Удачная охота - Кузнецов Павел Андреевич 5 стр.


Ночью я спал, как младенец, и проснулся с утра свежим и бодрым, готовым к новым свершениям. В этот день я полностью погрузился в медитации, не охотился, не ел и почти не пил. Вся прожитая жизнь была разложена по полочкам, были сделаны важные выводы, подведены итоги многих событий. К вечеру я точно заново взглянул на мир. Теперь предстояло выработать свой дальнейший путь в жизни, и, точно отвечая на мои задумки, ветер принёс запах магии.

Моё чутьё на магию заголосило, и хотя не принесло ощущения прямой угрозы, масштаб творимой где-то рядом волшбы создавал угрозу всему окружающему, а через него и мне самому. Бежать я не привык, поэтому решил защищать свой укромный уголок в лесу любыми доступными способами. Для этого следовало раньше обнаружить мага, чем он наткнётся на меня. Короткие сборы – кольчугу под куртку, лук через плечо, тройку стрел за пояс – и я готов к бою с любым противником.

Маг нашёлся в километре от моей последней стоянки. Никакой опасности он уже не представлял, так как был кем-то укорочен на целую голову. Магией больше не воняло, зато откуда-то сбоку еле различимо доносился звон мечей. Этот звук я не смог бы спутать ни с чем на свете, ибо опыт, что называется, не пропьёшь. Многолетние тренировки давно привели к неожиданному результату: «говорящий» на языке боя клинок способен был поведать мне очень многое.

Клинки вели разговор на востоке. Уже через пять минут пути им навстречу я полагал, что вижу всю картину боя. Три больших, скорее всего двуручных, меча противостояли паре средних клинков. Двуручники имели между собой некоторые едва ощутимые отличия, но были явно одного и того же типа. Смутно знакомого мне типа. Что-то было в их тугих тягучих перезвонах, чего я никак не ожидал здесь услышать, а потому закрыл свою голову от мыслей об этом. Зато пара мечей вела себя крайне необычно: во-первых, эти мечи были абсолютно идентичны, а, во-вторых, они работали поразительно слаженно. Либо один мастер двумечного боя противостоял сразу трём амбалам с двуручниками, либо действовала слаженная двойка бойцов. Учитывая, что столкновения двуручников с обоими мечами происходили зачастую синхронно, и слабо представляя, как можно двумя средними мечами отбить одновременно два тяжеленных двуручника, я склонялся к мысли о паре бойцов. Мою мысль подтверждали и изредка вплетавшиеся в картину боя мелодичные лязги лёгкого ножа, явно принадлежащего одному из пары мечников – не три же руки у двумечного бойца! Некоторое недоумение вызывала лишь скорость движения пары воинов, которые для такой интенсивности боя должны были чуть ли не летать по полю битвы. Но это уже вопрос личного мастерства, так что я испытал лишь чувство уважения к бойцам.

Картина боя была предельно ясна, и не требовала моего вмешательства. Уже собираясь поворачивать назад, я вдруг почувствовал изменение «градуса» беседы клинков. К звонкой тональности одного из средних мечей добавился глухой призвук – такой получается у большого имперского меча. Но ведь до этого клинок не был древковым! Стройная картина боя в моей голове рассыпалась в прах, я больше не понимал происходящего – я, посвятивший столько лет мечному бою! Дело уже было не только и не столько в природной любознательности, была затронута моя честь, моя профессиональная гордость. А тут ещё и три двуручника начали вдруг работать поразительно быстро и слаженно, словно бойцы неожиданно очнулись ото сна, а ещё через мгновение и пара средних клинков заплясала в поистине невероятном темпе. По крайней мере, я ни с чем подобным до этого просто не сталкивался. Клинки буквально пели, практически непрерывно сталкиваясь с оглоблями противников. Что-то там происходило, что-то, что заставило меня изменить решение и посмотреть на бой вблизи. Чутьё бывалого мечника буквально вопило о чём-то запредельном, чему я стал невольным свидетелем.

