– Конечно, можно.
– Напиши, пожалуйста, я работаю всего месяц – и вдруг сразу прогуливать.
– Дождись меня, не сбеги.
– Но я же не вампир через окно выпрыгнуть…
Он наклонился, чтобы чмокнуть ее в щечку, Кристина обхватила ему шею двумя руками и облизала шею – еле вырвался. Моментально всего охватило возбуждение, но прошелся пешочком к станции метро, проветрился, спало.
Пока трясся в вагоне, думал, что объяснять в отделе? Да ничего. Улизнул маньяк, и все. Ловите сами.
Слепчук рвал и метал, товарищи смотрели косо. Похороны Леонида Фринзона назначили на пятницу. Дело к себе, что и понятно, забрало ГСУ СК. В его кабинете уже толкались смышленые мальчики, сверкая звездочками на погонах, требовали объяснений. Рассказал, что мог, написал, что попросили. Все, умыл руки. Да, на связи. Конечно, готов по первому зову. Да, все в папках. Да, вот файлы. Прощайте.
На выходе столкнулся с Женькой – она просверлила его взглядом, и все. Ничего не сказала. А что она скажет? Есть для такого случая только один вопрос: почему ты – живой, а он – нет? Ты старше, умнее, опытней? Так подскажи, а не бросай наугад вперед глупого мальчишку.
Легший на похмелье недосып разрывал голову на куски. Сегодня все кончится. Продержаться до вечера – и все, будут сведены счеты и с врагом, и с его, Роминой, совестью.
В метро немного укачало – не хватало еще заснуть. Он представил, как его, спящего, на конечной станции обшаривает мент-сержант в надежде поживиться тугим кошельком, находит «корку» и в ужасе уносит ноги, и улыбнулся. Рано спать. Еще есть дела.
Выйдя на «Проспекте Вернадского», купил цветы. Не важно, как отреагирует красавица, важно, что самому приятно.
Стараясь сильно не шуметь, вошел в квартиру – посчитал, что она еще спит. Но на кухне уже что-то шипело и скворчало. Заглянул – Кристина уже одета, напевает что-то в нос. Молодец!
– Я думал, ты еще спишь, – сказал Фролов, протягивая ей цветы.
– Ой, спасибо!.. Спишь? Нет, это не про меня! Я – хорошая девушка!
– Самая лучшая на свете.
– Еще раз спасибо! – чмокнула его в щеку и засмеялась. – Ты тоже ничего. Садись за стол, буду тебя кормить. Хотя приготовить было нелегко. Судя по твоему холодильнику, ты тоже одной кровью питаешься.
– Я тебя потом отвезу на работу, – сказал Роман, усаживаясь.
– Нет-нет, – запротестовала она, – сама доеду. Отсыпайся.
– Ну, да. Покой нам только снится.
Она тоже села за стол. Некоторое время жевали, не разговаривали.
– Чаю? – спросила красавица.
– Чаю, – ответил хозяин.
Помолчал, помолчал, не выдержал, спросил:
– Я тебя еще увижу?
Она подперла голову ладонями, внимательно посмотрела на него и сказала:
– Столько раз, сколько захочешь. Я всегда буду с тобой. Если только…
– Что «только»?
– У меня есть два пункта: измены и алкоголизм.
– Насчет первого не беспокойся. А вот алкоголизм…
– Да брось, – рассмеялась она. – Ты настоящих алкоголиков не видел!
Петрович вспомнил три трупа в квартире без мебели – все давно пропито – на Рябиновой улице в 1997 году, отравились смесью денатурата и метилового спирта, и сказал:
– Видел, и больше, чем нужно.
– Тогда будем считать, что тебе это не грозит, – она приподнялась и поцеловала его в губы.
Он сделал глоток горячего чаю и произнес:
– Мне кажется, что все это происходит не со мной.
– Мне тоже.
– Я имею в виду – зачем я тебе нужен.
– А я тебе?
– Ты – мечта каждого мужчины. Ты очень красивая.
– Но вредная. А ты – мужественный, сильный и смелый.
– Уточняю. Я – следователь. Маньяки, убийцы, наркоманы – все по моей части.
– У тебя к вечеру будет миллион евро. Можно про наркоманов забыть.
– Это так важно – миллион евро?
– Не сердись, я шучу. Я не меркантильная.
– Ну да. Между прочим, евро вместо долларов образовались благодаря тебе.
– Ну, я же не просто так пять лет бизнесу училась. Это просто бизнес. Удачно проведенные переговоры.
