— Это нонсенс… Аномалия… Нужно немедленно…
— Вы никому об этом не расскажете.
В голосе Короля звучит сталь. Сталь, обёрнутая бархатом.
— Райёру… — неуверенно начинает Моринума.
— Сейчас вы, доктор, подготовите отдельную палату для Хиноды и оформите все необходимые документы, чтобы все считали, что он тяжело болен, и не смели его тревожить. А после поможете мне перенести его в подвал.
Какой ещё подвал? Что он собрался делать?
— Что всё это значит, Райёру? — возмущается Моринума.
— Вы сделаете всё, как я сказал, и тогда я, так и быть, позволю вам его изучать, — тихо говорит Король, и каждое слово подобно удару молотка, что вбивает гвоздь в ладонь. — Иначе уже завтра станет известно о ваших милых играх со студентами. И всплывут подробности о безобидном с виду порошке. Думаю, что после этого никто не поверит вашим словам про чудо-человека. Да и работу в ближайшие годы найти будет сложновато.
Моринума молчит.
Почему он молчит? Или я просто не слышу ответ? Что происходит?
Желание всё выяснить подхлёстывает меня, я напрягаюсь, и мир вокруг, ограниченный до этого только звуками, проступает контурами, набирает цвет, обретает ощутимую материальность и запахи.
Я обнаруживаю, что лежу в больничной палате, запястья и лодыжки примотаны медицинским пластырем к кровати, доктора нет, а на стуле сидит Райёру. Король.
Впервые вижу его так близко.
Он всего на два года старше меня, но от него исходит такая мощная аура властности, что её ощущаешь кожей. Она просто подавляет. Теперь понятно, почему ему достаточно одного взгляда, чтобы подчинить.
Только со мной номер не пройдёт. Не позволю запугивать и давить на себя. Почему я вообще связан? И куда, в конце концов, делся Моринума?
— Хинода Кисэки, — медленно, будто бы смакуя моё имя, выговаривает Райёру. — Знаешь, ты заставил меня попотеть. Нечасто такое случается.
Он встаёт со стула и подходит к кровати.
Поговорить решил? Что ж, пусть говорит. А вот от меня он мало чего добьётся.
— У каждого человека есть слабости, грязные тайны, страхи, которые можно использовать для манипуляции, — неспешно говорит Король. — Когда ты только появился здесь, ты ничем не заслуживал особого внимания: среднестатистический сын среднестатистического успешного бизнесмена — ничего особенного, тут таких полно. И если бы ты принял правила и пришёл на поклон, то я бы через пять минут забыл о твоём существовании. Но ты две недели игнорировал правила, а уж после случая на лестнице, когда ты помешал одному приспешнику выслужиться передо мной, я приказал собрать информацию. И выяснилось, что ты идеален. Информаторы не нашли никакой грязи, которую бы ты скрывал от близких людей, да и близких отношений у тебя в последнее время ни с кем не было. Не на что давить, нечем шантажировать. Таких, как ты, можно приструнить только силой. Что я и приказал сделать. И вот ведь какая удача: выяснилось, что у тебя всё же есть тайна. И какая тайна!
Райёру резко наклоняется, нависает надо мной.
— Что ты за существо? — шепчет он. — За сегодняшний вечер тебя убивали дважды. И ты без проблем восстановился в какие-то считанные часы. Что это? Откуда оно в тебе?
Смотрю в лицо Короля, в его сосредоточенные холодные глаза, в глубине которых плещутся интерес, жадность и зависть. Они сплетаются в нечто единое, рождая какого-то монстра.
— И что тебе даст моя тайна? — усмехаюсь я. — Будешь шантажировать, что всем расскажешь? Иди, трепись — тебе всё равно не поверят. Потому что такого не бы-ва-ет.
— Шантажировать? — Райёру качает головой. — Мне ни к чему тебя шантажировать, Хинода. И уж рассказывать о тебе кому-то я точно не собираюсь. Я тебя запру, как подопытную крысу. И буду изучать. Доктор Моринума, кстати, любезно согласился мне в этом помогать.
Я напрягаюсь, вспоминая разговор Короля с доктором.
Неужели правда? Неужели не блефует? Да нет же. Не может он живого человека где-то запереть. Ну не может!
Нет у него такой власти!
