Я обошла спорщиков и встала, опершись на стол. В конце концов, этот специалист прибыл на лодку по мою душу, и я так просто не позволю красть его внимание каким-то техникам, которых я даже по именам не знаю.
Ноль эмоций. Специалист сухо кивнул мне, продолжив свой рассказ:
— Факты таковы. Курск не утонул. Курск взорвался. Утонул он только потом. Взрыв «толстой», экспериментальной торпеды разрушил прочные межотсечные переборки носового блока вплоть до 4–го отсека. Оставшиеся перегородки потеряли герметичность, вызвав заполнение лодки водой и быструю потерю глубины. Фактически это было неконтролируемое падение на грунт. Лёгкий корпус АПЛ деформировался от удара, носовая часть прочного корпуса раскололась как орех.
Через систему вентиляции, дифферентовочную систему, систему гидравлики, через трещины в переборках, повреждённые дейдвудные и переборочные сальники в кормовые отсеки проникла морская вода, которая просачивается через бесчисленные искореженные трубопроводы систем. Вода при этом издаёт разнообразные кавитационные шумы. Это слышат на всех кораблях в округе и прекрасно понимают что случилось. Понимают – что высокое давление гарантированно убьет моряков не позднее 12 часов после взрыва.
Степень насыщения газом крови прямо зависит от окружающего давления. Непонятно? При парциальном давлении свыше 2,8 атм кислород вызывает кислородное отравление. И этого – никак не избежать. Из этого следует, что если моряки не сумели покинуть лодку в течении часа - значит они мертвы. Даже если после взрыва стучали по переборкам. Это не цинизм. Это физика. Человек, после часа при давлении в 9 атмосфер обречен. Никто не может его спасти. Ни импортные спасатели, ни Путин, ни даже сама Кондолиза Райс. Принципиально. Никто. Никак.
— Но, я слышал что с затонувшей подлодки можно спастись. Прецеденты бывали — возразил один из техников. А что, подумала я, хорошая тема для беседы на подводной лодке. Только этой фобии мне не хватало, для полноты комплекта.
— Случаи спасения бывали. Просто те случаи – с Курском не один в один. Либо лодки ложились на грунт неглубоко, либо не теряли герметичность. В случае с лежащим на глубине в 100 метров Курском получается вилка - человека с этой глубины поднимают не менее 12 часов. За это время - его убивает кислород уже поступивший в ткани. Если его поднять быстрее - чтоб не было отравления кислородом - его убьет азот, тоже попавший в кровь и органы. Так что как верти - исход один. Медленная и мучительная смерть при попытке подъема, или смерть в лодке.
— Как не крути – кругом 22, — со вздохом согласился один из техников.
— 22 по Хеллеру? — с надеждой в голосе спросила я. Эту шутку я уже слышала от команды поддержки.
— 22 по Лему, — со вздохом ответил техник. Но второй техник был настроен не так пессимистично:
— Глупости. Если бы Путин принял помощь от иностранных специалистов...
— Не верите мне? Прислушайтесь к мнению специалиста, — парировал, с невысокой усмешкой новичок, — «При выходе на поверхность не выдержим компрессию». Это сказал инженер группы БЧ-5 капитан-лейтенант Сергей Садиленко. Точнее написал. Через пару часов после аварии. Находясь в девятом отсеке подводной лодки Курск. Понимая, что он умирает. Его мнение для Вас весомо?
Самое отвратительное в этой ситуации то, что предложения от зарубежных государств, по спасению моряков поступили тогда - когда специалисты была абсолютно уверены в гибели моряков.
Почему я в этом уверен? Потому что у меня все ходы записаны. Сразу после взрыва по каналам ТАСС прошло сообщение от береговых служб северной части Европы. Их сейсмографы зафиксировали толчок от взрыва. По этим данным специалист без проблем определит силу и место взрыва.
Дальше нужно поднять карту. Оценить глубины. Всё остальное предельно очевидно – всем, кто в теме, понятны последствия от взрыва такой силы и на такой глубине. Очевидно, что помощь нужна только в подъеме трупов. И тем не менее, политики начали ломать комедию, предлагая спасть заведомо мертвых подводников.
— А говорят, что Курск затонул, столкнувшись с иностранной подлодкой.
— А какая разница? — вмешалась в разговор незаметно подошедшая Посредник. — Трагедия Курска не в том, что утонула лодка и погибли моряки. Никто не застрахован от неизбежных случайностей в море. Трагедия в том, что населению огромной страны скормили ложь, что подводников можно спасти.
Большую глупость сложно вообразить.
В подобное состояние часто впадают безутешные матери, потеряв детей. Началось это с леди Куинсберри, которая вообразила что её погибший в горах скалолаз-сын спасся и сейчас, искалеченный, живет в расщелины горы, питаясь мясом горных коз. Окружающие герцогиню прихлебатели не одернули старую кошелку, дав возможность психозу окрепнуть. Она организовывала экспедиции, писала письма, требую спасти давно мертвого сына. Выступила центром кристаллизации, заразив своим безумием десятки последователей. На моей памяти от таких психозов страдали родственники погибших в Кармадонском ущелье и в Бесланской трагедии.
Но хватит о грустном.
Я хочу представить Вам члена нашей команды, — с этими словами Посредник театрально воздела руки, — Подводника. Среди прочих талантов, наш коллега является ведущим специалистом по выживанию на подводных лодках – ведь он, еще будучи мичманом, выжил при гибели подводной лодки Комсомолец, всплыв с глубины в всплывающей спасательной камере - «Титановом убийце» - чудовищном порождении советского инженерного гения. Аплодисменты, пожалуйста.
— Это чертовски близко к деанону, — буркнул себе под нос один из техников.
— Мне без разницы, — ответил, нехорошо скалясь, Подводник. — У всех морей один берег.
Эта невинная фраза словно поставила жирную точку в дискуссии – техники мигом забрали свои кружки и со словами «предупреждать надо» пересели за свой стол.
— ??? — Спросила я у Посредника, выразительно показав глазами сначала на моряка, а потом на техников.
— Подводник, — член берегового братства моряков Юго-Восточной Азии, — полушепотом пояснила Посредник. Это что-то типа якудза, только на море.
— Ну, вечно ты всё преувеличиваешь, — сказал Подводник, пересаживаясь за наш стол. — Береговое Братство не более чем профсоюз живущих морем людей.
— Конечно, конечно, как скажите, — послушно закивала головой Посредник, и сложив из пальцев отвращающий нечисть знак тоже пересела за другой столик. Сделала она это нарочно, к гадалке не ходи.
— Вот так всегда, — со вздохом сказал Подводник. — Стоит мне сказать, что я из Братства, как все разбегаются как тараканы.
— Неправда ваша, — сказала я, — Я вот например, никуда не разбегаюсь.
— Очень приятно, Дарья, что ты у нас такая храбрая, — расцвел Подводник. И тут же воспользовался моей доверчивостью, вывалив на меня кучу технических подробностей о доставленных им на лодку глубоководных скафандрах компании Nuytco Research Ltd. Я их, извините, пересказывать не буду – в рекламные агенты я этой фирме не записывалась. Так что можете сами погуглить. Расскажу лучше личные впечатления.
Доставленные ночью на лодку скафандры находились в док-камере DDS – или, говоря языком старинных фантастических романов, в шлюзовом отсеке. Обычные подводные лодки не приспособлены для выхода из них в глубины моря – и наша старушка U-234 не являлась исключением.
Так что шлюзы, через которые посетители могли попасть на нашу лодку, были достроены уже при проведенной командой ОО капитальной реконструкции лодки. Было их два – побольше и поменьше. В большом сейчас находилась наша крохотная мини субмарина «Левиафан», а меньший предназначался для пловцов и именно в меньшем я сейчас и находилась.
Выглядел этот отсек как металлическая труба сечением с фюзеляж самолета, с ржавыми и вечно влажными из за перепала температур стенками. На рифленом металлическом полу, в ярком свете светодиодных ламп возвышались два сверкающих стальных рыцарских доспеха – доставленные командой Подводника скафандры Экзосьют.