Роман допил чай. Выдернул из коробки салфетку, вытер губы, сказал:
– Нас ждет очень долгий путь. Надо еще будет друг к другу притереться.
– Тогда давай начнем прямо сейчас.
– Что?
– Притираться.
– То есть?
– Пойдем в кроватку да попритираемся друг к другу.
– Ты разве не спешишь?
– Еще полчаса есть.
– Пошли.
Взял ее за руку, а уже и сам весь пылает, и у нее ладошка горячая-горячая…
Как за ней захлопнулась дверь, не слышал – спал беспробудным сном. Но, конечно, не выспался – разбудил телефон. Посмотрел на дисплей – барон.
– Что, уже пора? – не здороваясь, произнес в трубку.
– Давно пора! В третий раз звоню!
– Куда отправляться?
– Малая Грузинская, подъедете, позвоните.
– Скоро буду.
Торопливо оделся, взгляд упал на лежавший на полу презерватив – давно в этой квартире под ногами не валялись использованные презервативы. Будем считать, что жизнь начинается заново.
Спать уже не хотелось. Охватывало возбужденное предвкушение опасности – так он всегда чувствовал себя перед задержанием. Меч – не меч, взял с собою на всякий случай и «ПМ», и запасные обоймы.
Потолкался в метро, сделал одну пересадку, и вот уже почти бежал вверх по Краснопресненской улице. Зоопарк – он ходил сюда с Катей. Блин! Сегодня же вторник! Хорош папаша, ничего не скажешь!
На ходу набрал бывшую супругу.
– Привет.
– Привет.
– Я, – кашлянул следователь, – не смогу сегодня приехать. Объясни ребенку сама, мне стыдно.
– Что я ей объясню? Что папины дела ему важнее собственной дочери?!
Эх, все не так, все не так…
– Леня погиб. Я сегодня буду брать убийцу.
Долгая, очень долгая пауза.
– Ладно, Ром, извини. Когда будешь?
– Завтра – двести процентов.
– Не обещай!
– Хорошо. Буду стараться завтра.
– Ладно. Я с ней поговорю. Давай.
– Пока.
Вот так. Была бы нормальным человеком чаще одного раза в год – можно было и не разводиться. Но нет. Все, что ни делается – к лучшему. Тогда бы не появилась Кристина. Он ухватится за нее руками и зубами. Ну и миллионом евро, конечно.
Зашагал по Грузинской, позвонил барону. Ба, да вот же он! Спрятал телефон обратно.
Де Грасси сверкал здоровьем, цвел на глазах. Роман подошел к нему, поздоровался.
– Что-то вы сегодня не похожи на себя вчерашнего! – не выдержал Петрович.
– А-а, – пренебрежительно махнул рукой де Грасси, – несколько литров крови да старое лекарство умножают силы в несколько раз! Как по-русски будет, «огурчик»? Знаете, – он взял Фролова за пуговицу пиджака, – я сегодня встретил рассвет! Это такое чудо! Восход был délicieux[2]!.. Но вы не поймете, черствый, приземленный человек! Поэтому мою э… ликвидацию произведем поздно вечером – я еще хочу насладиться закатом.
– Как скажете. А что сейчас?
– А что сейчас? Четвертый этаж, пятнадцатая квартира. Вы – в дверь, я – в окно. Приступим?
– Приступим, – кивнул следователь, обогнул дом и, приподняв борт пиджака к лицу, закрываясь от возможной камеры, вошел в подъезд. Дверь в него оказалась открыта – ну и хорошо, не надо возиться с кодом. Поднялся на нужный этаж, припал к двери. Хорошая, прочная, сразу не откроешь.
Ждал, ждал… Почему так долго? Что он копается?
Вдруг из квартиры раздались звуки борьбы, падающих предметов, звон бьющегося стекла, возглас «мerde!»[3]. И за этим – страшный, душераздирающий вопль. Роман стал звонить в дверь и барабанить в нее ногами – пусть враг знает, де Грасси не один!
Тут щелкнул замок, Петрович услышал:
– Быстрей!
Вскочил вовнутрь – черные шторы раздвинуты, по комнате кружится полуголый граф, вопит, в груди у него зияет дыра, а из раны прямо-таки хлещет на пол черная кровь.
– Что, что происходит!? – закричал Роман. – Что делать?!
– А пока ничего, – ответил барон, явно наслаждаясь происходящим. – Пришлось его разбудить. Некрасиво как-то умертвить спящего. Но он почему-то не обрадовался. Надо же, такой vieux routier[4], а меня прозевал. Нет, а как приготовился! – и де Грасси показал на сколоченный из грубых досок гроб, до половины наполненный какой-то коричневой, комками, пылью. – Спал, негодяй, в гробу, да еще привез с собой родную землю.
– Что делать?! – опять заорал Роман: враг продолжал вопить и кружиться.
– А ничего. Это агония. Я вырезал ему сердце. Но последнее слово за вами. Держите, – и протянул Петровичу меч.
Это было настоящее произведение искусства – удобная рукоятка, не дававший руке соскользнуть с нее набалдашник с впаянным в него драгоценным камнем, широкое короткое и, вероятно, очень острое лезвие с вязью непонятных письмен.
– И что с ним делать?
– Отсеките ему голову.
– Как??
– А вот так, – и барон показал. – Параллельно земле, от плеча. Вы же хотели?
Глядя на это визжащее чудовище, Роман не знал, хочет ли он этого по-прежнему. Одно дело отомстить человеку, осознающему свои действия, и другое – этому душевнобольному змею горынычу…
Но размахнулся – вжик! – даже сопротивления не почувствовал, лезвие меча как сквозь масло прошло, покатилась голова с плеч, ударилась о пол и отлетела в угол. Прямо на Фролова смотрели остекленевшие желтые глаза с овальными зрачками. Колени у тела подогнулись, и оно рухнуло на край гроба.
– Pardon, je suis confuse[5], – сказал барон и отпихнул труп ногой в сторону.
Вдруг тело и голова стали на глазах рассыпаться, несколько секунд – и уже остались только две кучки праха.
– Бежим, – сказал де Грасси, забрал меч и вложил его в ножны за спиной.
Роман согласился – граф вопил так, что, наверное, уже все соседи трясущимися пальцами набрали «02».
Они выскочили на улицу, де Грасси порывался побежать, но Фролов взял его за рукав, остановил.
– Не надо. Идем тихо, спокойно, внимания не привлекаем.
Хорошо, что тела не осталось. Ну, покричал кто-то, опрокинул мебель. Да убежал. Никто даже не шелохнется – дело по факту обнаружения пустого гроба не заводят. А то смех был бы, конечно, если камера засняла его, выходящего из подъезда после убийства. А он, глупец, об этом и не подумал. А так бы пришили самосуд. Тьфу ты!
Дошли до Краснопресненской. Барон показал на стоявший у обочины «мерседес-купе»:
– Прокатимся?
– Да, надо бы отсюда поскорее скрыться.
Сели, тронулись.
– Я и не знал, – заметил де Грасси, – сколько у вас на дорогах автомобилей днем, надо было пойти пешком.
Затем он четко и лихо развернулся на стрелке.
– Ух ты! – не выдержал следователь.
– Мой водительский стаж – девяносто восемь лет.
– Впечатляет.
– Домой подбросить?
– Не утруждайтесь. Я думаю, у вас сегодня последний день, так что занимайтесь лучше собой.
Барон рассмеялся.
– Так вы ничего и не поняли. День – первый. Первый за шестьсот лет. А вот будущая ночь – да, будет последней.
– Грустно?
– Нисколько. Мне это нужно было сделать несколько сот лет тому назад. Ада боялся. Но я крещен католиком – а у нас есть чистилище. Вдруг за мои сегодняшние действия мне сделают послабления? Отправят, к примеру, не в девятый круг ада, а хотя бы во второй? На первый, знаете, я особо не рассчитываю.
– Как устроитесь, позвоните.
– Ха-ха! Шутник! Где вас высадить?
– У любой ближайшей станции метро. Через сто метров будет, кстати.
– Хорошо. Приезжайте ко мне после заката. И возьмите с собой Кристину.
– Исключено! – нахмурился Петрович. – Какого черта?
– Ради вас стараюсь! Совместные переживания сплачивают пары! У вас на всю жизнь останется память о приключении!
– От таких приключений инфаркт можно получить.
– А я серьезно. Тогда не получите миллион.
– Ну и катись ты со своим миллионом… Высади меня.
– Ладно, ладно, не горячитесь. Пусть сама решит. Позвоните ей и спросите.
– Нет.
– Вы ортодоксальный исламист? Запрещаете женщине самостоятельно принимать решения?
Роман вздохнул и полез за телефоном. Может быть, сумасшедший вампир прав?
Нажал кнопку вызова.
– Ромочка! – сразу заверещала девушка. – А я все ждала – когда ты позвонишь! Думала, уже забыл меня!
– Глупости. Слушай… Я тут рядом с нашим вчерашним собеседником… В общем, за твоих подруг мы отомстили. Все. Графа больше нет. Но наш новый товарищ просит, чтобы вечером ты была рядом, когда я его отправлю в последний путь…
– Не рядом, не рядом! – запротестовал барон. – Я ведь не изверг – подвергать милые глазки прелестной мадемуазель такому испытанию. Нет! Нет! Просто быть где-нибудь поблизости, чтобы ощущать свою причастность к происходящему! Вас это навеки свяжет, уверен.
– Я все слышала, – ответила Кристина. Роман почувствовал, как она, раздумывая, кусает губы – он уже отметил эту ее привычку. – А новых графов точно не будет?
– Откуда? – крикнул де Грасси. – Конечно, нет!
– Почему бы и не приехать…
– Ты этого точно хочешь? Я боюсь, барон передумает и еще, чего доброго, меня убьет в припадке ненависти к человечеству, а тут еще придется и тебя подвергнуть опасности.
Услышав о «ненависти к человечеству», барон состроил невинную рожицу.
– Ром, честно, – сказала девушка, – мне спокойней всего с тобою рядом. И не прими за бахвальство, я себе не прощу, если с тобой что-то случится, а буду знать, что могла этому помешать, но ничего не сделала.
Петрович зажал трубку ладонью и шепнул водителю:
– Прежде всего отдадите мне свой меч.
Тот кивнул и даже сделал жест рукой – мол, само собой.
– Спасибо, Кристин, – сказал он в телефон, – я тобою восхищен.
– Звони! – весело крикнула она и отключилась.
– Обожаю русский язык! – произнес де Грасси. – Как там – «огонь-баба»?
– Просто ветер в голове гуляет, недостаточно приключений.
– Я поражен! Вы говорите, как тщедушный старикашка! Да что может быть прекрасней благих порывов юности! Первой любви! – тут он понизил голос. – Ну, или второй первой любви. Или третьей. Скучный, педантичный представитель правоохранительных органов – что она в вас нашла?
– Я просто боюсь за нее. Поменяете свое поведение, или новые нинзя к вам в окно залезут – что тогда?
– Исключено. Если я почувствую их приближение, я вас сам выгоню. Мне, конечно, больше шестисот лет, но старческим маразмом я не страдаю.
– Надеюсь, – сказал на прощание следователь и вышел, хлопнув дверью.
– Стойте! – крикнул вампир, опустив стекло и протягивая квадратный листок зеленой бумаги. – Я вам адрес написал!
Петрович взял его и молча кивнул головой.
Перед тем как войти на станцию, он набрал номер Молодчанинова.
– Да, – ответил тот.
– Здравствуйте, Владимир Павлович.
– Здравствуй, майор.
– Убийца вашей дочери уже на пути в ад.
– Это точно? – Роман услышал нотки сдержанной радости.
– Более чем точно. Я это сделал сам.
– Как это… произошло?
– Как надо. Строго по расписанию.
– Тогда… За мной ведь должок, правильно? Мои люди с тобой свяжутся. Только чем ты подтвердишь свои слова?
– Слушайте, – рассердился Фролов, – я вам не наемный киллер фотографии своих жертв в качестве доказательств предоставлять! И не надо мне никаких денег, забудьте! Он моего друга вчера убил, так что это было мое собственное дело…
– Да, я знаю о вашей заварушке на Пресне.
– Вот и все.
– Все равно должок.
– Все равно не надо. Прощайте, – и сунул трубку в карман.
Болтаясь в вагоне поезда метро, думал о том, что пора начинать новую жизнь. Насмотрелся за свои годы на синюшные наркоманские рожи, наслушался криков начальников, исписал мелким почерком тысячи страниц уголовных дел – хватит. Сыт он по горло таким призванием – ловить убийц. Стыдно до сих пор такой вопрос себе задавать, но все-таки – что бы случилось, если бы они с Ленькой тогда в парке разделились наоборот – он вправо, Фринзон – влево? Кате бы сказали, что папа уехал в долгосрочную командировку туда, откуда нельзя позвонить. Прошел бы год, два, глядишь, и успокоилась. Вон, «папозаменитель» в трениках уже сидит на диване, забравшись на него с ногами, смотрит телепередачи.