И ещё одно не знал и не ведал Дмитрий Юрьевич — в ту же ночь по всей Москве на стенах, заборах и воротах появились намертво приклеенные листочки с короткой надписью:
«Куплю Шемяку. Дорого. Царь и Государь всея Руси Иоанн Васильевич.»
Бояре, получившие весть о грядущих милостях, собрались быстро. С недавних пор бывшего Великого Князя Василия Васильевича на Москве не любили, если не сказать больше, и к предполагаемому разделу его наследства опоздать не осмелились. Вот так вот замешкаешься, а деревенька-другая мимо рта проплывёт. А то и городок какой богатый. Разор хозяйству и сплошные убытки, разве возможно такое допустить?
— Делить будем, — обнадёжил бояр Шемяка. — Как самозваного кесаря поймаем, так и поделим. Собираем войско, бояре! На Клязьму идём.
— Сдурел, Дмитрий Юрьевич? — подал голос боярин Курлятьев, родовитостью не уступавший Великому Князю, потому смелый и едкий. — Литва у Можайска стоит, а мы воев уведём незнамо куда?
— С Казимиром вечный мир заключим на два года, тогда Можайск и вернём. Пока же смуту остановить нужно! Нет важнее дела!
— Так отдай престол Иоанну, и вся смута исчезнет.
— Кому?
— Кесарю нашему, что по старине править будет, — усмехнулся в седую бороду боярин и стукнул посохом в пол. — Нет моего согласия на войну с Иоанном Васильевичем.
— Да ты… — вскинулся было Шемяка, но тут же получил по голове тяжёлой резной палкой.
— Вяжи его, бояре! Государю подарок пошлём!
Глава 14
Андрей Михайлович напрасно надеялся, что жуткое похмелье поможет капитану Тихомирову наиболее полно вкусить все прелести средневековой жизни — переход между мирами не только излечивал болезни и возвращал молодость, но и нейтрализовал последствия отравления любыми ядами. Так что голова у капитана не болела, перед глазами ничего не двоилось, и чувствовал он себя просто замечательно. Правда, никак не мог вспомнить, почему вчера уснул в одежде, и от чего неимоверно чешется всё тело. Вот опять что-то больно укусило левую ногу…
Тихомиров громко выругался и открыл глаза. Потом снова из закрыл. Ещё раз открыл. Нет, ошкуренные жерди на потолке со свисающими с них стебельками какой-то травы никуда не пропали, как не пропало крохотное окошко, затянутое чем-то мутным и едва пропускающим свет. Вонючая засаленная овчина на жёсткой деревянной лавке тоже никуда не делась — лежит как лежала, и жутко пахнет.
— Чёрт побери, а где Михалыч? — участковый чётко помнил, что вчера вечером они с Андреем Михайловичем долго сидели за столом, дегустировали слабенькую вишнёвую наливку, и разговаривали о… да много о чём разговаривали. И вроде бы ещё коньяк был и тост за самую заветную мечту. — Какого хрена? Михалыч, ты где? Я куда попал, Михалыч?
Тишина была ответом, только шебуршились мыши в сене на полу, да беззвучно перебирал лапками прилипший к смоляному сучку на стене обыкновенный клоп, пахнущий французским коньяком польского производства. Господи, он здесь откуда взялся? И, мать их, опять блохи кусаются!
Тихомиров сел на покрытой овчиной лавке и огляделся. Какая-то полуземлянка с бревенчатыми стенами, проконопаченными мхом, по центру криво слепленная глиняная печки, не белёная и почему-то без трубы. Закопчённые горшки висят на вбитых в брёвна деревянных колышках. У входа, занавешенного всё той же вездесущей овчиной, в кадушке с водой плавает щербатый ковшик. Ещё две лавки, собранные из расколотых вдоль тонких брёвен. И всё, другой мебели не наблюдается.
Капитан осмотрел себе, и не сказать, что увиденное ему понравилось. Одежда, выданная Самариным после душа, не отличалась изысканностью — застиранные джинсы, на ладонь не доходящие до щиколоток, клетчатая рубашка с аккуратными заплатками на локтях, и толстый банный халат поверх всего. Носки отсутствуют, зато на полу около лавки нашлись розовые китайские сланцы, на вид совсем новые.
Где-то в глубине души зародилась паника, а в желудке громко заурчало. Остальные естественные надобности вдруг тоже во весь голос заявили о себе. Пришлось участковому собрать волю в кулак, надеть тапочки, и двинуться к выходу.
