Его действия послужили сигналом, и вскоре всех сестер растащили по кустам. Хольт, занятый погрузкой ценностей на телеги, досадливо плюнул и в который раз пожалел, что здесь нет Рут.
Смерть сидела в отдалении на стволе поваленного дерева, очень прямо держа спину и сложив руки на коленях. На нее поглядывали, но не подходили, и на то были причины. Она впервые видела свет, и болезненно щурилась непривыкшими глазами, гладила теплый шершавый ствол дерева, подставляла ладони под солнечные лучи. Мир вдруг вспыхнул для нее, перевернулся и заиграл яркими красками. Смерть уже знала, что эти, непохожие на нее и сестер, называются мужчинами, что у них совсем другие голоса, что они гораздо сильнее ее, самой сильной из сестер. Она смотрела на них и не понимала, что они делают, зачем спешат куда-то. Жизнь во тьме текла не торопясь, день сменял день, но для Смерти ничего этого не существовало, она просто сидела в темноте на камнях, а потом ее позвали, чтобы убить.
— Тепло. — Сказала Смерть и засмеялась, потом тут же осеклась.
Она не знала ничего, как камень, всю жизнь пролежавший в земле. А теперь все было иначе, и голова болела от того, что она не могла в нее все вместить. Сестра мужчин села рядом с ней, осторожная, готовая в любую секунду сорваться с места и убежать.
— Как тебя зовут? — Спросила она.
Смерть не ответила, она не знали ни своего имени, ни того, что надо отвечать, если спрашивают.
— Меня зовут Омра. — Сказала дикарка.
«Омра» — повторила про себя Смерть и подумала, что все остальное тоже как-нибудь должно называться.
— Не разговаривай с ней! — Крикнула высокая изможденная старуха, самая старшая сестра, не убитая по приказу Хольта. — Это Смерть! Погубительница всего живого.
Смерть равнодушно посмотрела на ту, которую когда-то считала всемогущей, и отвернулась. Все, что она видела сейчас, было жизнью, и Смерть не понимала, как это может вдруг исчезнуть, если она не умрет.
Омра даже не посмотрела в сторону старухи, перед которой трепетали все сестры.
— Ты умеешь разговаривать? — Спросила она. — Ты вообще меня понимаешь?
Смерть нерешительно кивнула, она умела разговаривать, научилась, слушая сестер. Но ни одна из них не обращалась к ней так бесцеремонно.
— Тогда скажи что-нибудь. — Потребовала варварка.
— Омра. — Сказала Смерть.
Подошел вождь мужчин и встал, слушая их разговор.
— Она совсем дикая. — С удивлением сказала ему Омра. — Она ничего не знает.
— Они растили ее в клетке в постоянной темноте. — Недовольно объяснил Хольт. — Она никогда не видела света, мужчин… вообще ничего.
У сестры мужчин расширились глаза, Смерть не знала, что это выражение значит жалось и ужас. Смерть подняла камешек, нагретый солнцем и землей, он был совсем не похож на те, что окружали ее в обители.
— Камень. — Сказала Смерть. — Ночь. Темно. Холод. Жертва. Огонь.
— Это никуда не годится. — Нахмурился бородатый Сиг. — Что с ней делать. Может, убьем?
Смерть мигом вскочила, пригибаясь и оскаливаясь, Хольт захохотал.
— Держи. — Он протянул Смерти свой меч.
— Что ты… — Начал Сиг.
— Посмотрим. — Таинственно ответил Хольт.
Смерть подняла тяжелое железо, подошла к старшей сестре, глядящей презрительно и гордо, и вонзила меч в ее тело. Старуха упала, даже в смерти сохраняя надменный вид. Смерть присела рядом с ней и дотронулась до раны, из которой толчками выходила кровь. Она была красной и пахла железом.
— Это наша девушка. — Вдруг сказала Омра. — Смотрите, как она держит меч. Она из варваров. Только глаза…
— С демонской кровью. — Пожал плечами Хольт, красные глаза Смерти не так смущали его, как все остальное. — В роду Норготов встречаются такие волосы.
— А кожа как у Взлотов с Холодных гор. И рост.
— Кожа разная бывает. — Не согласился Хольт. — А рост… демонская кровь.
Смерть слушала их, наклонив голову и сжав пальцами виски. Норготы, Взлоты, это было ей знакомо, как отзвуки давней колыбельной. И было еще что-то, что-то важное, что она забыла и не знала, что должна помнить.
