— Кто его знает, он ведь на экспедицию потратился, сам все покупал, вот корреспондент тут писал, Павлов, который в «Неделе» фотографии публиковал, что поил и кормил и казаков и артиллеристов за свой счет, еще и пленным итальянцам с голоду умереть не давал, а населению их деньги из итальянского банка раздал. Вот ему на прощание на свадьбу и передали дорогой подарок — собрали в его провинциях от народа деньги на бриллиантовые украшения, чтобы Великой княгине не стыдно было на чужбине без них. Говорят, бриллианты и рубины красоты неописуемой, откуда-то издалека привезти, там где совсем дикари-людоеды живут и еврей — ювелир все красиво сделал.
— Откуда же там еврей, в Эфиопии-то.
— Как откуда, эфиопы, абиссинцы эти — они библейский народ, а кто царь Соломон был, неужто малоросс какой, ты Петя хоть гимназический курс помнишь?
— Нет, государь, не помню, давно это было, забыл уже. Но хоть и забыл, а как ты думаешь обойтись с этими молодоженами, неужто как Агасферу. Вечному жиду, им странствовать?
— Что же придется им титулы подтвердить, Вон купец Демидов прикупил себе в Италии княжеский титул несуществующего уже княжества Сан-Донато и всю жизнь именовался князем Сан-Донато, да и потомки его тоже. Так что думаю сделать, как в русском паспорте у этой Марии записано: Великая княгиня Мария Иоанновна Степанова-Абиссинская, паспорт-то ей русский Посол выдал, права такие у него есть. А Иоанном предыдущего Негуса звали, отца ее.
— Знаешь, твое величество, как-то не звучит княжеская фамилия «Степанова», пусть уж лучше будет как газетчики придумали «Стефани» и купец наш бывший станет русским князем Стефани-Абиссинским.
— Умный ты человек, Петруша, жаль, пьешь много, а то сделал бы тебя канцлером, да боюсь, захрапишь ты где-нибудь в уголке на дипломатическом приеме… Так что, спи лучше в моем кабинете, здесь тебе никто пенять не будет!
[1] «English Channel» — так британцы называют пролив Ла-Манш.
[2] Вахта с нуля до четырех часов утра, когда больше всего хочется спать.
[3] В наше время в этом месте соорудили мост, соединяющий Данию и Швецию.
[4] Еще нет, будет на месте через два десятка лет
[5] То есть пришвартовался к большим заякоренным бочкам — штатная стоянка в порту, там, где по какой-то причине (слабый грунт, коммуникации, близость берега) нельзя бросить якорь.
[6] Все нынешние монархи являются родственниками короля Кристиана IX — вот тебе и маленькое бедное королевство.
[7] Полное имя Jens Torring Schouboe. Встречаются также переводы фамилии конструктора как Скоуба и Шоубоу.
[8] Великой княгини.
[9] В конце концов, благодаря тому факту, что Норденфельт получил деньги, суд посчитал это достаточным, чтобы признать ничтожными его претензии к Виккерсу, правда, судья синим карандашом вычеркнул про «изделия Максима» — отсюда и «право синего карандаша» — то есть внесения судом изменений в уже подписанный контракт, это же право подразумевает отказать в иске любому лицу, если иск затрагивает интересы государства. Вот такие поправки «синим карандашом» действуют в британском королевском суде.
[10] Карл Аксель Теодор Шегрен (Sjogren) иногда пишут Сьогрен, — инженер-оружейник, разработал первое автоматическое охотничье ружье и армейский нарезной автоматический карабин калибра 7,62 мм под тупоконечный патрон с подствольной подачей (так же, как и в дробовике). Карабин получился дорогим и в серию не пошел. Кроме того, инерционный механизм довольно медленный и требует крупного боеприпаса.
[11] Мария в июле была передвинута с третьего на четвертое место в очереди на Эфиопский престол: у раса Мэконнына родился сын Тэфари, будущий последний император Эфиопии Хайле Селассие, впереди Заудиту, дочь Негуса, будущая императрица и регентша при малолетнем Тэфари и сам Мэконнын, который умрет раньше Негуса, в 1902 г., тогда Мария опять станет третьей.
Глава 6. Посиделки с царем
12 сентября 1892 г. Кронштадт.