Поднявшись по трём ступенькам, Тихомиров вышел на улицу. Собственно, как таковой улицы не было, кривые и косые полуземлянки, покрытые камышом с глиной, в причудливом беспорядке теснились на небольшой лесной поляне. И самое главное, среди этих строений отсутствовал сортир. Пришлось бежать в заросли орешника, громко хлопая тапочками и матеря на ходу сбывшуюся мечту. Не так оно представлялось… Где верный конь и булатная сабля? Где добротные доспехи и парчовый кафтан с высоким воротником? Где красные сафьяновые сапоги и терем с резным крыльцом? Где, в конце-то концов, хоть какой-нибудь завалящий князь, обязательно награждающий за совершённые подвиги золотой шейной гривной и шубой со своего плеча?
Объятый горькими думами, Виталий пристроился под раскидистым кустом, одновременно отмахиваясь веточкой от полчищ крупных и голодных комаров. Из задумчивого состояния его вывел раздавшийся прямо над ухом женский голос:
— По здорову ли посерил, господине? Подать лопушок подтереться, али как?
Тихомиров резко подскочил, одновременно надевая штаны, и заорал на одетую в грязную мешковину бабу неопределённого возраста, смотревшую с сочувствием и умилением:
— Какого хрена подглядываешь, дура?
Баба на вопрос не ответила, отбросила за спину приготовленный лист лопуха, и поклонилась в пояс:
— Ясти идём, господине!
Как понял Виталик, его зовут на завтрак и признают важным человеком. Что же, это меняет дело… Если и правда осуществилась давняя мечта о попадании в средние века, то начальником здесь быть как-то проще.
— Веди, — милостиво разрешил капитан, пропуская бабу вперёд. — Только подожди чуток, я в порядок себя приведу.
Средневековье средневековьем, но нельзя оставить без внимания отброшенный в траву лопушок. С гигиены всё и начинается. Только где руки мыть?
Завтрак был накрыт в другой землянке, пропахшей дымом от недавно протопленной по-чёрному печки. И, честно сказать, экологически чистые яства Виталика разочаровали. Перед ним на стол поставили косопузый горшок с чем-то горячим, положили деревянную ложку со следами вчерашнего ужина, и отдельно, на полотенце из грубого домотканого холста, небольшую краюху ржаного хлеба, по виду напоминающую пластилин. Впрочем, как выяснилось чуть позже, по вкусу и запаху различий тоже не наблюдалось.
В горшке парила нарезанная крупными кусками репа. Обыкновенная такая репа без соли, специй и без малейших признаков хоть какого-нибудь жира. Разве что муки добавили для густоты и сытости.
— Это что за помои? — строго спросил капитан после снятия пробы. — Ты у свиней хлёбово отняла?
Баба не поняла вопроса и пожала печами в интернациональном жесте. Желудок тоже ничего не понял, и настоятельно потребовал забить его хоть чем-нибудь. Тяжело вздохнув, Тихомиров принялся за трапезу, с трудом преодолевая отвращение. Потом, немного подумав, повеселел. Ведь всем же известно, что в старину люди были ближе к природе, соответственно и питались более правильно. На завтрак, значит, полезные овощи, а на обед, вне всяких сомнений, мясо и рыба. Традиции, не хрен собачий!
За ногу опять кто-то больно укусил и Виталик, машинально хлопнув по голой щиколотке, поймал маленькую чёрную блоху. Отсутствующий аппетит пропал окончательно.
— Пойду я на свежий воздух, — объяснил он молчаливой бабе.
Та снова поклонилась и промолчала. Капитан на всякий случай сурово нахмурился и пошёл осматривать доставшееся ему селение — под лежачий камень вода не течёт, и сидя на печи в князья не выбьешься. Кстати, не начать ли улучшение жизни аборигенов с постройки нормальных кирпичных печей? С трубой, как и полагается приличной печке.
Селение пустовало. Было видно, что живут в нём люди, но куда-то временно запропастились. На охоту ушли, что ли? Только с десяток босоногих детишек обоего пола бегали как угорелые в драных длинных рубахах из домотканного полотна, да две бабы копошились по хозяйству, провожая Виталика низкими поклонами. На любые вопросы они отвечали неопределённым пожатием плеч, и упоминанием какого-то филина. Скорее всего, решил Тихомиров, попал он в дохристианские времена, а птица является тотемным животным племени и объектом поклонения.
