- Ну что, мелкий, ты готов? – шепчет Вадим, наклоняясь прямо к его уху. – Будем танцевать? Что ты там выбрал?
Глеб пожал плечами и, не глядя на брата, протянул ему “Стену”.
- Снова “Стена”? Под нее не особо-то и потанцуешь… Впрочем, давай попробуем. Включай.
Глеб опускает иглу на “Comfortably Numb” будто нарочно и поднимает лицо на Вадима, затем допивает свой портвейновый чай и опускает ладони на плечи брату.
- Ну да, - кривит губы старший, - под такую музыку только так и получится танцевать. Ну что ж, воля именинника - закон! – и его теплые сильные ладони ложатся Глебу на талию.
Глеб едва ли осознает происходящее, ощущает лишь тяжелое тепло, разливающееся внизу живота и ищущее освобождения. Он еще не понимает, как получить это освобождение, и откуда вообще взялось это тепло, ему лишь хочется теснее прижаться к брату и танцевать с ним под эту волшебную музыку. Вадим что-то болтает про группу, а Глеб растекается мутным полупьяным пятном в его сильных руках, нимало не заботясь о том, чтобы Вадим ненароком не обнаружил его нелепого детского возбуждения.
- Ты будешь скучать? – лопочет теряющий контроль Глеб.
- Ты чего, мелкий? – Вадим хватает его пальцами за подбородок и внимательно всматривается в пьяные глаза. – Может, тебе угля дать? Ох, не поздоровится мне завтра, если мама что-то заметит.
Вадим выключает проигрыватель и направляется на кухню за аптечкой, а Глеб плетется за ним, цепляясь за его ладонь.
- Не надо, Вадик, я хорошо себя чувствую.
- Когда будет плохо, поздно будет. Глотай давай. Сразу десять таблеток. И спать.
- А ты? – хнычет Глеб, подвигая к себе черную кучку из таблеток.
- По телеку сейчас “Всадника без головы” показывать будут. Хочу посмотреть.
- И я с тобой! Я еще его не видел, – восторженно кричит Глеб.
- Не раньше, чем допьешь вот это, - и палец Вадима стучит по столу рядом с таблетками.
Через пять минут оба уже сидели в гостиной на диване, и Вадим с важным видом пересказывал Глебу краткое содержание своего любимого фильма. Глеб плохо соображал и совсем не улавливал нить сюжета, лишь снова растекался теплой лужицей, когда ладонь Вадима ложилась ему на глаза – брат предусмотрительно берег младшего от самых страшных, по его мнению, сцен. Когда Глеб в третий раз почувствовал, как пальцы Вадима коснулись его век, он накрыл их своей ладошкой, ощутив, как тяжесть внизу живота стала практически невыносимой. Глеб еще не знал, как от нее освободиться, и слегка заерзал, боясь трогать себя там в присутствии старшего брата, лишь гладил его ладонь и облизывал пересохшие губы. Вадим убрал руку. На экране целовались мустангер и Луиза, и Глеб вцепился в плечо брата, ощущая странное желание потереться пахом о его бедро и… коснуться губами его теплой щеки, а потом скользнуть к тем четко очерченным пухлым губам… Глеб тряхнул головой. Это фильм так на него подействовал? Или “Стена”? Или созерцание обнаженного старшего с полотенцем между ног? Глеб приподнялся и отвернулся от экрана.
- Глебка, ты чего? – Вадим обнял его за плечи, Глеб дернулся, шумно выдохнул и кончил – впервые в жизни.
Он ощутил мокрое тепло, разливающееся в штанах, испуганно посмотрел на брата и соскочил с дивана.
- Мне нужно в туалет, - буркнул он и скрылся в темноте коридора.
Опьянение выветрилось из его головы в один миг. Он застирал трусы, надел новые, а эти спрятал между изгибами батареи в своей комнате, и лег, завернувшись в одеяло. Минут через пятнадцать вошел Вадим.
- Тебе плохо?
- Нет, - зло прошептал Глеб. – Просто хочу спать.
- Фильм не понравился?
- Отвали! Я просто хочу спать! – прокричал Глеб и отвернулся к стене, молясь, чтобы Вадим не заметил его скомканные мокрые трусы и не спросил, зачем Глеб их стирал.
Вадим пожал плечами и закрыл дверь, оставшись ночевать в гостиной.