Точкой наблюдения за сражением я выбрал высокое надёжное дерево. Удобное переплетение ветвей у самой его верхушки было словно специально создано для лучника. Движимый любопытством, я мгновенно взлетел на дерево, и только теперь смог рассмотреть картину боя во всех подробностях. Очень неожиданных подробностях. У меня, опытного в делах мечного боя, буквально отвисла челюсть: на небольшой поляне трое орков рубились с одинокой человеческой фигуркой. Почему-то сразу бросились в глаза волосы одинокого воина, сплетённые в роскошную косу.

Орки действовали невероятно слаженно, что говорило о высочайшем их профессионализме. Среди орков – одиночек по природе – слаженная рубка была редкостью. Только один клан практиковал нечто подобное – клан Ветра; самый воинственный и самый уважаемый. Что я знал о клане Ветра? Его бойцы неофициально использовались Империей для боевых акций на орочьей и варварской территории, а равно у наших человеческих соседей. В результате неофициальной поддержки Императора клан пользовался непререкаемым авторитетам среди своих, имел роскошный каменный город, великолепные тренировочные площадки и лучшее оружие. Его безопасность стерегла даже тройка имперских магов.

Однако мастерство орков просто блекло по сравнению с тем, что творил их противник. Он действительно дрался двумя мечами одновременно. Вернее не так, – он дрался одновременно мечом и большим имперским мечом. Семидесятисантиметровый средний клинок покрывал ближнюю зону, а такой же клинок, насаженный на полуметровое древко – дальнюю зону. Первый он использовал, в основном, как щит, второй – для коротких скупых выпадов. Длины его бима вполне хватало для прорыва к орочьим тушам. Но это – лишь то, что я смог рассмотреть в подлинном стальном вихре, что жил в руках человека. Даже мой намётанный взгляд фиксировал лишь отдельные выпады и движения воина, остальные просто смазывались из-за запредельных скоростей. Человек не мог так драться. А ещё человек не мог с лёгкостью блокировать удары двуручников – не отводить, как это делали мы, гвардейцы, гордясь своими навыками, но именно жёстко блокировать, даже не срываясь при этом с темпа. Мне также было непонятно, какой клинок вот так просто выдержит бесконечный град сильнейших рубящих и режуще-колющих ударов. Да ещё и дробящие удары рукоятью и гардой, когда орки перехватывали свои двуручники за лезвие… Даже самые хорошие офицерские мечи, поставляемые в войска северных гарнизонов по личному распоряжению Императора, просто сломались бы от такого обращения! Но самым невероятным лично для меня представлялось участие в бою косы воина. Время от времени она вылетала вперёд или назад, чаще, конечно, назад, во время отступления, и наносила оркам ощутимые удары, которые те вынуждены были блокировать своими клинками. Блеск солнца на конце косы и по всей её протяжённости говорил о вплетённом в волосы металле. Именно его звук я принял издалека за звон ножа.

Кроме феерических движений мечами, воин постоянно перемещался, совершал невероятные для человека прыжки, кувырки и сальто, выполнял фляги. И вся эта запредельная пижонская акробатика реально работала, позволяя избегать казавшейся неминуемой встречи с гигантскими клинками! Воин точно танцевал, а не сражался, настолько красиво выглядели со стороны его движения. А ещё через мгновение моя челюсть поползла ещё ниже, так как стало очевидным, что воин – женщина! Это вообще ни в какие ворота не лезло! Но столь высокая грудь просто не могла принадлежать мужчине, равно как и широкие бёдра… Да и длинные волосы, с запозданием подумалось мне, отличали именно женщин… Костюм на ней тоже был странным, непривычным, однако будил чувство чего-то смутно знакомого. Чёрная кожаная куртка, с каким-то синеватым отливом, ощущением бархатистости на ощупь; высокий стоячий воротник до самого основания головы; плотно обтягивающие фигуру брюки той же расцветки, что и куртка; изящные сапожки чуть выше колен. Что-то в этом облачении было от обычного женского охотничьего костюма, разве что крой очень необычный. А ещё… Взгляд словно прикипел к необычной пряжке широкого, увешанного метательными ножами, пояса: на гранях фантастического цветка, сотканного из нитей металла и бриллиантов, играло заходящее солнце. Лучи касались граней, дробились на десятки солнечных зайчиков, слепили, обжигали, – даже на таком значительном расстоянии от источника.