— Ты блефуешь, — говорю я. — Просто пытаешься меня запугать, пока Моринума не пришёл, но он скоро придёт и…
— И что? — ухмыляется Райёру. — Ты правда считаешь, что он тебе поможет? Освободит? Кажется, Хинода, ты не уловил самого главного: здесь я Король и все подчиняются мне. И уж наш доктор Моринума, любитель сладеньких мальчиков, не исключение.
Райёру улыбается. Он уверен в себе и, кажется, не врёт. А я… Я начинаю понимать, что попал. Вляпался по полной.
Дверь тихо отворяется, и в палату входит доктор. Он старается не смотреть на меня.
— Отдельная палата для Хиноды готова, и все бумаги тоже, — бесцветным голосом говорит Моринума.
— Вы уверены, доктор, что в палату никто не будет заглядывать? Персонал и прочие? — спрашивает Райёру. — Они будут весьма удивлены, не обнаружив тяжелораненого на месте.
— Я за этим прослежу.
— Вы хорошо потрудились, доктор Моринума. Теперь давайте перенесём Хиноду в подвал, — будничным голосом говорит Король и добавляет: — Убейте Хиноду.
Сердце замирает.
А Моринума впервые поднимает на меня ошарашенный взгляд, а затем переводит его на Райёру.
— Зачем? — шепчет он.
— Так его легче переносить, — объясняет Райёру. — Он не будет сопротивляться. Да и это станет началом изучения феномена. Не бойтесь, доктор, — Король берёт подушку и протягивает её тому. — Через пару часов он снова воскреснет. Ведь это даже как-то не по-настоящему, когда знаешь, что вскоре он оживёт. Так что нечего бояться.
Подушка оказывается в руках доктора, и тот делает нервный шаг.
А я смотрю, смотрю в его лицо с надеждой, с мольбой. Ведь доктор предлагал помощь. Он обещал помогать. Он… Неужели сделает это? Неужели?..
Доктор делает второй шаг, третий, на четвёртом срывается и бежит ко мне.
Нет! Пожалуйста, нет!
Не надо!
Но пластырь держит руки и ноги, и подушка падает сверху удушливой темнотой.
========== 4 ==========
Снова замкнутая пустота. Снова капающая неизвестно откуда вода. Снова дрейфующее на ниточке сознание.
Я опять умер. И я вновь оживу.
А если не тянуть? Если не дёргать за нитку? Может, тогда я умру окончательно? Или навсегда зависну в этом состоянии?
Может, так и сделать?
Вернее, не делать ничего!
Не хочу туда возвращаться. Не хочу открывать глаза. Не хочу оказываться в той мерзкой реальности. В реальности, где доктор душит меня подушкой. В той самой реальности, где всем заправляет Король.
Не хочу!
Лучше останусь здесь. В этом пустынном ничто…
Но тонкая нить сама сокращается. То ли шарик спускается к воде, то ли, наоборот, вода поднимается. И как только они соприкасаются, меня выталкивает на поверхность.
Открываю глаза. Мир тут же обступает со всех сторон.
Просторная комната без окон. Одинокая лампочка на потолке. Бетонные стены, каменный пол. Шкаф, стул, в углу унитаз с умывальником, кровать подо мной, а на ноге — браслет с длинной цепью.
Меня действительно притащили в какой-то подвал и заперли, посадили на цепь, как собаку.
За что? За что мне это?! По какому праву один урод распоряжается жизнями остальных людей? И почему все ему подчиняются?
И главное: что теперь делать?
Сажусь, спускаю ноги на пол, обшариваю карманы. Сотового, разумеется, нет. Пробую цепь на прочность. Крупные, тяжёлые звенья кажутся ненадёжными, но не получается даже погнуть.
Бросаю их, измеряю шагами комнату. Цепь даёт сделать лишь пять шагов. Этого хватает, чтобы дойти до унитаза, но до шкафа и двери я не достаю.
Чёрт! Хочется выть. Хочется биться башкой о стену, но я не позволяю себе этого. Держу себя в руках. Держусь!
Нет. Король не увидит меня в отчаянии, я не доставлю ему такого удовольствия. Пусть он подавится своей властью, чёртова мразь!
Металлическая дверь с шумом отворяется, и входит он — Райёру Сэйкэн, самозваный король, сволочь, что заперла меня здесь. В его осанке и во всей позе сквозит превосходство, он смотрит на меня с жадным, хищным интересом, а на губах играет полуулыбка.
Стереть бы эту улыбку ударом в челюсть, но не могу даже подойти, цепи держат. Могу только свирепо сверлить его взглядом.
— И вот ты вновь воскрес, уже третий раз за сегодняшний вечер, — говорит Райёру, но подходить не спешит. — Поразительная способность. Откуда она в тебе? Ты таким родился? Ты уже умирал прежде? Что ты чувствуешь, когда умираешь? Расскажи мне об этом.
— С какой стати мне тебе что-то рассказывать? — сквозь зубы цежу я, глядя, как он усаживается на стул. — И ты вообще понимаешь, что совершаешь преступление, запирая меня? В конце концов обо мне забеспокоятся и начнут искать. И твоя липовая корона тебе не поможет.
— Ты думаешь? — приторно улыбается Райёру. — И кто же будет тебя искать? Местные преподаватели? Твой дражайший отец? Да в ближайшие месяцы он о тебе даже и не вспомнит. А когда настанут зимние каникулы, мы можем написать ему письмо о том, что ты погостишь у друзей. Вы же никогда не общались. Он ведь и отправил тебя сюда, чтобы ты был подальше от него.
Сжимаю кулаки. Он прав. Всё так и есть. Отец не будет волноваться, если я не позвоню. Всё верно.
— Ну а местные преподаватели и администрация… — продолжает Райёру. — На них моя «корона» действует безотказно. И далеко не только на них. Я с детства умел подчинять людей, всегда безошибочно находил их слабые места. Уже в школе я набрал себе верных людей в свиту и вместе с ними пришёл сюда учиться. Этот институт — мой полигон. Как только окончу его, пойду дальше в политику. И ярые последователи пойдут со мной. Я, знаешь ли, щедр к тем, кто мне верен. Так что тебе выгодно преклонить колени и встать под мои знамёна добровольно.
В политику… Он пойдёт в политику? Этот монстр станет управлять жизнями миллионов? Какой же тогда воцарится беспредел! Даже думать об этом тошно.
— Что-то я уже начинаю путаться, — произношу я. — То ты меня крысой лабораторной кличешь, то под знамёна зовёшь. Ты уж определись.
— А что мне мешает изучать своего необычного вассала и соратника? И разве тебе самому не интересно, что ты такое? Или ты уже всё про себя знаешь, Кисэки*? Мне же можно так тебя называть?
Дёргаюсь, как от удара. Прищуриваюсь. Упрямо смотрю, не отрывая взгляда от этой паскудной физиономии.
— Конечно же, нет, — наклеивая на себя улыбочку, говорю я.
— Жаль. А вот я бы хотел, чтобы ты называл меня по имени. Меня никто никогда не называл по имени. Даже собственные родители. Наверное, только мать. Но это я помню плохо, она рано умерла. А вот отец и мачеха обращались только по фамилии. Кстати, ты не находишь, что наши ситуации схожи?
О чём он? Какие ситуации? При чём тут родители? И какого чёрта он хочет, чтобы я называл его по имени? Что городит этот мерзкий манипулятор? Чего он добивается?
— У тебя, как и у меня, — меж тем спокойно продолжает Райёру, — отец вечно занят. Он никогда не занимался тобой и только давал деньги на расходы. У тебя, как и у меня, не было близких друзей. У тебя, как и у меня, умерла мать. Правда, мачеха ещё не появилась, но, думаю, скоро появится. От своей я избавился очень быстро. Мне тогда было одиннадцать, ей — двадцать пять. И она была единственной, кого я не смог обаять, на неё просто не действовало моё очарование и харизма. Прямо как на тебя. Но, в отличие от идеального тебя, она была с гнильцой, и шантажом я вынудил её заняться со мною сексом. А потом подкинул грязь про неё отцу, и он вышвырнул новоявленную жёнушку. Больше у меня мачехи не было.
Зачем он мне всё это рассказывает? К чему ведёт? Пытается разжалобить? Расположить к себе? Ну не смешно же!
— Между прочим, ты первый, кому я это рассказываю. Так что цени, Кисэки.
— Ты что, в друзья мне набиваешься? — изумляясь собственной догадке, спрашиваю я.
— А что, если так? — встаёт Райёру и делает ко мне шаг.
— Интересные у тебя, однако, понятия о дружбе. Убить, запереть, на цепь посадить. Какая замечательная «дружба».
— Цепи — это вынужденные меры. Ведь ты же собирался убежать. Я прав? Что ещё может сделать человек, чью якобы-смерть видели? Не раскрывать же свою аномальную способность, ведь так? А я не хочу, чтобы ты ушёл от меня. Вот ничего другого и не оставалось, как запереть тебя. Но если ты сейчас встанешь на колени и признаешь мою власть, я тут же сниму с тебя цепи и выпущу из карцера.
Встать, значит, на колени? Власть твою признать? А по морде не хочешь? Зря подошёл!
Замахиваюсь, и в ту же секунду в шею будто бы вонзается сотня игл, боль сводит мышцы, всё тело пробивают судороги. Я перестаю соображать. На пару мгновений пустота колодца заменяет реальность. Когда же она возвращается, обнаруживаю, что Райёру тащит меня к кровати. Тело не подчиняется. Вообще не слушается.
— Ты тяжёлый, — говорит он, укладывая меня на матрас.
Затем достаёт из кармана чёрную штуковину, напоминающую фонарик, и поясняет:
— Электрошокер. Прости, иначе бы ты начал сопротивляться.
— Что ты собираешься делать? — хрипло спрашиваю я, наблюдая, как он пристёгивает мои руки и ноги к кровати. — Ещё раз убьёшь?
— Нет, просто кое-что проверю.
Райёру отходит к шкафу, что-то там берёт и возвращается с баночкой, пластырем и небольшим узким лезвием.
Скальпель? Ну понятно, что он сейчас проверять будет.
Король молча закатывает мне рукав выше локтя, брызгает на предплечье антисептиком, на свои руки, обрабатывает скальпель и уверенно касается лезвием моей кожи.
Внутренне сжимаюсь, но боль от пореза почти неощутима. Может, я просто ещё не отошёл от шокера? Или уже начинаю привыкать к боли? Не знаю. Молча лежу, смотрю, как постепенно прекращается кровотечение.
— Она не зарастает.
В сосредоточенном голосе Райёру улавливаю нотки растерянности и даже обиды.
— И не зарастёт, — отстранённо отвечаю я.
— Значит, ты умеешь воскресать, но даже пустяковую рану залечить не можешь?
— Не могу.
— Ясно.
Райёру обрабатывает антисептиком порез, накладывает марлю и аккуратно заклеивает бактерицидным пластырем. Всё это он проделывает мягко и бережно. И это пугает больше холодной жестокости.
— Вот видишь, — говорит он. — Я могу быть заботливым.
От такого заявления передёргивает сильнее, чем от шокера.
— Только твоя «забота» сродни заботе лаборанта о подопытных крысах.
— Возможно, я не умею её проявлять, — тихо говорит Райёру. — Как не умею и дружить. Я всегда только подчинял. Но, быть может, ты научишь меня? Присоединишься ко мне и научишь? Что скажешь, Кисэки?
Его пальцы касаются моих, медленно гладят, сам Райёру как-то странно смотрит на меня. От этого взгляда начинает знобить.
Сказать одно слово: «Да» — и он тут же снимет цепь и выпустит отсюда. Одно слово: «Да» — и я снова смогу учиться, одногруппники перестанут шушукаться за спиной, и мне не придётся оглядываться по сторонам в поисках угрозы. Одно слово: «Да» — и я стану его приспешником, возможно самым ценным, возьму ситуацию в свои руки, мне откроется блестящее будущее с грандиозными перспективами, ведь Король ходит по головам, а я буду рядом.
Одно слово — и я стану мразью. Той самой мразью, против которой выступил. Выступил ненамеренно, спонтанно, действуя на эмоциях, защищая невинного.
Одно лишь слово…
— Нет, — чётко произношу я и смотрю в лицо Райёру.
Оно черствеет, мягкие до этого черты заостряются. И я понимаю: это злость. Самая настоящая злость. Не притворная, не наигранная, а настоящая эмоция. Его губы сжимаются в нить, а в глазах разгорается какое-то сумасшедшее пламя.
— Мне надоело уговаривать, — шипит Райёру, склоняясь надо мной. — В конце концов, ты связан и не можешь сопротивляться. Я просто возьму тебя!
Одним взмахом скальпеля он разрезает мою рубашку, распахивает её, касается ладонями обнажённой груди.
— Я возьму это бессмертное тело прямо сейчас!
Сердце вздрагивает и замирает. К горлу подкатывает ком. Липкий и противный. В такой же ком скручивается и желудок.
Нет. Только не это!
Я смотрю, как Райёру сдёргивает с меня штаны, как срывает бельё, и не могу вымолвить ни слова. Не могу даже вдохнуть. В голове только одна мысль.