В следующие три недели перед отъездом старшего в Свердловск братья едва ли обменялись несколькими фразами, встречаясь лишь за завтраком и ужином. Вадим часто возвращался уже за полночь, и Глебу казалось, что он слышит под окнами звуки томных поцелуев, прежде чем хлопала входная дверь и в квартиру вваливался сияющий брат. Вадим пару раз пытался заговорить с Глебом о его стихах, но тот лишь ершился и прятал тетрадь поглубже под подушку.
- Ну чего ты дикобразишься? – смеялся брат. – У тебя же прекрасные стихи. На что ты обиделся? Я же вижу, щеришься уже какой день на меня…
Но Глеб лишь мотал головой, залезал на подоконник и прятал лицо за очередной книгой.
Вадим уезжал в Свердловск рано утром 30го августа – надо было успеть заселиться в общежитие, взять в библиотеке учебники, подготовить тетради… Автобус отправлялся ровно в семь. Глеб проснулся около пяти – вместе со всеми, но с кровати не встал, только отчаянно прислушивался к тому, как Вадим одевается, собирает сумку, идет умываться, а потом завтракать… В комнату заглянула мама:
- Не пойдешь Вадика провожать? Надолго ведь уезжает. До декабря, а то и до января…
Глеб замер, сердце его в ужасе забилось о грудную клетку, словно Мальчиш Кибальчиш в цепях буржуинов. Но он лишь картинно зевнул и помотал головой:
- Спать хочу.
- Придешь и поспишь, - продолжала настаивать мама.
Но Глеб молчал. Вадим допил чай, вернулся в комнату за сумкой и наклонился над братом:
- Пока, Глебсон. Месяца четыре еще не увидимся. Стихи не забрасывай только, маленький мой талантище, - и губы Вадима едва ощутимо коснулись розового со сна виска Глеба, где билась тонкая голубая жилка.
Глеб похолодел, развернулся в бессознательном желании уткнуться губами в губы брата, но Вадим уже стоял в коридоре и обувался. Глеб снова отвернулся к стене и удивился, почувствовав мокрые дорожки на щеках. Он плакал? Подумаешь, всего лишь старший брат уезжает в областной центр, освобождая для него целую комнату. Теперь он сможет вешать на стены какие хочет фотографии! Он сможет не прятать тетрадь со стихами и… Вадим уезжает! – застучало в Глебовых висках. Он подскочил, мигом натянул на себя домашние штаны и футболку и выбежал из квартиры прямо босиком, даже не заперев за собой дверь. Вадим уезжает! Он не увидит его несколько месяцев! Босым ступням было холодно и больно, но Глеб не чувствовал ничего, кроме жгучего желания увидеть Вадима еще хоть на секунду перед отъездом автобуса.
Уже подбегая к остановке, видя подошедший автобус, толпившийся возле дверей народ и среди них Вадика рядом с ссутулившейся матерью, Глеб вдруг заорал во весь голос:
- Ваааааадиииииик!!!!
Вадим вздрогнул, обернулся и отошел от толпы, опустив сумку на асфальт. Глеб, не заботясь о каких-то там церемониях, не думая уже ни о чем, кроме того, что брата он не увидит долгие месяцы, с разбегу взлетел к нему на руки, обвился вокруг него, сплетая ноги на его спине, обхватывая шею руками и тычась смелыми губами в его пахнущий крепким чаем и сладкими мамиными сырниками рот.
- Вадик… - прошептал Глеб в губы брата, смыкая пальцы на его затылке.
И Вадим, едва ли осознавая суть происходящего, прижал к себе младшего, зарылся лицом в его спутанные кудри и горячо зашептал ему на ухо:
- Ну что ты, мелкий, я же не навсегда уезжаю, я же скоро приеду… ну… - и он хлопал ладонью по спине Глеба, а Глеб глотал слезы, находил его рот и снова тыкался в него сухими обветренными губами. И Вадим не понимал, чего от него хотят, и лишь хлопал брата по спине, не чувствуя, как в штанах Глеба снова разлилось влажное тепло. Младший тут же смутился, соскользнул вниз, вытирая шмыгающий нос о джинсовую куртку брата, и опустил голову.
Вадим звонко чмокнул его в макушку, а через пять минут уже махал ему через пыльное стекло автобуса. Глеб усмехнулся, развернулся на пятках и поковылял домой. Он только сейчас заметил, что ступни его разбиты в кровь.
