более привычные для меня, старожила, комнаты. Многое изменилось после создания командой Фридмана гравитационных преобразователей. Границы Российской империи рывком раздвинулись до пояса Койпера — правда, довольно узким участком — и ужались на Земле, и сильно ужались. Отдохнуть на Валдае сейчас считается шиком, а я ведь помню времена, когда российский солдат мыл сапоги в Черном море, и во всех сибирских реках, и в волнах Японского моря, о чем ныне вообще мало кто знает. Что будет через жалких пятьсот лет? Пятьсот лет назад мы жались на орбите Земли, гуляли девочек, потом за это растили детей… Сейчас большая часть россиян на Земле не бывала, на противоположный пол смотрит с тихим недоумением в те редкие моменты, когда выныривает из грез личных видеомиров, а дети… Наш герой в этом смысле очень показателен. Его зовут — Георгий 425-24-11а-21. Что значит, родился он в 425-м году, в воспитательно-медицинском учреждении по сохранению и развитию элитного генофонда Љ24, то есть в 24-м инкубаторе, воспитывался в группе 11а, под личным номером 21. Клон.
Отдаленный потомок, ты спросишь, конечно, при чем тут начало? И начало чего? Отвечаю. Дело в том, что лет пятьсот назад в кругу ровесников мы как-то обсуждали пути возрождения России. Мы были готовы менять мир. Но тогда все уперлось в качество человеческого материала. Человек биологически — зверь, прямоходящая хищная обезьяна. Это не изменить. Ну, мы тогда так считали. Где взять силу, которая преобразит общество, если все люди — жлобы, жаждущие власти, продажное, подлое племя? Таким только дай власть, они такого напреображают — в крови захлебнешься. Плавали, знаем. Так тогда все и заглохло, вместе с Россией. Потом… потом случился Фридман с товарищами, колонизация астероидного пояса… и выход на арену жизни новой человеческой формации. На Земле их сейчас называют космическим мусором, генетической отбраковкой — и совсем не понимают. Потому что они, рожденные в бездушии инкубаторов, выросшие в тесноте пещерных модулей — иные. В космосе любая ошибка — смерть для тебя и живущих в одном с тобой модуле. Плохо заправил герметик в аварийную систему — и при первом же попадании метеорита кровь взрывается в венах у всех несчастных по эту сторону диафрагмы и у тебя лично, и ничего уже не изменить, только умирать в мучениях. Поленился сделать плановый осмотр оборудования — и вот уже какой-нибудь генератор детонирует на внештате, и компрессия вышибает купол в пространство вместе со всеми, кто под ним сидит. Не пополнил в спас-нишах запас заправленных одноразовых скафандров, или в просторечии пузырей, и… Потому взаимовыручка у рожденных в космосе — другая, и ответственность в работе — другая. И вообще все — другое. В космосе родилась и незаметно оформилась иная общность людей. Та, с которой у России появился шанс. Сила, способная изменить мир. Ей только толчок дай, в нужном, естественно, направлении.
Я считаю, что началось все именно там, именно тогда, с фразы «хорошие люди должны помогать друг другу, иначе нам конец». Это — толчок и первая строчка священного писания новой религии. Мы-то пятьсот лет назад друг другу не помогли, и нам пришел конец. Правда, помогать особо было некому. Хорошие люди, ау! Нет никого… А в космосе хороших людей немало нашлось. Может быть, клонирование — не такой уж простой процесс, как ныне представляется, и что-то в клонах изменилось незапланированно? Может, новые условия выживания повлияли? Какая разница? Главное — результат. А результат таков:
они ушли дальше от зверя.
Возможно, я единственный, кто это заметил.
Но знание мое не умрет со мной.
Впрочем, я умирать не собираюсь.
Раньше, лет пятьсот назад, Георгий 21-й канул бы в пучину жизни без следа, потому что страшно мало было таких людей. Теперь кое-что изменилось. Первый жрец новой религии, ее душа, он летел на войну, даже не подозревая, что встретит там ни много ни мало Руку Бога — впрочем, давно известную в космосе под именем «тринадцатый». Для становления новой религии — очень удачное событие. Когда люди видят материальное подтверждение божественной воли, их вера способна сама творить чудеса. Вообще немного мистики для любой религии нелишне, и христианство, к примеру, само поставило на себе крест, отказавшись от материальных чудес и полностью сосредоточившись на духовном. Впрочем, откуда бы им взяться, чудесам, во времена христианства? «Тринадцатого» тогда не было. Я видел, знаю.
Я многое вижу, потому что внизу.
Шаг второй.
Пространство боя «Внуков Даждь-бога», недалеко от Золотых Астероидов
— Совсем русские работать не хотят! — возмутился стрелок. — Где тральщик?!
На риторический вопрос никто не ответил, и молчание космоса объяло их. Бой закончился, как ни странно, закончился победой «Внуков Даждь-бога», уцелевшие экипажи давно вернулись на матку, ну а экипажу «семерки» возвращаться было не на чем, потому что после огневого контакта с полным крылом «Дьяболо» обломки их истребителя — прекрасного российского истребителя! — улетели куда-то, и бронированное яйцо элементара кувыркалось в неизвестность, оглашая окрестности воплями о помощи. Кувыркания вообще-то можно было прекратить, уж на это возможностей элементара хватало — но зачем? Или у кого-то закружилась голова? Командир спросил, все уверили, что головы не закружились, и на том успокоились. Кувыркается куда-то — да и пусть, а им без разницы. В элементаре поддерживалась слабенькая собственная гравитация, и кувыркания воспринимались просто как мельтешение звезд в обзорной полусфере, вполне переносимое до прибытия тральщика. Вот только тральщик что-то не спешил на помощь.