Как вы думаете, кого мы первого увидели на родной земле?
Оркестр! — Неправильно. Барышень с цветами! — Опять неверно.
А первым кого мы увидели, был жандарм. Дальше стояли еще официальные лица в форме таможенного ведомства, пограничной стражи и еще кто-то. А уж дальше, метрах в пятидесяти, за заборчиком, были шляпки дам и барышень, извозчики и прочая гражданская жизнь.
Я ожидал такого исхода событий, поэтому провел подготовительные беседы с личным составом, как себя вести и что говорить. Ведь, как только мы покинули Стокгольм, казаки, артиллеристы и добровольцы стали выходить на палубу, вглядываясь, не покажется ли там «Расея». С Нечипоренко было проще всего — я ему объяснил, что золото — это плата им от негуса за службу, пошлину, конечно, возьмут, но лучше иметь каждому при себе свое, а то большое количество вызовет ненужные вопросы, почему так много и кому все принадлежит. За погибших деньги держать отдельно и объяснить, что это деньги семьям тех, кто голову сложил на чужбине. Служить негусу было официальное разрешение. Показал ему расшифрованную телеграмму и дал переписать номер и дату, там же было о выплате компенсации за лошадей и оружие. Вот оружие, кроме личного, придется сдать, хотя надо попробовать оставить винтовки — ехали же с ними до Одессы, может и здесь пройдет. С артиллеристами тоже все гладко прошло. А вот что касается старателей, то им придется проехать на Монетный двор в Петропавловку, там пробирный мастер определит пробу золота, все взвесят и когда привезенное золото пройдет аффинаж, его можно получить в слитках или монетами. Сказал, чтобы везде требовали бумагу с подписями и датой. Обойдется все где то в пять процентов от стоимости аффинажного золота. Толстопятов был этому не очень рад, но делать нечего, я его еще в Афинах предупреждал. Сказал ему, чтобы в любом случае потом меня в «Англетере» нашел.
Я сказал всем, что остановлюсь в «Англетере» на два-три дня и, что если будут какие проблемы, обращаться ко мне в гостиницу. У меня оставалась валюта в ассигнациях — более ста тысяч фунтов (снятые в лондонском банке после обмена в Александрии полутора миллионов лир плюс то, что было у губернатора), около 10 тысяч франков и столько же в германских марках (привет от беглого асмэрского кассира). 300 лобанчиков и чуть более 800 золотых по 20 лир — это остаток казенных денег, за которые надо отчитаться. Оставалось немного подарочного холодного оружия, которое тоже надо было сдать — абиссинцы, как правило, предпочитали новые златоустовские шашки, хотя выданное для подарков старинное оружие мусульманской работы с изречениями из Корана и золотой насечкой очень здорово пошло в качестве дипломатических подарков европейским государям — греческому и датскому королю, да и Сандро от меня получил, отправляясь к шведскому королю, шашку и кинжал старой работы. Их супругам преподносились оставшиеся подарочные серебряные зверьки Фаберже, а также кубки русского черненого серебра. Отдельно я сложил свои вещи — кинжал с рубином, купленный бароном в Константинополе и подаренный мне офицерами, щит и шлем Салеха, свой абиссинский щит и саблю кеньязмача. Соответственно, мои ордена и драгоценности Маши в шкатулке. Так что все было готово к таможенному досмотру.
Перед Кронштадтом нас встретил катер с лоцманом, который провел «Чесму» обозначенным фарватером мимо фортов. С катером был послан офицер, который передал командиру броненосца запечатанный пакет. Сломав сургучную печать, командир прочитал короткое послание и сказал, чтобы Сандро собирался, его ждет в Зимнем Император и катер отвезет его прямо на дворцовую пристань, как только прибудем в Кронштадт. Мне было предписано грузиться на этот же катер и прибыть в Главный Штаб через три часа к генералу Обручеву. Со мной дозволялось ехать Маше и денщику, разместится в гостинице и сразу же направиться в Главный Штаб. Я простился со всеми и еще раз напомнил, где я остановлюсь, а в Москве у меня дом на Рогожской заставе, так что всегда буду рад видеть там своих товарищей по походу. Казаки крикнули «Ура атаману!» и другие тоже их поддержали. Так и отвалили от броненосца, Маша тоже махала рукой и ей махали в ответ.