========== Глава 4. Пинкертон ==========
Юный полицейский
Составляет акт,
Как твоею кровью
Я запачкал фрак
- Самойлов Глеб Рудольфович?
- А то вы не в курсе!
- Так и записать в протокол?
- А закурить я могу?
Перед ним на столе возникла стеклянная пепельница.
- 1970 года рождения?
- Да вы и сами все знаете не хуже меня.
- Рекомендую все же начать отвечать на вопросы, иначе подпиской о невыезде дело может не закончиться.
- Что?! Какая еще подписка о невыезде? Давно ли у нас к свидетелям такое отношение?
- А вы по делу не как свидетель проходите, а как подозреваемый.
Глеб поперхнулся дымом и закашлялся.
- Как кто? Подозреваемый, собственно, в чем?!
- В убийстве вашего брата – Самойлова Вадима Рудольфовича.
- Какое нахрен убийство! – Глеб вскочил и затряс кулаком в воздухе. – Труп сперва покажите, а потом обвиняйте! Он же сам сообщение записал на видео о том, что уходит. Да мало ли где он может сейчас находиться! Может, в Антарктиде, он давно о ней мечтал!
- Так, а вот с этого места поподробнее. Значит, вы уверяли нас, что с братом не общаетесь уже девять лет, однако знаете про его мечты и планы…
- Господи! – в отчаянии воскликнул Глеб. – Ну десять лет назад мечтал, это что-то меняет?!
На стол перед ним легло мутное расплывчатое фото Вадима. Длинный ноготь следователя постучал по уголку изображения:
- А это что?
- Что? – прищурился Глеб не в состоянии ничего разглядеть.
- Это стоп-кадр с того видео. Видите пистолет?
На столе рядом с Вадимом и вправду темнело какое-то бесформенное пятно, но Глеб не мог определить, что именно это было.
- А кто вообще накатал на меня заявление? – Глеб снял очки и поправил шляпу, подслеповато щурясь. - Его жена?
- Вадим Рудольфович в разводе. Заявление на розыск подала его дочь Яна.
- В разводе? А откуда мне было бы это знать? Я вообще и об исчезновении-то его узнал совершенно случайно. Меня никто о подобных вещах не оповещает с некоторых пор! Я же ему никто, как вы понимаете! – и губы Глеба искривились в горькой усмешке.
- Наслышан, - понимающе кивнул следователь. – Именно поэтому подозрение в первую очередь пало именно на вас. Вы ведь единственный из его родни, кому он не оставил послания. Вас это не удивляет?
- Так мы же с ним давно не общаемся, - Глеб лениво откинулся на спинку стула, оседлывая своего любимого конька, выхватил из пачки сигарету и принялся напряженно жестикулировать. – С чего бы ему записывать мне какое-то там послание?
- Ну хотя бы с того, что вы, как-никак, его единственный родной брат. И какие бы там у вас с ним не были взаимоотношения, на том видео Вадим Рудольфович озвучил вполне явное намерение исчезнуть навсегда – получается, что так и не поговорив с вами. Вам не кажется это странным?
- Нет, - помотал головой Глеб, закуривая. – Наше с ним родство существует только в крови да в паспорте. А по сути и по жизни он мне давно уже никто. Да и всегда был никем.
- Мда? – удивленно вскинул брови следователь. – А мне так не казалось. Впрочем, вам виднее. Так вот, продолжим. Вы уже несколько лет находитесь с потерпевшим в судебных разбирательствах, при этом проиграли все суды, но продолжаете подавать апелляции. Вы утверждаете, что брат был должен вам большую сумму денег…
- Он уже выплатил мне долг как раз перед своим отъездом.
- Что также не может не насторожить следствие. Вы получили деньги, получили все права на группу, за наследие которой бились с братом несколько лет, а сам брат куда-то таинственно исчезает, записав перед этим три невнятных видео, на которых прямо перед ним на столе лежит пистолет. Не кажется ли вам все это слишком странным совпадением?
- Ну и как, полагаете вы, я все это провернул? Пришел к брату, угрожая пистолетом, выудил из него деньги и права на группу, заставил записать ложные видео, а затем пристрелил? А с Юлей я его тогда зачем разводиться заставлял? Ведь если я намеревался убить его, для чего был нужен этот развод?