Страшный удар двуручника в бок женщины вывел меня из шокового состояния, в котором я пребывал первые мгновения после увиденного. Меч достал её в полёте, так что его траектория тут же нарушилась, и воительница отлетела в сторону. Однако не упала бездыханной, а лишь перекатилась по земле, тут же вновь оказавшись на ногах. Орки бросились на противницу, пытаясь воспользоваться утерей ею инициативы. «Да что же ты мнёшься, гвардеец грёбаный! – прорычал я мысленно. – Женщину обижает сразу три орка – орка! – а ты всё ещё прохлаждаешься на дереве?!»

В следующее мгновение я отбросил всякие сомнения и вскинул лук. Первая, вторая, третья… все стрелы с короткими напутственными щелчками тетивы умчались к цели. Я стрелял на пределе возможностей, но всё равно не успевал: третья стрела ушла к цели, когда первая уже завершила свой стремительный полёт. Зеленокожие твари слишком быстры, чтобы серьёзно рассчитывать на три трупа. Даже на один рассчитывать не приходилось. Порой меня бесила эта человеческая медлительность, эта неспособность двигаться хотя бы так, как орки. Вот что мне стоило выпустить все три стрелы, пока первая ещё не коснулась цели? Сильные тренированные руки, меткий глаз, постоянные тренировки… и всё бесполезно: против природы не попрёшь.

Зная свой предел, я возлагал основные надежды именно на первый выстрел. Реальность превзошла все ожидания. Стрела впилась в шею орка, в стык между металлическими вставками его кожаного доспеха. Редкостная удача! И что вообще невероятно, орк начал заваливаться набок! Мне удалось одной стрелой прикончить бронированного монстра! Это считалось невозможным, слишком хорошо твари умели защищать свои слабые места. Орка подвела его излишняя цивилизованность: будь на его месте дикий сородич, и единственную уязвимую точку на шее защищала бы не кожаная броня, а костяной или каменный ошейник, почти непробиваемый для наших стрел.

Вторая стрела предназначалась другому орку, но тот успел уловить движение в воздухе первой и чуть сместился, так что получил лишь пробитое плечо. Третья вообще отскочила от выставленной для защиты бронированной пластины на руке. Прекрасно понимая, что с эффектом неожиданности будет лишь первая стрела, я адресовал второму противнику сразу две. Мне следовало ликовать: в первые же секунды моего вмешательства один орк оказался повержен, а второму на несколько мгновений стало не до юркой противницы. Но вот третий монстр и не думал оставлять в покое свою жертву.

Воительница пошла в атаку сразу, как только стрела пробила шею орка. Она, не раздумывая ни секунды, накинулась на третьего зеленокожего – тем более, он оказался к ней ближе всего – но темп её движений стал ниже, видимо, удар двуручника сделал своё дело. Полагаю, только поэтому женщина не смогла разделаться с единственным противником сразу. А когда к нему на помощь пришёл раненный товарищ, она вынуждена была уйти в глухую оборону. Первое, что она сделала – это отбросила куда-то свой бим; вместо него в её руках возник брат-близнец её среднего клинка. Теперь воительница старалась отводить удары противников, а не блокировать их. О былой акробатической игре также не могло быть и речи – она просто отступала под градом ударов. И хотя орки тоже сильно потеряли в темпе, лишившись одного бойца, они, тем не менее, сохраняли перед ней преимущество: даже раненый зеленокожий в бою стоил пятёрки опытных гвардейцев. Женщина отступала всё дальше, и по всему выходило, что скоро отступать ей будет некуда – сзади уже маячили стволы гигантских деревьев.

Я искренне болел за воительницу, мне она уже казалась совершенным орудием убийства, эдаким божественным клинком возмездия. А ещё в моей душе пробуждалось странное чувство, не имеющее ничего общего с обычной похотью. Чувство какого-то родства душ, что ли. Она была тем, чем стремился стать я сам – была воплощением искусства фехтования. Она была подобна клинку в её руках: пряма и благородна; сама возможность отступления была для неё чем-то немыслимым. Мне страстно захотелось обладать этим клинком, как раньше тянуло к любому необычному и совершенному в своей гениальности орудию убийства.

Я знал, что выходить даже вдвоём против одного орка – это верная смерть. Даже если у тебя полно стрел, или на луке седла болтается пара заряженных тяжёлых арбалетов. Но сегодняшний день развеял иллюзию непобедимости этих жутких созданий. Для меня было непонятно, как после чудовищного удара орочьим двуручником человеческая воительница может продолжать бой, пусть и в полскорости. Для меня было непонятно, как одной стрелой можно убить бронированного монстра – но вот он, лежит, мертвее мёртвого. День откровений, день полного душевного обновления. Квинтэссенция медитаций и тренировок, переломный момент в мировоззрении. В этот момент старый «я» окончательно умер, а новый начал рождаться словно бы с чистого листа. Перешёл на новый круг. Старый Вереск эль Дарго знал: орка нельзя победить в одиночку. Новый смеялся над закостенелым в своём личном опыте гвардейцем, над его неверием в скрытые возможности человеческого тела и духа, над его чрезмерным практицизмом, переходящим в пессимизм. Тот Вереск сам создал себе предел, непробиваемую стену, и не мог разрушить её исключительно из-за собственного неверия. Но сейчас стена неверия пала. «Я» новый был уже там, на поле боя. Один на один против зеленокожего; рядом с таинственной воительницей, ставшей последней каплей, подточившей стену неверия.

На бегу выхватывая клинки, я ворвался на поляну. Ноги сами неслись вперёд; расстояние в сотню метров было пожрано гигантскими прыжками за считанные секунды. Не имея возможности дотянуться до шеи высоченного орка, я атаковал его ноги. Подобная тактика не один раз выручала гвардейцев на границе, и не подвела меня и здесь. Несколькими чёткими, отработанными ударами мне удалось пропороть кожу орочьего доспеха в области задней стороны бедра и вогнать туда один из мечей на добрую треть. Объектом атаки стал ближайший ко мне орк, раненный в плечо. Из-за раны он не смог сразу среагировать на новое нападение, и мне удалось отскочить, даже выдернув меч из его туши.

В ответ на жалящий выпад, зеленокожий лишь нехотя отмахнулся от меня зажатым в одной руке двуручником. Но оглобля противника не встретила преграды: там, куда метил орк, меня уже не было. Ещё более ободренный удачей, я повторил атаку по ногам. Двойной удар мечами-ножницами, отскок; новый удар, отскок. Только после третьего «прохода» смертоносной стали под коленом, дикарь, наконец, обратил на меня внимание. Третий удар в одно и то же место пронял даже непробиваемого орка, заставив того от боли впасть в животную ярость. Ещё бы! Он до последнего момента не воспринимал меня за противника, рассчитывая разделаться с надоедливым человечком парой ударов, но козявка посмела кусаться! То ли дело непонятная воительница, которой зеленокожий посвящал всего себя! С ней он даже отступил от излюбленных размашистых, задорных ударов, осторожничал, бил по уму, от контратаки. Ярость заставила дикаря сменить приоритеты, орк переключился на человека. Я понял это, когда после очередной стандартной атаки вместо неуклюжего размашистого удара получил точный, быстрый выпад гигантским двуручником. Меня спасла рана орка, вынудившая его перехватить меч в единственную здоровую руку. Как итог, удар зеленокожего потерял в силе, и мне удалось принять клинок противника на скрещенные мечи.

После новой стремительной атаки по ногам, орк окончательно отвлёкся от воительницы. Это уже была победа! Я забыл обо всём. О том, что орки могут сражаться, даже истекая кровью из десятка серьёзных ран; о том, что удар нашего меча для орка сродни удару зубочистки для самого человека; даже о том, что более-менее надёжно одолеть монстра можно лишь слаженной группой из пяти-шести человек, вооружённых сочетанием оружия ближнего и дальнего боя. Я впал в какой-то священный раж, моё тело и мои мечи стали единым целым, находящим своё выражение в стремительном полёте клинков. Удары в лоб с одновременным подхватом сбоку, стремительные перемещения с резкими сменами направления ударов, броски под ноги и попытки ударить в прыжке – всё это слилось для орка в бесконечный калейдоскоп движений. Мне же всё это стоило чудовищного, запредельного напряжения сил, на которое я оказался способен лишь благодаря недавним медитациям и вдохновенному примеру воительницы. Я полностью отвлёкся от всего окружающего, весь мой мир схлопнулся до орка и его жуткого меча.

Назад Дальше