Больше всего эти глубоководные скафандры напомнили мне японских боевых человекоподобных роботов. Уменьшенных, естественно, до размеров человека. Я не какая-нибудь наивняшка, я девушка в скафандрах прошаренная. И сразу обратила внимание, насколько мало степеней движения оставили создали экзосьюта для носящего их скафандр водолаза.
По сути, это даже был не скафандр, а подводная лодка в форме человека. То, что у этой «лодки» были ручки и ножки – не должно Вас обманывать. Ни ходить, ни стоять, в этой толстенной фигурной броне было решительно невозможно. А работать руками?
Даже у защищенного по максимуму лунного Z5 были перчатки с раздельными пальцами. Кисти экзосьюта заканчивались круглыми шарами кулаков, прямо как у дуболома из сказки Волкова. Ах, да – шары были увенчаны пассатижами. Ими я могла управлять, сжимая и разжимая рукоятки внутри кулаков.
В теории. На практике я бы даже согнуть руки не смогла. Будьте уверены.
Подводник же разливался соловьём, расписывая какие это чудесные скафандры, как они изменили глубоководные исследования, насколько это революционный шаг и прочее, прочее, прочее. Я молча кивала – так как была научена горьким опытом и знала, что лучше не вываливать сразу своё дилетантское мнение, а малость подождать. Уж слишком часто первое моё впечатление оказывалось в корне ошибочным.
Так, в общем-то и оказалось. Потом я выгуглила фоточки глубоководных скафандров, используемых до появления экзосьюта и ужаснулась. Как бы ни был неповоротлив и неудобен экзосьют, эти скафандры, в форме бочек на ножках, были неповоротливей в разы. Я бы ни за какие коврижки не залезла бы в это подобие пыточной железной девы.
Впрочем, я и в экзосьют не особо стремилась. Но пришлось. По замыслу команды поддержки, тренировка в реальных условиях – была необходима, чтоб я научилась соотносить собственную массу и инерцию. А так же, скорее всего, еще чтоб посмотреть на мою психическую устойчивость в хрупком, как ореховая скорлупка, тесном скафандре в смертельно опасной внешней среде.
Я надела вязанный комбинезон (под которым прятался памперс для взрослых XXLной ёмкости – мой рассказ могут слушать дети, а им всегда интересно, как в скафандре писают, не так ли, маленькие извращенцы?), теплые носки и перчатки – температура на глубине сотни метров по утверждениям подводника, была стабильно низкой. Влезла в стоящие на платформе стальные ноги скафандра. И воздела руки вверх, чтоб техники, кряхтя и покрякивая, опустили на меня верхнюю часть скафандра со шлемом.
Изнутри скафандр пах водолазом. Табаком, одеколоном и мужским потом. У меня аж слезы ностальгии чуть на глаза не навернулись – так домом повеяло. Но я сдержалась.
Оказавшись внутри, я с удовлетворением ознакомилась с интерфейсом управления ОС скафандра – внутри шлема располагался крохотный, на несколько строк символов экранчик, на который выводилось основные параметры – глубина, запас воздуха для дыхания и заряд батарей. Сейчас, в только что перезаряженном скафандре все показатели были на максимуме.
Потом я пробежалась по вспомогательными меню - джойстик управления находился в перчатке, так что проблем с управлением не было и нашла встроенный аудиоплеер. Треки, заботливо подобранные предыдущим оператором скафандра, были, увы, не айс. Но и не владимирский централ, слава богу.
Так что, пока отсек медленно заполнялся водой, я слушала подборку российского рока девяностых.
В скафандре было комфортно. Болезненного перепада давления, которым сопровождались мои прошлые погружения в тренировочном бассейне не было. Я только чувствовала нарастающую, по мере поступления воды, легкость. Тяжелый и неуклюжий скафандр постепенно становился просто неуклюжим. Очень скоро я заметила что могу ходить, переставляя неуклюжие тумбы ног.
Стоящий около меня во втором скафандре Подводник обратился ко мне через переговорное устройство скафандра. Из инструктажа я помнила, что связь ведется на низких частотах и на небольших расстояниях – вода плохо пропускает радиоволны.
— Даша, Даша, проверка связи, ответь, — раздалось у меня в шлеме. При этом его шлем осветился изнутри светодиодами, так что можно было рассмотреть выражение его лица.