— Кесса. — Сказала она. — Кесса, Кесса! Даг Кроатон.
Варвары неожиданно замолчали, Омра непонимающе переводила взгляд с Сига на Хольта.
— Кесса. — Сказал, наконец, Сиг. — Вот оно что.
— Больше не Кесса. — Ответил Хольт. — Омра, приведи кого-нибудь из рода Кроатон. Мы нашли их наследницу.
Неизвестно, на что рассчитывал Хольт, затягивая с возвращением, но ему ужасно хотелось увидеть Рут Тринидад, встречающую его возле ворот с привычно недовольным выражением злого лица. Однако Рут не было, и Хольт заглянул к леди Марджери с вестью о том, что сокровищница замка значительно пополнилась. Леди, до этого имевшая вид умирающей, мигом вскочила и побежала смотреть на добычу. Хольт тихо фыркнул и подумал, что алчность варваров не идет ни в какое сравнение с алчностью лордов.
Сам Хольт спал в бывшей комнате лорда Кастервиля, той, которую до него занимала Тринидад. Тори теперь прислуживала ему, и Хольт, в отличие от Рут, не прогонял смышленую девицу из постели. Она трепетала перед ним, но Хольт почти не появлялся в замке, предпочитая проводить время с воинами на дворе. Иногда Тори глядела в окно, как он обучает молодых воинов драться или сам сходится в схватке с кем-то из своих варваров. Победить его не мог никто. Никто, кроме Рут Тринидад. Так говорили, но Рут здесь больше не было.
— Говорят, ты привез в замок Смерть. — Пугливо шепнула Тори, прижимаясь к советнику.
— Привез. — Лениво ответил он. — Хочешь посмотреть? Она сейчас в стане Кроатон.
Тори поежилась, ей стало холодно под теплым одеялом.
— Говорят, что если печальные сестры не убьют Смерть, все живое вскоре обратится в пепел.
Хольт больно сжал ее плечо, заставив Тори вскрикнуть.
— Железный бог побеждал и смерть. Лекари побеждают смерть каждый день.
«Смерти нет» — рассказывал юный Хольт маленькой Рут Тринидад, греясь ночью у костра, сложенного ловкими руками варварки. Сам он так еще не умел, и нескоро научится, и по сравнению с этим его умение читать и писать никуда не годилось. «Смерти нет». — Презрительно повторяла дикарская девчонка, дергая грязным расцарапанным носом, как всегда, понимая его слова по-своему. — «Конечно нет. Есть только жизнь, костер, ты, я и ушан, которого мы сейчас съедим. Поглядишь, как я его разделываю, неженка? Жаль, в темноте не видно будет, как ты позеленеешь».
Смерть звали Кессой. Теплые люди с грубыми руками, похожими на ствол поваленного дерева, не боялись ее, не разговаривали с ней шепотом, они дотрагивались до нее, подарили ей одежду и говорили, что она такая же, как они, что она потерлась, а теперь нашлась. Кесса была наследницей рода, а теперь была просто никем, потому что у рода появился новый наследник, и время далеко успело утечь без нее. Дикари не признавали первородства, первое место в клане занимал достойный. Ей нравилось быть никем. И еще нравилось то, что теперь ее окружало. Омра учила ее новым словам, и они теперь не были пустым звуком.
— Лошадь. — Говорила она, гладя ладонями теплую ласковую морду.
— Трава. — И зеленый сок пачкал ее пальцы.
— Земля. — Жирная и черная земля лордов Кастервилей, плодородная и благодатная.
Однажды пришел Хольт и долго смотрел, как они с Омрой кружат по двору, размахивая тяжелыми палками, заменяющими мечи.
— Сильная. — Заметил Мот Кроатон. — Но необъезженная.
Мот все и всех сравнивал с лошадьми.
— Объездим. — Хольт пожал плечами. — Теперь торопиться некуда.
— Поздно. — Мот сплюнул сквозь зубы. — Дерево гнут, пока молодое. Потом только ломать. Толку из нее не выйдет.
Хольт сжал зубы, вспомнив, как то же самое о нем говорил отец Дону Тринидаду. И что было бы, если бы не Рут, забравшая его себе.
— Кесса! — Резко позвал он. — Сюда.
— Подойди. — Зашипела Омра на замешкавшуюся Смерть. — Если Хольт зовет, надо идти!
— Хольт. — Повторила Смерть. — Идти.