Поскольку было холодно, пришлось накинуть летнее пальто дипломатического ведомства на вицмундир, хотя и с петлицами действительного статского, но видно, что самодельными. Когда грузились на катер, больше всего места заняли Машины картонки со шляпками и прочей галантереей. Маша была одета тепло, хотя все равно мерзла на ветру, но с интересом наблюдала возникающий впереди город. Вот уже пошли мимо борта гранитные набережные и чугунные арки мостов, здание Кунсткамеры на одном берегу и огромный Исаакий на другом, который Маша приняла за царский дворец. Я сказал, что это храм и жить мы будем рядом с ним, в хорошем отеле. Пройдя под Дворцовым мостом, катер развернулся и ловко причалил к дворцовой пристани (это там где теперь стоят туристические катера, отправляющиеся в Петергоф). Сандро соскочил на пристань, с ним был вестовой с его чемоданом. Великий князь сказал, что мы можем запросто заходить к нему, адреса, правда, не оставил. Мы тоже выгрузились и на двух извозчиках поехали в «Англетер». Спросил большой номер с комнатой для прислуги. Сказали, что такое возможно только в люксе и предложили два на выбор. Остановились в том, что был ближе к памятнику Николаю I. Потом я оставил Машу с денщиком разбирать вещи и поехал в Главный штаб. Доложился дежурному офицеру и меня тут же проводили к Обручеву. Генерал радушно меня принял и стал расспрашивать о путешествии. Не успел я толком начать повествование, как зазвонил телефон, Обручев сказал, что император требует меня немедленно в Зимний. Я сказал генералу, что не в парадной форме и услышал из трубки, поскольку стоял рядом: «Как не одет, не голый же он, пусть в том мундире как есть и идет — тут всего-то площадь перейти».
— Ну вот, — развел руками Николай Николаевич, — немедленно требует, как есть. Да ты вроде молодцом, вон и орден на шее и шея чистая.
Понял, что генерал хочет меня подбодрить и ответил в том же тоне: «Ага, чтоб еще раз не намылили».
— Ну, давай, с Богом, — напутствовал меня генерал, и я пошел в Зимний.
Меня встретил дежурный флигель-адъютант и проводил через анфиладу залов к дверям кабинета государя, потом, постучав, доложил и кивнул мне, раскрывая передо мной створку двери: «Прошу, Ваше превосходительство». Вошел, доложился, встав по стойке смирно, увидел, что в кабинете двое: государь и генерал Черевин, оба, похоже, навеселе и в благодушном настроении. Ну, значит, сразу в Петропавловку не отправят…
Александр Александрович встал из-за стола, подошел ко мне и протянул руку для рукопожатия. Государь был без перчаток, я же в белых шелковых, которые полагались к дипломатическому мундиру. Я не был готов к такому развитию событий и несколько замешкался. Царь понял это и сказал:
— Знаю, что руки у тебя обожжены были сильно, поэтому всегда в перчатках, но я на турецкой войне видел людей после того как башибузуки кожу с них снимали и у меня в Рущукском отряде казак был у которого кожу с рук как перчатки сняли, живой остался, отбили его у турок, но руки, конечно, изуродованные у него остались. Так что я всякое видел, можешь и без перчаток, а вообще, как тебе удобно будет.
Потом царь объяснил срочность вызова меня и Сандро с «Чесмы». Оказывается, несколько газет опубликовали снимки из шведской оперы, где были сфотографированы сидящие в первом ряду ложи Маша и Сандро и была подпись: «Великий князь Александр Михайлович с супругой Великой княжной Марией Стефани-Абиссинской». Ну, газетчиков можно понять: если есть Великий князь и Великая княжна, значит, они, стало быть, супруги. Вот Государь император и озаботился таким афронтом, что если Сандро женился без разрешения, он ведь авантюрист по характеру и вполне может выкинуть такое. Тем более, среди Великих князей уже вошли в моду морганатические браки без разрешения императора, знал бы царственный папаша, что его младшенький сынок Мишкин[1] как раз такое и учудит, да еще и с женой сослуживца.
— Слава богу, все разрешилось, это газетчики напутали, а я не пойми что подумал, — сказал царь, тем более, жена у тебя прехорошенькая! Мне Ольга, королева эллинов писала, что Мария ей очень понравилась и она ей фрейлинский шифр прикрепила. А Сандро тебя очень хвалил, вы, оказывается, приятельствовали в походе.