Догадку о древности косвенно подтверждало почти полное отсутствие железных инструментов и кухонной утвари, вроде ухватов, котелков и сковородок. Видел один нож на всё селение, да и тот сточен до тонкой полоски. Вилы около крайней землянки стоят, но тоже деревянные. И ведь никого не спросишь какой нынче год от Рождества Христова!
Чуть позже из леса появились ещё несколько женщин, на этот раз с плетёными лыковыми коробами, полными лисичек и крупных червивых маслят. Виталик сделал в памяти пометку не есть грибные блюда, как бы аппетитно они не выглядели. Хоть насильно пихать будут, хоть под угрозой голодной смерти…
Тихомиров долго слонялся по деревне, не зная чем себя занять, и совсем было взвыл волком от безделья, но тут к обеду появились мужики под предводительством местного старосты, прячущего хитрую улыбку в густой сивой бороде. Вот он и оказался тем самым филином, только не птицей, а человеком по имени Филин. С ним удалось поговорить на более-менее понятном языке и многое выяснить. И главное, что понял Виталик — это не его прошлое, а какой-то параллельный мир, где на Руси правит кесарь Иван, но Москва почему-то захвачена князем Иудой Искариотом про прозвищу Окаянный. Сам кесарь сейчас в Нижнем Новгороде, где пирует с казанским императором и собирается отправиться на войну против турецкого султана.
— Деревня ваша как называется? — на всякий случай уточнил капитан.
— Любимовка, знамо дело, — староста самодовольно погладил бороду. — Вольные люди под рукой князя Беловодского.
В генеалогии русских князей Тихомиров не разбирался, поэтому спросил:
— Из Рюриковичей?
— Худородны Рюриковичи противу нашего князя!
Смелое и опасное заявление, за которое вполне можно лишиться головы. Впрочем, если сейчас на Руси правит другая династия, то нормально. Могли же в параллельном мире обойтись без призвания Рюрика?
— А чем вы тут занимаетесь?
— Так это… того самое… с бабами вот… мы тут вот так…
Виталий обратил внимание на непонятное смущение Филина — тот аж покраснел и заикаться начал, и поправил вопрос:
— С чего деревня живёт?
— А всяко живёт, — ответил староста. — Работаем много, лес ещё кормит, а ещё Шемяку с войском из Москвы ждём.
— Там же Окаянный какой-то?
— Вот его и ждём. Скоро на кесаря нашего войной пойдёт, а по дороге грабить станет.
— А вы?
— А мы грабить не будем.
Тихомиров поразился фатализму древних русичей — их грабить придут, а они сидят на заднице ровно, и ничего не предпринимают. Нет, не так он прошлое представлял. Был же Иван Сусанин, был Евпатий Коловрат… Русский народ обязательно должен собраться и поднять супостата на вилы, иначе и быть не может!
— Нужно дать отпор!
— Кому?
— Вашему Шемяке Окаянному.
— Он не наш, господине. У нас князь есть, и кесарь есть. Может и оборонят от беды.
— Нет, так нельзя, — капитан вдруг остро пожалел об оставленном в сейфе пистолете. — Нужно вооружаться!
— Чем?
— Откуда я знаю, чем вы тут воюете? Мечи с копьями отковать, или луки какие сделать.
— Так нету железа, господине. Дорого оно, а серебра-то у нас отродясь не водилось.
Ответ старосты поставил Виталика в тупик. Как это нет железа? Но из чего тогда делают в этом мире оружие?
— Вообще нет?
— Дык откудова взяться?
И тут капитан вспомнил виденный однажды в интернете ролик, где любители старины добывали железо из болотной или озёрной руды. А что, болот здесь полно, по речным берегам ещё можно поискать, вот и появится драгоценный металл. Для этого всего лишь нужна лопата и длинный щуп. Без кувалды с наковальней на первых порах можно обойтись — в том ролике раскалённый кусок руды клали на дубовый пенёк и колотили по нему деревянным молотом, вроде тоже дубовым.
— Филин, у тебя лопата есть?
— Есть.
— Тащи сюда.
Староста кивнул, но сам не пошёл, отправил за инструментом мальчишку. Тот отсутствовал пару минут, и принёс требуемое.
— Это что? — Виталий с недоумением рассматривал нечто похожее на весло от туристической байдарки. — Это лопата?