- Развестись с женой он мог и сам до всей этой истории. А этот развод прекрасно ложился в вашу концепцию ухода брата, вот вы его и решили так гармонично вписать в общую канву…
- Складно излагаете… А чего от меня-то хотите? – Глеб швырнул недокуренную сигарету в пепельницу.
- Прямо сейчас в вашей квартире проходит обыск, - Глеб возмущенно приподнялся, но следователь жестом приказал ему сесть, и тот уныло повиновался. – Если доказательства вашей причастности к исчезновению Вадима Рудольфовича не будут найдены, мы будем вынуждены отпустить вас под подписку о невыезде.
- Вы хотите лишить меня единственного средства к существованию – гастролей? -растерянно пролепетал Глеб.
- Глеб Рудольфович, пока ваш брат или его тело не будут найдены, вы не сможете покинуть пределов столицы.
- Атлищна! – выплюнул Глеб, пинком открывая дверь кабинета следователя. – Да здравствует наш суд, самый гуманоидный суд в мире!
Глеб кубарем скатился с третьего этажа Петровки, зацепился гриндерами за край предпоследней ступеньки и едва не навернулся в лужу у самого входа. Ларионова вовремя поймала его за локоть и подвела к автомобилю.
- Ну что?
- Поздравь меня, любимая, меня отправляют по этапу за убийство брата! Скока я зарезал, скока перерезал, сколько Вадов загубил… - завыл Глеб, плюхаясь на переднее пассажирское сиденье. – Отпустили под подписку о невыезде. Надо Снейку звонить и все концерты в провинции отменять. Теперь только столица, только хардкор! Пока тело его не найдут.
- Тело? – напряглась Ларионова.
- Ну не все же мне изучать биографию Даммера, пора и последователем его становиться, повторять подвиги его славные, - задумчиво пробурчал Глеб. – А ну-ка вези меня к Юльке. Разговор у меня к ней есть.
Увидев на пороге мрачного небритого Глеба, Юля хотела уже было захлопнуть дверь прямо перед его носом, но тот грубо надавил плечом, и его хрупкое тело в гриндерах ввалилось в прихожую, отталкивая ошеломленную Юлю в сторону.
- Я хочу посмотреть те видео, что он записал для вас троих, - произнес он, растерянно озираясь.
Квартира пахла братом, и Глеб непроизвольно съежился, пряча голову в плечи, словно вот-вот из кухни покажется Вадим, окинет его снисходительным взглядом, и не нужно будет разбираться в этом странном деле, пытаться оправдаться перед следствием и самим собой… Он выплюнет ему в лицо пару ядовитых фраз и уйдет, гордо подняв голову, и будет знать, что Вадим жив. И пусть он поет все эти чертовы песни, пусть хоть “Порвали мечту” исковеркает… Глеб с ужасом зацепился за эту мысль и принялся судорожно тереть нос рукавом. В памяти вспыхнуло больное бледное лицо Вадима, когда он, наконец, устало кивнул на все доводы Глеба, соглашаясь записать эту песню. Но в глазах его Глеб прочел лишь унылую обреченность и нежелание и дальше спорить и что-то доказывать. Молчаливое смирение, братскую уступку. Отчего все нутро Глеба свернулось в плотный клубок ненависти: Вадим никогда не понимал и даже не пытался понять его. Уступки были его максимумом. Уступки капризам младшего, его очередной блажи… Когда-нибудь все это кончится?!
Юля помотала головой.
- Эти видео записаны не для чужих ушей и глаз.
- То есть следователям с Петровки их предъявлять можно? А родному брату – нет?
- За действия Яны я ответственности не несу.
- Да ты хоть понимаешь, что меня посадить могут после этого ее заявления? Я у них первый и пока единственный подозреваемый!
Юля нахмурилась. О возбуждении уголовного дела против Глеба она не знала.
- У них по всему выходит, что я главный выгодополучатель от исчезновения Вадика, - растерянно пробормотал Глеб. – Как ни крути, а я со всех сторон в шоколаде после этого его поступка. Не мог же он… - Глеба вдруг осенило, и он схватил Юлю за плечи и принялся легонько трясти. – Покажи мне это видео! Пожалуйста! У него было разрешение на оружие?
Юля пожала плечами и медленно пошагала в бывший кабинет Вадима, там молча включила ноутбук и указала Глебу на кресло у стола. Тот внимательно просмотрел видео, потом еще и еще раз, в самом конце поставил его на паузу и принялся изучать стоп-кадр.