Тут царь поведал, что Сандро рассказал ему о наших беседах и о том, как я понял то, что усиленный носовой залп «Чесмы» приведет к просадке бимсов палубы и весь набор корпуса в передней части броненосца придется усиливать. Что я рассказывал о развитии флота и летательных аппаратах и вообще много всякого интересного.
— Да что Сандро, он человек молодой и увлекающийся, — продолжал император, а тут к нам после твоей кампании в Эфиопии целый поток заказов на ручные бомбы твоей конструкции пошел: англичане, немцы, французы, и швейцарцы вот заказ прислали. И всем надо срочно и сейчас, как будто воевать собрались друг с дружкой. А ведь тупые генералы твой патент похерили[2] и пришлось заново срочно комиссию Артиллерийского управления создавать и испытания проводить, которые показали отличные результаты. Так что поздравляю еще с одним изобретением, но, поскольку ты его сделал на государственной службе и оно имеет военное применение, значить, получишь достойную награду. Бомбы твои уже произвели и отправили, осталось только швейцарцам сделать, ну да это недели две, не больше.
Вот тебе и раз, а я собрался бомбы в Швейцарии или в Швеции выпускать, впрочем, чугунный корпус может быть любым, запал другой и все, главное — взрывчатка, а на нее у меня действующий патент, независимо от военных.
— Петя, ты где там, заснул, что ли? Давай, подтягивайся к нам с фляжечкой и третью рюмку возьми, выпьем за изобретателя и князя Абиссинского — подтверждаю тебе и твоей жене титулы, будете российскими титулованными дворянами. Грамота от негуса на титул, надеюсь, есть — передашь дежурному генералу. Я предупрежу, чтобы ее показали графу Воронцовц-Дашкову[3] и Ренненкампфу Константину Карловичу, Управляющему Собственной ЕИВ канцелярией, прежде чем русскую княжескую грамоту получить, потом назад получишь вместе с русскими документами.
И вообще, у нас тут все просто, могу Сашей тебя звать — так я и сам Саша. Поэтому будем на «ты», а вот звать тебя я буду «купец», не обидно? Ну не «эфиоп» же… Просто у меня в ближнем круге князей и генералов много, а купцов нет, вот и не спутаю ни с кем.
Ну что я, с царем спорить буду? Называй хоть горшком, да только в печь не сажай.
— Ну, давай, за тебя, купец, будь счастлив, князь Абиссинский!
Выпили, посидели немного, потом Петя опять набулькал, видимо, Мария Федоровна осталась в Гатчине. Расспросили меня об Эфиопской кампании, чего в официальном отчете нет и что их интересовало. Я как мог, вкратце рассказал. Заинтересовали пулеметы, тут я возьми и расскажи о том, что хотел лицензию на «Максим» для России через акции получить, а Базиль Захариос меня обманул и подсунул недействительные бумаги, да еще и подпись Норденфельта подделал.
— Опять этот шельма Базиль, говорили мне что он греческий еврей из Одессы и кого хочешь обманет. Ну он еще не знает, кого обманул, сейчас же королеве Виктории отпишу, пусть его на суд выдает, а мы уж его повесим, не волнуйся.
— Ваше величество…
— Какое величество, договорились же на ты, можешь просто говорить «государь».[4]
— Хорошо, государь. Нанятый мной специалист по международным делам уже занимается этим делом и говорит, что иск можно выиграть — налицо признаки мошенничества. Думаю, что до конца месяца все бумаги будут собраны и мы подадим иск в Греции — по месту совершения преступления. Я ведь там переплавил эфиопское золото в стандартные слитки афинского банка, они номерные и номера указаны в переводе денег, а сообщник Захариоса в Швеции по этому переводу вместо Норденфельта получил шведские слитки, тоже пронумерованные и с этими слитками уже задержан в Германии, правда, монеты частично истратил, или попрятал. Так что шанс вернуть деньги есть.
— Я слышал, что ты сильно потратился на миссию, она ведь планировалась туда и обратно, а ты еще воевал почти полгода и людей кормил-поил за свой счет, даже пленных, вон и в газете «Неделя» корреспондент Павлов про это писал.