Хольт еще раз осмотрел ее с головы до ног. Высокая, выше всех варварских женщин, бледная кожа, никогда не знавшая солнца, теперь покраснела, темно-красные волосы забраны в высокий хвост, как у вождей.
— Она сказала, волосы мешают. — Виновато объяснила Омра. — И не захотела распускать.
— Оставь. — Отмахнулся Хольт.
Дикари очень большое значение придавали знакам отличия, но сам Хольт ненавидел их до глубины души и волосы резал коротко. В конечном итоге, не знаки решали, а тот, кто должен их носить.
«Ты можешь делать, что хочешь». — Наставляла Рут. — «Никто не может заставить тебя».
«Они могут меня избить».
Дикарка трет разодранную щеку.
«Не позволяй им».
«Я не могу».
«Надо просто научиться».
Кесса качалась впереди него в седле и Хольт гадал, о чем она думает. Смерть щурила красны глаза, ей, никогда не видевшей солнца, было больно смотреть. Она даже не замечала его, как будто лист, оторвавшийся от ветки и кружащийся вниз, был важнее, чем все, что он мог с ней сделать, если бы захотел. Он ссадил ее с лошади возле небольшой реки с зеркально-чистой водой.
— Ты видела себя? — Спросил Хольт.
— Себя?
— Свое лицо. Ты знаешь, кто ты?
— Я… кто я?
— Ты боишься темноты?
— Нет. Потом будет день. Ведь будет?
— Будет.
Смерть склонила голову набок.
— Будет?
— Будет. — Повторил Хольт и подвел ее к воде. — Смотри. Это ты.
Кесса вытянула руку и тут же отдернула, пробив свое отражение.
— Много воды. — Сказала она, разглядывая капли. — Как много. Можно пить. Всем. Кто хочет. Я никогда… не видела… столько всего. Это жизнь. Я не хочу быть Смертью. Я не хочу губить жизнь.
— Смерти нет. — Сказал Хольт. — Ты-то меня понимаешь? Ты просто человек, и всему этому нет до тебя дела. Ты можешь быть, кем хочешь. Потому что есть только ты, а потом тебя не будет, и всем все равно.
Смерть посмотрела на него, наклонив голову, потом отвернулась, развязала шнурки на одежде и вошла в реку.
— Железный бог! — Выдохнул Хольт.
Глава 8. Гворт
Гворт оказался выносливым. Человек от подобных ран давно бы скончался, но демон продолжал упорно жить. Рут вытащила из него зазубренные наконечники, прочистила раны, по крайней мере теперь она знала, что делать. Гниль пошла внутрь, и Тринидад сомневалась, что стрелолистная кровянка тут поможет, заражение крови было необратимым. Однако демона как будто не касались законы природы, плохое мясо просто отвалилось кусками, а взамен нарастало новое. Жар мучил его, демон глухо стонал, иногда просто кричал в голос, добавляя замку новых слухов. Но живот у него был мягкий, он не умирал, а в один прекрасный день повернул на поправку так резко, будто сама Троеликая осенила его ложе длинным рукавом ведьминского платья.
Изрядно намучившаяся Рут вздохнула с облегчением и принялась гадать, не соблаговолит ли демон в конечном итоге принять свой прежний вид. В замке она задержалась больше, чем рассчитывала, и деньги уже подходили к концу, а ведь впереди ждал долгий путь к земле Кастервилей.
Иногда гворт открывал мутно-зеленые глаза, окидывал варварку ничего не понимающим взором и вновь погружался в мутную пучину забытья. Рут не было рядом, когда эти глаза обрели ясность.
Демон долго рассматривал потолочные балки, матерчатый полог, защищающий от дождя, плавающую в воздухе пыль, гладил ткань грубого, но теплого одеяла. Хотелось пить, внутренности наконец-то не скручивало от тухлятины, а боль, казалось навечно ставшая частью существа, притупилась, и была не прежней, острой и убивающей, а новой болью заживающей и жалующейся плоти, укрощенной чье-то беспощадной волей, такой же сильной, как любовь и смерть.
Воздух вокруг был наполнен гудением, он выл и свистел на разные голоса, будто сотня разгневанных убиенцев. Раньше гворту казалось, что этот шум существует только в его голове. Чуткий слух зверя различил шуршание камней, ноздри щекотнул запах конского пота и человека. Сухая деревянная дверь бесшумно повернулась на смазанных петлях, впуская белокожую женщину. Гворт, даже теперь не утративший способности удивляться, приподнял угольно-черные брови, узнав варварку, невесть откуда взявшуюся в этом краю пастухов и крестьян. Она взглянула на него, и демон прикрыл глаза.
Варварка прошлась по хижине, чуткие деревянные половицы не скрипели под шагами легкого гибкого тела. Потом запахло съестным, рядом опустилась тяжесть. Демон открыл глаза, варварка сидела рядом, держа на коленях грубую глиняную миску. Она помогла ему приподняться и вложила в слабые пальцы ложку. Куриная похлебка, сдобренная травами, приятно полилась в желудок, гвот уронил ложку, ожидая приступа боли, но его не последовало. Дикарка терпеливо подняла ложку, обтерла краем одежды и снова подала ему. Гворт ел медленно, отвыкшие пальцы не слушались, и украдкой разглядывал женщину. Она была моложе, чем ему показалось сначала, но он никак не мог понять, к какому она принадлежит роду и что из себя представляет. На ее одежде не было ни одного отличительного знака, волосы были убраны назад, и он не мог разглядеть, связаны они в хвост или сплетены в косу. И еще она молчала.
Ложка скрябнула о дно миски, демон обессилено уронил руки, на лбу выступила испарина. Прикосновение к щеке было мягким, но сильным, а кожа на ладони варварки — шершавой. Демон неприязненно дернул головой и услышал тихий смех.
— Что с тобой случилось?
Гворт, завернутый в одеяло и изрядно оживший после всех злоключений, досадливо прекратил вертеть ржавый гвоздь в бесполезных попытках согнуть его. Это были первые слова, которые он от нее услышал. Голос был высокий, сипловатый, и возможно, красивый, но все портили резкие интонации да варварское гортанное хэканье. Демон долго смотрел на дикарку, не проявлявшую ни любопытства, ни нетерпения. Он знал эту черту варваров, эту непробиваемую невозмутимость и каменное спокойствие детей природы, знающих, что они ничего не значат для бега веков. Гворт пожал плечами и ничего не ответил.
— Так ты демон или нет?
— Нет.
— Человек?
— Нет.
— Полукровка?
Гворт промолчал, досадуя, что вообще решил заговорить.
— От союза демона и женщины рождаются очень разные дети. — Не смущаясь, продолжала варварка, водя точильным камнем по лезвию дрянного ножа. — Их всегда видно. Красные глаза, рост высокий. Иногда чешуя в виде узора на теле. Волосы… Но таких, как ты, не бывает.
Демон снова ничего не ответил, Рут это не смутило.
— Сами демоны не любят полукровок, убивают их, если могут, как дурную кровь, порчу породы. Это демоны тебя так?
Он снова не ответил. Рут продолжила острить нож, с тоской вспоминая оставшийся в Кастервиле, закаленный кровью, травами и заклинаниями сестры. О своем пленнике она знала уже довольно много. Он не ест падаль, как большинство демонов, но очень любит жизнь, иначе не стал бы жрать то, что ему притаскивал балаганщик. Трусом он не выглядел, значит, ему надо было во что бы то ни стало выжить, может ради мести. Будь на его месте варвар, Тринидад бы не задумалась, у дикарей были свои понятия о чести и времени, но остальные их не слишком разделяли.
— Ты мне должен. — Напомнила Рут. — Я хотела тебя продать. А теперь кому ты нужен такой?
— Что же не бросила? — Наконец-то разлепил губы демон.
— Ты можешь превратиться снова? Будь спокоен, я умею ценить то, что мне принадлежит и не продам тебя тому, кто не умеет. Здоровый демон стоит дороже подыхающего.
Гворт промолчал, продолжая терзать гвоздь.
— Человек бы умер от таких ран. — Гнула свое варварка. — Демон нет. Это твой… второй тебя поддерживает? Он сильней?
— Нет у меня никакого второго. — Огрызнулся демон. — Я один.
— Так ты можешь перекинуться?
Демон ухмыльнулся, медленно поднялся, держась за стену, скинул одеяло, по его телу пошла волна, он выгнулся, раздался хруст, и вот уже перед Рут стоял знакомый красно-синий чешуйчатый гворт, оскалившись и размахивая длинным хвостом. Варварка тоже встала, не проявляя ни страха, ни нетерпения, плавно вытащила нож, и они закружили друг против друга. Демон переступил с ноги на ногу, щелкнул зубами, и вдруг застыл, повел лопатками, закинул руку за спину.