— Хороший истребитель был, — меланхолично сказал пилот. — Надежный. Мне нравился.
— Ну… — задумался стрелок. — Говорят, что наши боевые корабли — лучшие. А пиаровцев послушать, так у нас вообще все лучшее, и даже гравитационный двигатель, оказывается, мы изобрели… Зато у европейцев сервис. Знаешь, приятно после боя собраться вместе за рюмочкой: мягкое освещение, бархат, тихая музыка…
— Официанточка!
— И официанточка, — спокойно согласился стрелок. — Что плохого в официанточках? Особенно в таких, кого набирает Европа? Класс — он и для официанток класс. А у нас жилой элементар, по сути, бронированное яйцо, в котором мы трое упакованы спинами друг к другу вот уже вторую неделю…
— И потому мы живы. До сих пор живы, заметь, зато твои европейцы с флагшипа болтаются с обломками в пределах радарной видимости, и бархат им не в радость, и ничего не в радость, потому что ресурс у скафандров — того, тю-тю.
— Так им и надо. Только официантку жалко. Ей наша война ни с какого боку. Заработать, наверно, мечтала девочка — и домечталась…
— У нас не корабли, у нас бойцы лучшие! — обрезал болтовню командир. — Потому что воюем пятнадцатый год!
— Четырнадцатый, — заметил пилот. — Я считал.
— А разница в чем?
Разницы действительно не было, и они снова замолчали.
Они были прекрасно слетанным экипажем малого истребителя «Чёрт» в составе бригады спецназ «Внуки Даждь-бога». Название бригады им не нравилось, и вообще никому не нравилось, придурковатое название, но не менять же его из-за мелочи. Первый командир бригады, давший ей название, по слухам, был из каких-то сектантов — но он давно перевелся в генштаб, а бригада с тех пор заработала известность под этим именем и отказываться от него не собиралась. Да и в архивах нечего путаницу наводить сменой названий — путаницы и без того у русских хватало.
Шел пятнадцатый — или четырнадцатый? — год войны всех против всех. Элементарный истребитель «Чёрт» пришел на смену маломощному «Уралу», самонаводящиеся ракеты исчезли из арсеналов воюющих сторон, замененные оружием ближнего боя типа трассеров, спасательные модули уступили место яйцам элементаров, технологии олл-аут выбили к чертям умную электронику из участия в боях и вернули ручное управление и военных космонавтов… а конца войны все не было видно. Как и не было видно способа победить. Как победить? Атаковать противника на земле? Ага, щас, а кто позволит? Руководство — оно же как раз там обитает. В смысле, на Земле. В смысле, всех воюющих сторон. А если и не обитает, то регулярно спускается для отдыха на курортах. Оно им надо, жить под бомбардировками из космоса? Эксцессы, конечно, случались, не без того — но и только. А так — шерстили друг друга в космосе без пощады. Перехватывали транспорты, громили конвои, рушили и восстанавливали лунные базы, все спутники изрыли, как кроты… На Земле это не сильно сказывалось, потому что основные военные производства были в космосе — их, кстати, громили тоже.
Варианты победы разрабатывались не только в штабах. Они, экипаж «семерки», к примеру, об этом тоже подумывали и разговаривали. И пришли к выводу, что только они о победе и думают. В смысле, летно-подъемный состав. А в штабах всех всё устраивает. Война? Ну и прекрасно, не попадешь под сокращение, неплохой оклад, то-сё… и проиграть невозможно. Ну выбьют космофлот, ну и что? Экипажи вернутся по программе обмена военнопленными, потом ребятки внизу возбудятся, и через скорое время вырвутся в просторы космоса новые, более совершенные машины, подтянутся с дальних баз подкрепления, экипажи пополнятся выкормышами инкубаторов, и завертится по новой.
— Бросить бы «Внуков Даждь-бога» на их военные заводы, — сказал стрелок мечтательно. — Задолбали эти «Дьяболо». Мелкие, но до черта! А толпой и зайцы льву навешают, вот как нам.
— И где эти военные заводы? Стратег.
— Тоже мне военная тайна. Где наши, там и ихние, только с другой стороны. И вообще, разведка для чего существует? Один рейд «Чертей», и нет проблемы…
— Ага, а потом они нам. У них разведка получше нашей.
— Пусть попробуют!
— Уже пробовали. И они, и мы. Больше нет дураков ресурсы истощать. Мы в космос вообще-то полетели за прибылью, они тоже. На том и стоим. Кушать вкусно все хотят.
— И что теперь, бесконечно воевать? — возмутился стрелок. — Это не война получается, а игра какая-то! Только со смертельным исходом для нас!
— Именно это и получается, — отозвался командир. — Уже обсуждали. Не живи прошлым, Олег. Война изменилась. Теперь она — ежедневная защита экономических интересов по строго согласованным правилам, вовсе не тот геноцид, который был раньше. Люди жить хотят, и жить хорошо. Каждый при своем деле. Злобные придурки вроде нас воюют, делят космические ресурсы, остальные мирно живут, бизнесом занимаются. Нас в космофлот силой не гнали.
— Я, допустим, по призыву, — буркнул пилот. — Меня не спрашивали.
— А тебе не надо было летное училище заканчивать.
— Больше не буду.
Они тихонько посмеялись и снова замолчали. За годы войны они научились не ссориться в долгих рейдах, вовремя сводить разговоры к шутке — умение, гораздо более важное, чем умение метко стрелять или мгновенно принимать решения. Когда сидишь в яйце элементара спиной к спине неделями, а то и месяцами, навык безобидных споров жизненно необходим. Командира этому обучили специально, в рамках подготовки младшего комсостава, остальные нахватались от него по ходу.