— На борту все в полном порядке — ответила я в микрофон. Во время произнесения слов диоды вспыхнули уже в моем шлеме, ослепив оторопевшую меня. — Это еще что за светомузыка, — спросила я чуть тише и предусмотрительно зажмурившись. — Мне-то зачем в глаза светить?
— Людям приятно общаться, когда они видят эмоции собеседника. В скафандре обычно не видно лица, так что в режиме разговора скафандр подсвечивает лицо говорящего.
— Это же пиздец как неудобно, — подвела итог я. — Так мне не видно, что вокруг делается!
— Ну, не два горошка на ложку. Ты или по сторонам смотри, или на собеседника. Если не нравится, можешь эту опцию отключить. Меню àПараметры àГолливудская подсветка àОFF. Но я бы не советовал, — добавил Подводник чуть позднее. Это мне поможет распознать твой приступ паники.
— Я обещаю, — елейным голосом парировала я, — ежели, паче чаяния, у меня случится приступ паники, Вы распознаете его безошибочно и сразу.
— Этого-то я и боялся, — буркнул Подводник и замолчал.
Молчала и я. Так меня захватил окружающий мир, открывшийся мне из широко распахнутой горловины шлюза. Наша лодка лежала хорошо просматриваемом в чистой воде песчаном пляже – вершине подводной горы Амперв Северной Атлантике, лежащей на юг от Азорских островов.
Подводной гора называется потому, что поднявшись с глубины более трех километров, она лишь чуть-чуть не дотягивает до поверхности моря, так что её плоская вершина находится на глубине в 70 метров. И она там не одна такая – неподалеку находится большая группа других подводных гор, образующих архипелаг «Подкова».
Идеальное место, для тихой, тайной стоянки.
Я не знаю, какой был день на поверхности - солнечным или хмурым, но здесь, на глубине 80 метров, льющийся с небес свет был не в силах разогнать полумрак. Мы словно оказались в огромном, кафедральном соборе – с сияющими всеми оттенками синего и голубого витражами небес и темными массивами невидимых в темноте стен. Док-камеры нашей лодки находились довольно высоко - спереди и сзади рубки, так что дно, видимое через открывшийся люк, казалось пугающе далеким. Как с балкона пятого этажа.
Не то, чтобы я боялась упасть – не боялась же я высоты, когда, я сноркличаяв Египте, также парила над полями водорослей. Но что-то во мне заставляло пятиться в сторону от открытого люка, цепляясь крюком руки за леер.
И тут, мимо меня, в вихре пузырьков, сияя лампами и жужжа как самое доброжелательное приведение с моторчиком, лихо пронесся Подводник.
Пронесся и замер, в нескольких метрах передо мной, свободно вися в толще вод. Его полет казался таким же свободным, как полет супермена. Конечно, умом я понимала, что эта легкость – не более чем иллюзия. Вода хорошо передает звуки, и я хорошо слышала жужжание поддерживающих скафандр на плаву двигателей.
— Дарья, джойстик управления у тебя в правой перчатке. Сожми и медленно…
Последние слова Подводник кричал уже в мою спину. Потому что я резкая. Могли бы и привыкнуть. Получив разрешение сжать джойстик я сжала его и со всей дури повернула вперед. Как рычаг переключения скоростей.
Последствия – как и у всех моих импульсивных действий не замедлили сказаться. Взвывшие моторы толкнули меня вперед и я вылетела из шлюза как пробка из бутылки шампанского. В вихрях струй и пузырьков. Висящий в толще вод Подводник еле успел отлететь в сторону.
— Ты что творишь, Дарья? — Раздался в шлеме его возмущенный голос. — Медленно надо, аккуратнее.
— Ага, — с сарказмом сказала я. — Аккуратность — моё второе имя.
Но напор на джойстик поубавила. Предоставленный сам себе скафандр парил в толще воды, обеспечивая нулевую плавучесть работой турбин.
Я начала аккуратно заниматься тем, с чего должна была, по уму, начать. Короткими импульсами в полсилы разворачивала скафандр, вращаясь в трех осях. Получалось в целом неплохо – недельные тренировки на тренажере заметно повысили мой скилл освоения новой техники.