— Так есть, господине.
— Трындец…
Делать нечего, пришлось брать. Про железный пруток даже спрашивать не стал, решил найти прочный ореховый прут и остро заточить его. Для мягких болотных грунтов на первых порах сойдёт, а там, по мере добычи металла, можно и нормальный сделать. Вот сейчас только пообедать поплотнее, и вперёд, к победе светлого будущего над мрачным настоящим.
Вопреки ожиданиям, обед мало отличался от завтрака, во всяком случае по вкусовым качествам. Такое же месиво без соли, жира и мяса, только вместо репы неизвестные разваренные зёрна. Лошади бы одобрили.
Виталик конём себя не считал, и как бы невзначай заметил:
— Сала бы сюда добавить. И мяса.
— Оно бы да, — тяжёлый вздох стал ответом.
— Вы тут вообще мясо не едите?
— По праздникам едим, — сообщил Филин. — На Рождество и Пасху.
Ага, значит, они всё-таки христиане. Пожалуй, даже фанатики, раз постятся чуть ли не весь год. Ведь Рождество зимой, а Пасха вообще по весне…
— А рыбу?
— Как же без рыбы? — удивился Филин. — Рыбу солёную едим. Только на рыбу у нас денег нет.
— Можно поймать и свежую отварить.
— Можно, — согласился староста. — Как сети купим, так и ловить станем. Но денег нет.
— Раки тоже вкусные, почему раков не ловите? — не сдавался Виталик, никогда не одобрявший вегетарианство.
— Рак — суть сверчок водяной. Сверчками от Господа питание человекам не положено.
— Бля-я-я… — прокомментировал Тихомиров, бросил ложку, забрал лопату, и голодный отправился в лес поискать подходящее место для добычи железной руды.
И он не видел, как староста внимательно проводил его взглядом, и вытащил из рогожного мешка полиэтиленовый пакет с солью, большой кусок копчёного сала в вакуумной упаковке, и шесть банок свиной тушёнки:
— Очи всех уповаю на Тебя, Господи, и Ты даешь им пищу их в свое время; открываешь руку Твою и насыщаешь все живущее по благоволению.
У Виталика ещё со школы имелся большой опыт туристических походов, поэтому он не боялся заблудиться в незнакомом лесу. Тут и козе понятно — если в полдень посмотреть на солнце, то Клязьма будет слева. Река хоть и не видна за деревьями, но оттуда веет прохладой, да изредка доносятся гнусные вопли чаек. Так что нужно пойти направо, и поискать правильное место в болотистой пойме.
Одно плохо, тот ролик начинался сразу с выкапывания здоровенного куска руды, а сам процесс поисков в фильм не вошёл. Но, как думается, ничего особо мудрёного тут нет. Комары вот только донимают, будто их сто лет не кормили. А местные жители почему-то от них не страдают, это Виталий ещё в деревне заметил.
Проклиная назойливых насекомых, капитан облюбовал ветку орешника высотой метра два с половиной, и толщиной в большой палец. Древесина у дикой лещины прочная, и если хорошо заточить, то будет работать не хуже стального щупа. Он осторожно, чтобы не проткнуть подошвы тапочек о сухой валежник, подошёл, и… И задумчиво почесал затылок. Ни ножа, ни топора в наличии не имелось.
— Да что же за фигня такая? — пробормотал Виталик сквозь зубы, и решил обойтись одной лопатой.
Говорили же в ролике — болотные руды в средней полосе настолько распространены, что их искать специально не обязательно, просто копай в любом месте, и сразу наткнёшься. Вон та сырая ложбинка с чавкающей под ногами водой подойдёт? Почему бы нет… Главное — начать, а дальше оно само пойдёт! Не зря же говорят, что начало, это половина дела.
Однако через какое-то время пришло разочарование. Тяжело сохранить трудовой энтузиазм, если уже два часа копаешься по колено в жидкой грязи, а чёртова руда категорически отказывается добываться. Ещё тапочку с правой ноги чуть не потерял. Местным жителям хорошо, у них кожаные лапти с портянками и завязками, такие не слетят. И клещей ещё два раза снимал… Невезуха, как есть сплошная невезуха.
Но всё же Тихомиров пересилил себя, и заставил копать, в надежде, что усилия увенчаются успехом. Даже пригрозил лопатой кривым болотным ёлкам: